Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмен - Ларссон Бьёрн

31

Дни всё больше сливаются, один похож на другой. Я просыпаюсь встаю, завтракаю, пишу, вспоминаю и пишу, обедаю, опять сплю и вижу сны. Просыпаюсь, пишу, потягиваюсь, перебрасываюсь несколькими словами, если вдруг кто-то находится поблизости, что кажется бывает не слишком часто; пишу, ужинаю. Падает тьма, я вглядываюсь в темноту, ничего не вижу, слышу какие-то звуки, и вновь наплывают воспоминания, в моём воображении возникает лицо, и я не знаю, встречалось ли оно мне в жизни; интонации чьего-то голоса, и я не знаю, чьего; запахи близкого берега на рассвете, какого? Тесак, мой тесак, рассекающий чью-то грудь; слышу крик раненого, пират без имени; во всяком случае, это не я — пират, захлёбывающийся в собственной блевотине от безмерного количества выпитого рома, с карманами, набитыми золотом. А вот другой пират, который брыкается, когда петля затягивается на его шее, — это я, собственной персоной. Ну нет, такого не может быть в моих воспоминаниях, я ведь ещё живу, как это ни удивительно. Это лишь жуткий плод моего воображения. Я продолжаю вглядываться в темноту, зову кого-нибудь, желая разогнать тишину и забыть страх и свои воспоминания, но редко кто бывает в пределах слышимости, чтобы отозваться на мой зов. Я проклинаю себя за то, что освободил своих туземцев, хотя они, собственно, и не мои. Ведь даже один раб может заполнить тишину. А время идёт, я засыпаю, и мне снится, что я не сплю, что настаёт новый день, но может, это занимается вчерашний день или позавчерашний — откуда мне знать.

Впервые за долгое, как мне показалось, время пришёл Джек. Узрев мою радость, он удивился. Но я действительно рад его видеть. Мне необходимо убедиться, что в этой жизни, кроме моей особы, есть ещё кто-то, а не только эхо, звучащее внутри меня.

— Где тебя черти носили так долго? — спросил я его.

Он посмотрел непонимающе.

— Где черти носили, — объяснил я, — значит: где ты был?

— Ясно, — сказал Джек, — я был здесь.

— Здесь? — обеспокоенно повторил я.

— Да, а где же мне ещё быть?

— Я ведь звал… — начал было я, но прервал себя на полуслове. Может, я просто придумал, что звал Джека или кого-нибудь ещё? Может быть, это было во сне?

— Иногда я ухожу, чтобы добыть еду и съестные припасы, — сказал Джек.

Действительно, подумал я, человеку надо есть, чтобы выжить, в здравом он уме или нет. Возможно, я кричал как раз, когда Джек уходил пополнять наши запасы или раздобывать свеженины. До меня вдруг дошло: вопросами снабжения он занимается самостоятельно, даже не спрашивая меня, что нам нужно и как мы будем платить. Он прислуживает мне из уважения к Джону Сильверу, благоразумно ли это и правильно ли?

— Надеюсь, тебе кто-нибудь помогает, — сказал я. — Я бы сам с удовольствием помог, но ты же видишь, как обстоят дела. Такому инвалиду, как я, нелегко бегать по зарослям и ловить кабанчиков.

Конечно, это была ложь. Насколько я помнил, моя единственная нога никогда не мешала мне делать то, что требовалось. И всё же мои слова звучали правдиво.

— Знаю, — отозвался Джек.

— Что знаешь?

— Ты стареешь, как и все.

— Старею и слабею умом. Уже мало к чему пригоден, да?

— Да, — ответил Джек, чистая душа.

— Почему же всё-таки ты остаёшься здесь? — спросил я. — Ты свободен и можешь идти, куда хочешь. Почему ты не возвращаешься в своё племя, как другие? Ты мне ничего не должен, я выкупил тебе свободу не для того, чтобы ты обслуживал меня.

— Я знаю.

— Тогда почему?

— Моё племя справится со своими делами и без меня.

— Что ты этим хочешь сказать, тысяча чертей? А я что, не могу справиться сам с собственными делами, — я, всю жизнь только этим и занимающийся? Я, чёрт меня возьми, могу ещё прыгать на своей единственной ноге.

— Дело не в ноге, — ответил Джек. — Дело в голове.

Он указал на мои бумаги.

