Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмен - Ларссон Бьёрн

5

Проснувшись сегодня на рассвете, я не мог отвести взгляда от рук, даже забыл, для чего они вообще существуют. Руки у меня всегда были чистые, мягкие и нежные, как женские ляжки. Я имею в виду внутреннюю сторону ляжек, ту, что ближе к лону.

Ещё в порту Глазго, в гринокском кабаке, куда я попал, сломя голову бежав из школы, я стал немного разбираться в устройстве мира, например, познал такую простую истину, что моряка можно определить по рукам.

До Глазго я добрался с твёрдым намерением податься в матросы. На море я буду недосягаем для сухопутных крыс, думал я… Я был уверен в этом. Там навряд ли кого волнуют заповеди. Там нет свирепых директоров школ и отчимов, которые, чуть что, хватаются за плётку. Там кипит жизнь, и ты объедешь весь земной шар, побываешь в местах, где тебя никто не знает… В любом случае там куда лучше, чем здесь, на суше. Так рассуждал про себя я. Ведь что мне было известно про корабельную жизнь и вообще про белый свет? Ровным счётом ничего.

Однако ж я не собирался наниматься на первое попавшееся судно. Я достаточно потёрся среди матросни и портовых грузчиков в Бристоле и намотал себе на ус, что бывают капитаны, которые ненавидят матросов, а бывают такие, которые ненавидят всех людей, и вот этих человеконенавистников надо бояться пуще чумы. Зато капитаны, которые ненавидят матросов, совершенно в порядке вещей, потому что матросы не менее сильно ненавидят капитанов. Это для них дело чести, их долг.

Не успел я переступить порог вышеупомянутого кабака, как услышал сиплый голос, который достал меня, словно удар под дых.

— Садись сюда, парень, не бойся. Я, вишь ли, немного зажился на этом свете и сейчас хотел бы пропустить пивка. Сам понимаешь, за чужой счёт. В долг, как ты догадываешься, мне не дают, я у них не на самом хорошем счёту.

Я не сразу приспособился к тусклому освещению и разглядел изборождённое морщинами, загорелое до бронзы лицо и пару сутулых, пусть даже широких, плеч. Огромные растопыренные руки — таких ручищ я ещё в жизни не видал — были покрыты шрамами и словно говорили: да… вот такие пироги… вот каким я был и каким стал, и тут ничего не поделаешь. Глаза же среди извилистых морщин смотрели вполне доброжелательно.

— Компания тоже не помешает, — прибавил старикан, — то бишь хорошо пойдёт к пиву.

Бояться мне нечего, рассудил я. С моими пятнадцатью годами и соответствующим телосложением я, в случае необходимости, справлюсь с немощным стариком. Как уже упоминалось, я не трус. Директор Натсфорд был первым и последним человеком, от которого у меня задрожали коленки, — конечно, не считая некоторых женщин. Помимо всего прочего, сказал я себе, мне необходимо поболтать с кем-нибудь, кто знает всю подноготную мореходного дела в Глазго.

— И как тебя кличут? — осведомился старик, стоило мне усесться и, сняв со спины ранец, положить его рядом на скамью.

— Джон, Джон Сильвер, — отвечал я, честно и не стыдясь своего имени.

— Сильвер, — неторопливо повторил старикан, смакуя каждый звук, словно табачную жвачку. — Нет, про Сильверов я не слыхал. Откуда будешь родом?

— Из Бристоля.

— А папаша твой чем занимается на этом свете?

— Насколько мне известно, на этом свете он не занимается ничем. Если он чем-либо и занимается, то скорее на том свете. Он утонул в море, и правильно сделал.

— Правильно сделал? — переспросил старик. — Почему?

— Не знаю. Просто так оно лучше, вот и всё… Мы были друг другу ни к чему, — добавил я в виде пояснения.

— Ладно, Джон, не буду лезть не в своё дело. Тебе лучше знать. Но кружкой пива ты меня в любом случае угостишь, а?

— Вильям Сквайр! — не дожидаясь ответа, на весь кабак заорал он. — Два пива страдающим от жажды морякам!

Отдёрнулась занавесь, и из-за неё показалась хитроватая мордочка с тонкими губами.

— Пиво у нас не дармовое, — сказал кабатчик.

— Без тебя знаю, скупердяй. Мог бы запомнить, что я никогда не клянчу. Но сегодня мы с другом при наличности.

Хозяин заведения выпучил на меня глаза, однако круто повернулся и исчез в задней части таверны.

— Я прав? — понизив голос, уточнил старик.

— В чём?

