Пираты Карибского моря. Проклятие капитана - Папоров Юрий Николаевич (читаем книги онлайн txt) 📗
Команда самоотверженно сражалась с непогодой более шести часов. После шторма де ла Крус распорядился приготовить второй завтрак: похлебка из черепашьего мяса, пудинг и бокал рома.
На берег острова Гаити, которым управляли, вечно враждуя между собой, два губернатора: испанский и французский, сошли капитан «Каталины», ставшей на якорь в заливе, Девото, Добрая Душа, Бартоло и еще пятеро наиболее бывалых матросов. Тетю остался за старшего на корабле. Медико не выказал желания покидать лазарет.
Вся компания сняла номера в лучшей гостинице порта и принялась расспрашивать о Бобе матросов. Де ла Крус пребывал в подавленном настроении — он не мог забыть поражения, которое потерпел от Злого Джона. Душевное состояние его могло бы вмиг измениться, раздобудь он сведения, за которыми прибыл, а вестей о Бобе в первый день получить так и не удалось. Огорчений лишь прибавилось. Все сидели за столом, собираясь поужинать, не было только Девото. Когда он показался в дверях и жестом подозвал де ла Круса, было уже совсем поздно. Педро пришел в изумление, увидев камзол друга в крови.
В своем номере Девото с улыбкой поведал о том, что поспорил с одним французским франтом, который ему не понравился, и тот на дуэли ранил его в левое плечо. Рана длиною со средний палец еще кровоточила. Выслушав и осудив Девото, Педро помог перевязать ему рану и, сказав, что не может забыть Злого Джона, отправился спать без ужина.
Только было Педро наконец сомкнул глаза, как в дверь постучали, она открылась, и в комнату вошел Андрес.
— Педро, есть разговор! Вот ты меня ругаешь…
Они проговорили не менее трех часов;
Наутро оба спустились к завтраку в дурном настроении. Девото капризничал, грубо отвечал де ла Крусу и в конце концов швырнул недокуренную сигару ему в лицо. Оба мгновенно вскочили, схватились за шпаги, выскочили на улицу, сбросили камзолы и начали сражаться. Немедля вокруг собралась толпа. Кое-кто тут же узнал корсара и его верного друга. Шпаги звенели. Де ла Крус отвел лезвие, направленное ему в грудь, и пошел в атаку, вспоров рубаху на левом плече Девото. Из раны брызнула кровь. Однако Девото изловчился и прямым ударом нанес укол в плечо своего противника, из руки которого выпала шпага. Бартоло упал на колени между сражавшимися друзьями и в мольбе сжал руки на груди. Де ла Крус, однако, уже поднял шпагу и левой рукой с размаху ударил Бартоло по лицу. Добрая Душа и его матросы уводили раненого Девото.
Де ла Крус крикнул вслед Девото, что он трус, и тут же услышал слова Бартоло:
— Я честно вам служил, а теперь… Теперь ухожу к сеньору Девото!
Добрая Душа уже бежал к своему капитану. Тот, чувствуя в правой руке боль, перекинул шпагу в левую, и тут на площади появились солдаты.
Корабль был готов к отплытию. С утра привезли на борт свежую воду и горячий хлеб. Капитан, уже в походном камзоле, стоял на мостике, а члены экипажа, еще вчера не знавшие покоя, сегодня без дела слонялись по палубе.
Последнее обстоятельство весьма волновало сеньора Томаса Осуну де Кастро и Лара, барона де Фуэнтемайор гораздо больше, чем задержка отхода корабля в море. Вообще непонятная проволочка устраивала барона, но то, что молодые матросы настойчиво кружили вокруг портшеза его спутницы, выводило его из равновесия.
Финансовый инспектор Осуна, хотя и закончил свои дела в заморских колониях, домой не спешил. Для этого у него была важная причина: он влюбился в Долорес, дочь местного губернатора, и собирался сделать ей предложение.
Обстоятельства сложились так, что губернатор Кано де Вальдеррама, отец девушки, неожиданно скончался и перед смертью вручил судьбу своей единственной дочери сеньору Осуне: девушка осталась сиротой, ее мать умерла несколько лет назад. Осуна возлагал большие надежды на длительную совместную поездку в Испанию, во время которой он надеялся завоевать сердце полюбившейся ему Лолиты — так ласково близкие называли Долорес.
Именно сегодня он собирался признаться ей в любви, но мешали матросы.