— Чем тебе помешала моя писанина?

— Я жду.

— Чего, позволь спросить?

— Когда вы закончите.

— Ты пришёл сюда, чтобы сказать мне именно это? Что я выжил из ума, раз я сижу здесь и пишу? Что мне лучше заняться чем-то другим? Разве я у тебя спрашивал совета? Если это всё, что ты хотел сказать, можешь убираться к чертям собачьим, не будь я Сильвером.

— Нет, — спокойно возразил Джек, — я пришёл за другим делом. В бухту заходит корабль.

— Корабль? — переспросил я, сразу позабыв обо всём остальном.

— Да, — сказал Джек. — Дадим им урок на всю жизнь? Разве не этого ты всегда хотел? Они бросят якорь на расстоянии выстрела, — добавил он.

Я схватил подзорную трубу и не без труда вышел из дома. Нет, я уже не был так ловок и лёгок в движении. Моя единственная нога начала уставать, работая за двоих уже в течение трёх четвертей моей жизни. Тут ничего не попишешь.

Я поднёс к глазам подзорную трубу, и первое, что увидел, — вяло развевавшийся на слабом ветре британский военно-морской флаг. Но к югу от экватора подобный морской флаг мог реять и над торговым судном. Они вбили себе в голову, что пиратов и других разбойников ничего не стоит провести — это нас-то, лучше всех разбирающихся в кораблях и сразу распознающих их!

Я насчитал двенадцать орудийных портов по правому борту, и все они были закрыты. На палубе я увидел несколько обычных моряков, но ни намёка на красные мундиры. Значит, это был не военный корабль, не карательная экспедиция, а лишь некое нарушение хода времени, достаточно серьёзное, но не более того. И вдруг меня охватило жгучее желание поговорить с кем-нибудь, услышать голос человека, прибывшего с другого конца света, может быть, даже узнать какие-нибудь новости. Никто, вдруг подумал я, никто, кроме Джека и людей на острове, не знает ведь о моём существовании.

— Всего лишь торговое судно, — сказал я Джеку. — Беспокоиться нечего.

Я вновь направил трубу на корабль. Там уже спустили лодки на воду и начали проводить судно на якорную стоянку — прямо под нашими пушками, не зная, конечно, об этом. Со стороны моря мой форт сливался со скалой, на которой его соорудили. Джек был прав. Мы могли бы сразу потопить парусник, если бы захотели. «Англичанин» стал на якорь, повернув судно кормой к нам, так что я смог прочитать название: «Очарование Бристоля». Как можно давать судну такое имя? — подумал я. Бристоль, насколько я помню, вряд ли может кого-либо очаровать.

— Подождём с пушками, — сказал я Джеку. — Быть может, корабль пришёл с новостями.

— С новостями? — переспросил Джек.

— Он прибыл из Бристоля. Это мои родные места, если они вообще у меня когда-то были.

Из Бристоля, размышлял я. Оттуда, где Трелони, Ливси, Хокинс и Ганн купались в сокровищах Флинта, катались на четвёрке лошадей и пудрили парики — единственная забота, которую они имели в жизни. С приходом этого судна у меня появилась возможность узнать, что обо мне говорят. Сдержал ли Трелони обещание не привлекать меня к суду? Удалось ли ему укоротить свой длинный язык? Скорее всего нет, и что из этого следует? Они меня ненавидят и боятся, конечно, и это естественно, но что вдобавок? Считают ли они, что я до сих пор жив? Есть ли такие, кто только и мечтает о карательной экспедиции, снаряжённой в мою честь? Или было сделано всё возможное, чтобы обо мне забыли, как будто меня никогда и на свете не было? Да, мне вдруг захотелось всё это выведать.

— Я намерен пригласить капитана на обед, — сказал я Джеку. — Сможешь устроить?

Джек кивнул, но без большого восторга.

— Нам, наверно, удастся купить у них кой-какого товара, — сказал я, словно пытаясь оправдаться.

Будто я нуждался в товаре на то короткое время, которое отпущено мне по сию сторону могилы! При том, каким я стал, и что у меня за вид!

Вид, вдруг подумал я. Мне нужно зеркало. Посмотреть на себя! Чтобы я мог сказать самому себе, без сомнений и колебаний, что это Джон Сильвер, вот так он выглядит, таким он стал, и к чёрту все воспоминания, которые говорят о другом!