— Что у нас хватит наличности на пару кружек?

Ещё бы, хватит и останется, подумал я. У меня было с собой одиннадцать фунтов десять шиллингов, которые мне вручила мать, когда я без ведома отчима уезжал в Шотландию. «Это тебе наследство от родного отца», — сказала она, но велела помалкивать о том, что дала мне деньги, и вообще об их существовании. «Честно сказать, у твоего отца не было ни гроша», — пояснила она. Я только позднее разобрался, что бывают деньги, которых не существует, и что нет на свете лучшей добычи, чем такие, как бы невидимые, деньги. Бьюсь об заклад, мои были добыты контрабандой и другими сомнительными делишками на острове Ланди. Тогда, в Глазго, я понятия об этом не имел, однако воспринял материнские слова буквально. Деньги следовало убрать с глаз долой, и я зашил десять фунтов в подкладку штанов, а остальные — мелочью — рассовал по карманам.

— Да, — отвечал я, — на пару кружек у меня есть, но не более. Почему я и пришёл сюда. Хочу наняться в матросы.

— Ты? — переспросил он, не веря собственным ушам. — С такой экипировкой? Если меня не обманывает зрение… а я вроде бы не кривой и не косой… на тебе школьная форма. Зачем тебе сдалось море? Ты разве не слышал, что тот, кто выходит в море для забавы, мог бы с таким же успехом искать развлечений в аду?

— Я не собираюсь в море для забавы, — возразил я.

— Ну да? Уже хорошо. Иначе я, пожалуй, решил бы, что ты спятил, хотя на сумасшедшего ты не смахиваешь. Тогда чего тебе идти в матросы? Наверняка не ради денег, а?

Он хитро взглянул на меня. Не поверил, будто в моём распоряжении всего-то и есть, что на две кружки?

— Ради тех денег, которых у меня нет, — уклончиво отвечал я.

Расхохотавшись, старик стукнул кулачищем по столу.

— Прекрасный ответ! — сказал он. — Ответ, достойный дипломата. Ты явно преуспеешь в жизни.

Тем временем вернулся содержатель кабака и, разбрызгивая пену, поставил перед нами две кружки пива.

— Тебе повезло, — буркнул он моему соседу по столу. — Нашёл, кого обобрать.

— Но-но! — произнёс старик, и теперь чувствовалось, что с ним шутки плохи. — Советую быть поосторожнее, Сквайр. Я, конечно, стар и слаб, но посмотри-ка на мои руки!

Кабатчик нехотя опустил взгляд на огромные руки старика, и вдруг — я и опомниться не успел, настолько быстро всё произошло, — тот одной рукой ухватил хозяина за горло и стиснул его. Одной рукой! Презрительная наглость кабатчика мгновенно сменилась страхом.

— Я мог бы свернуть тебе шею, — бесстрастно проговорил старик, — мне это не труднее, чем раздавить муху. К счастью, я человек миролюбивый. В моём возрасте хочется пожить спокойно, но не любой ценой. Запиши это в своей тупой башке. Пока капитан Барлоу жив, с ним следует разговаривать почтительно.

Во время этой тирады он понемногу отпускал кабатчикову шею.

— Вот видишь, Джон, — обратился ко мне старик, назвавшийся капитаном Барлоу. — В отличие от тебя, я не дипломат. Я всегда рублю сплеча. Разве я хотел обобрать тебя? Я же сразу выложил, что и как, правда?

Я кивнул. Содержатель кабака, держась за шею, прокашлялся.

— По-моему, надо поднять настроение нашему дорогому кабатчику, — сказал капитан Барлоу. — Коль скоро ты у нас казначей, Джон Сильвер, будь добр, отблагодари мистера Сквайра, который подал нам пиво, за его предупредительность и любезность.

Разинув рот от изумления, я выудил из кармана на стол несколько шиллингов, однако капитан Барлоу откинул одну монету назад.

— Тут можно обойтись без чаевых. Верно, Сквайр?

Хозяин кабака кивнул и, заграбастав причитавшиеся ему деньги, был таков.

— Платить надо обязательно, — сказал капитан Барлоу. — Но не переплачивать.

Я слушал и мотал на ус. Учеником я, помнится, всегда был способным. У меня ничего не влетало в одно ухо, чтобы вылететь в другое. По-моему, все сколько-нибудь полезные сведения застревали посерёдке. Капитан Барлоу, например, научил меня тому, что не следует считать человека никчёмным, пока он не докажет этого. А я-то со своими пятнадцатью годами рассчитывал в случае необходимости взгреть его!