— В чем дело, капитан? — нервно спросил Осуна. — Почему мы не уходим в море? — И покосился в сторону матросов, которые тут же обступили оставленную им на полуюте спутницу.
Капитан Дюгард посмотрел на барона, на матросов, окруживших девушку, и все понял. Он улыбнулся, но тут же спрятал улыбку в пышные усы. Ему самому не очень-то по сердцу была задержка. Этот рейс «Ласточки», торгово-пассажирского брига, вооруженного четырнадцатью бортовыми пушками, был последним под командованием капитана Дюгарда. В Марселе он навсегда сойдет на берег и посвятит остаток дней жене и уже взрослым детям. В его капитанской каюте стояли пять доверху набитых вместительных сундуков, а под койкой были спрятаны деньги и драгоценности, которые капитану удалось накопить за последние шесть лет плавания вдали от родных берегов.
— Мы ждем пассажира, сеньор Осуна. И сколько бы «Ласточка» ни стояла на рейде, расходы несет он, — любезно объяснил Дюгард.
«Кто же этот столь богатый пассажир?» — думал королевский инспектор, возвращаясь к своей спутнице.
— Что вам удалось выяснить, сеньор Осуна? — спросила девушка, закрывая книгу, лежащую у нее на коленях.
Стараясь придать своему голосу как можно больше нежности, инспектор ответил:
— Капитан ждет какого-то пассажира. Но, дорогая Лола, почему вы упорно не желаете называть меня Томасом или, еще проще, Томом? Ведь я, милая Лолита, отношусь к вам…
Но девушка перебила барона:
— Ну что ж, я согласна. Вы будете мне дядей, дон Томас. — Девушка принялась обмахиваться ярко-алым с зеленой кружевной отделкой веером. — А что касается Тома, то вы забыли, дон Томас, что времена изменились, и все английское сейчас не в моде. Вы ведь и сами служите французу, ставшему нашим королем.
Сеньор Осуна в свое время был открытым сторонником Англии, но теперь стал не менее пылким приверженцем Франции. Услышав упрек, инспектор насупился и замолчал.
— Так что вам лучше бы, дон Томас, узнать, как ваше имя будет произноситься по-французски, — продолжала Лолита. — Хотите, я узнаю у капитана? Заодно спрошу, кто же этот знатный пассажир, который вынуждает нас с вами ждать.
Она встала, сделала несколько шагов по палубе, и далеко не одна пара глаз жадно следила за каждым ее движением.
Сеньор Осуна кинулся к ней:
— Прошу вас, Лола, ради памяти вашего отца дайте мне слово больше никогда не называть меня доном, — зашептал он. — Зовите меня просто Томасом. Считайте меня вашим покорным слугой!
— Даю слово, Томас! — серьезно сказала девушка. — Пожалуйста, не сердитесь, — и, гордо подняв голову, решительно направилась в каюту капитана.
Пассажир, которого ждала «Ласточка», появился на корабле лишь к полудню следующего дня. Высокий, поджарый, крепкий брюнет, судя по всему, испанец. Богатое платье, украшенное серебряными застежками, говорило о его состоятельности. Длинное страусовое перо украшало широкополую шляпу. Он сдернул с руки кожаную перчатку с внушительными крагами и, сняв шляпу, учтиво поздоровался с капитаном. Тот жестом приказал боцману распорядиться поднять вещи пассажира на борт.
— На первый взгляд он кажется важной персоной, — заметил сеньор Осуна, — но его слуга… посмотрите, Лола, просто пират какой-то.
Атлетического сложения негр лет тридцати, с кольцом в левом ухе, поставил на палубу рядом с другими вещами хозяина миниатюрный кованый сундучок и обтянутый ярко-зеленой кожей ящик с пистолетами. Расшитая и украшенная золотыми пряжками портупея и две боевые шпаги соскользнули с сундучка. Стоявший рядом матрос услужливо поднял оружие, и негр широко и благодарно улыбнулся.
До слуха Осуны донесся разговор двух бомбардиров.
— Узнаешь?
— Еще бы! И того и другого.
— Ты слышал? Их с трудом разняли. Оба уже были ранены.
— Мне до сих пор не ясно, что могло разрушить их дружбу?
— Просто этот слишком жаден. Ему подавай добычу, а де ла Крус честный корсар. Другой причины нет.
— А что этот делал до «Каталины»?
