Пират Её Величества - Курочкин-Креве Николай (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Вы что все как сонной мухой укушенные? — возмутился Хоукинз. И португальцы, перетолковав между собой, вытолкнули темно-бронзового, как араб или цыган, «нового христианина», то есть попросту крещенного еврея:
— Вот, пускай Переш расскажет. Он лучше знает и болтать горазд.
Ну, Переш так Переш. И англичане услышали такую историю без конца:
— Наш король, его величество Себастиан Первый, хочет жениться. И была у него невеста — красавица, роду преславного, веры католической. Блядища, правда, на всю Европу знаменитая сызмала — принцесса Марго Валуа французская. По матери — Медичи, итальяночка, то есть. Да знаете вы ее.
— Королеву Марго? Да уж наслышаны. Но… Погодите, она же как будто уже замужем за Генрихом Наваррским. Притом протестантом. Или не так?
— Да нет, все так. Но числилась она невестой нашего бедного короля чуть не до своей свадьбы. И когда француженка отказала нашему королю — бедняга с горя помешался. Потому что уже не первый случай, когда ему дают слово, а потом в самый последний момент возвращают колечко. Ну, а в Марго он, видимо, всерьез втюрился и после ее свадьбы, да еще с еретиком, стал задумываться, уединяться, книжки читать… И внезапно сходил пешком в Белемскую обитель и там объявил, что готовится в крестовый поход! Нет, вы подумайте! В наше время и крестовый поход! В шестнадцатом веке!
— А против кого? Турок ему не победить, это заранее. ясно…
— Против марокканцев, мавров по-нашему. И вроде идти должны не одни желающие, а все мужчины страны поголовно.
Впрочем, наш король давно уж со странностями, чтобы не сказать похуже. И не спорьте со мною, что это не так: я-то собственными глазами видел, как у него начиналось. В шестьдесят девятом году, в самую жару, значит, в конце июля, нашла на Португалию чума. Ну, я, как и многие, ушел спасаться от мора в святое место — в монастырь Алковаша. Слугой при звоннице. Тут прибывает его величество дон Себастиан. Его величеству взбрело в голову немедленно полюбоваться прахом великих своих предков. Сначала на отца, потом на Мануэла Счастливого (своего деда). И так до Ависского магистра… Ах да, вы же иностранцы и не знаете нашей истории. Это, в общем, основатель нынешней династии. Посмотрел дон Себастиан на своих предков, пригорюнился и говорит этак тоскливо: «Нет, это не великие государи. Вскрывайте гробницы королей Бургундской династии!» Ну, сами понимаете: слово короля — закон, перечить никто не стал. И как дошли до Аффонсу Третьего — король наш ожил, взволновался, аж покраснел. И завопил во всю мочь: «Вот! Вот он, истинно великий государь! Во всех отношениях гигант! Семеро законных детей, да пятеро бастардов, и сам четыре с половиной локтя ростом: И воитель величайший — ибо он отвоевал у мавров королевство Алгарви! Вот на кого желаю я быть похожим!»
А между прочим, в нашем монархе — да хранит Господь его дни и жизнь его! — более австрийской крови, нежели испанской и более испанской, нежели португальской. И воитель из него аховый, ибо все свое детство он тяжко и длительно хворал. И после всех перенесенных болезней стал кривобок, разнорук, косолап и чуть-чуть хром. Так что навряд ли ему удастся походить на великого завоевателя Аффонсу Третьего хоть чем-нибудь.
Вот с тех пор он, прямо на моих, можно сказать, глазах, и рехнулся. Подавайте ему войну с сарацинами — и точка. А какие сарацины, где? Их из Европы последних выгнали за полвека да его рождения! Какие же мавры, я вас спрашиваю? Этот безумец твердо решил загнать всю славную португальскую нацию в африканские пески и положить ее там! И сам во главе ляжет! И ради чего — непонятно.
Облегчив португальцев, освободив их от тяжкого труда — пробиваться против пассата, англичане оказались перед трудным выбором: возить рабов в трюмах, идя в Гвинею, пока наберешь достаточное для прибыльности дела количество рабов — отобранные у португальцев невольники перемрут в трюмах; отправить одно судно в Вест-Индию для срочной продажи этих ста семидесяти, или, вернее, тех, кто останется в живых из ста семидесяти, — риск. Отберут испанцы товар, еще и экипаж схватят и на галеры отправят, а судно конфискуют. Нельзя идти в испанские моря на одном корабле. Риск слишком большой.
Джон Хоукинз вновь созвал полный состав военного совета, и так как вопрос был труден настолько, что решения Хоукинз не имел, он предложил высказаться третьим кандидатам первыми. И когда дошла очередь до Федора, он, кашляя от смущения, сказал:
— По-моему, надобно вот из чего исходить. Негров еще добыть надо никак не менее двухсот, а лучше четыреста — так? А негры водятся только в Африке. Значит, идем в устье той самой реки Сент-Джон, где португальцы этих негров добыли. Причаливаем…
Черт, опять его настигло это дурацкое смущение! Опять он стоит, глотает слюну, которая никак не проглатывается, точно он навсегда разучился это делать, и думает: «Столько людей, Солидных, опытных, взрослых. И до меня ли им сейчас? Нужно ли им то, что я скажу?» И вместо того, чтобы думать над тем, что говорить, он теряет время, думая над тем, говорить ли вообще…
Кое-как он справился с собою настолько, чтобы начать говорить — хотя и не своим, задушенным голосом:
— …Причаливаем, высаживаем негров. На свежем воздухе смертность у них снижается — и меняем их на свеженьких у их вождя. Потом так или иначе набираем столько невольников, сколько нам нужно, и идем в Вест-Индию. При этом держимся южнее обычных трасс, по грани полосы пассатов, чтобы — только не попасть в «лошадиные широты». (Этот термин Федор уже знал. Он возник в те же годы, что и регулярное сообщение с Новым Светом. Так назвали полосу экваториальных штилей, где в любое время года ветра редки и слишком слабы. Забредший в эти воды корабль болтался в них долго. За это время кончались припасы и приходилось съедать лошадей, которых везли конкистадоры.) Дрейк говорил, что так делал капитан Барроу — и довез при этом необычно много негров живыми. По-моему, речь шла о трех четвертях исходного числа…
— Что-то многовато. Не верится, — сказал кто-то, и все недоверчиво заворчали. Но Хоукинз сказал, что да, Стив Барроу хвастался после рейса.
И суда Хоукинза пошли к Перцовому Берегу. При этом переход для Федора был крайне труден. Потому что он попал в дурацкое положение: в кубрике его перестали считать за своего, начались нескончаемые подначки, обидные розыгрыши, точно над салажонком… За спиною шипели: «Любимчик адмирала! Иностранец!» Или еще обиднее: «Величайший флотоводец!» Или: «Старейший член военного совета!»
Дураки! Они полагают, что Федор рвался в начальство. И что это так уж сладко — стоять перед советом и излагать свое мнение, обливаясь холодным потом при мысли о том, что ты сейчас либо выставляешь себя на посмешище — либо произносишь слова, которые станут решением совета, но вся ответственность за последствия решения ляжет на тебя. Ну да, офицер получает больше денег, но от него требуется быть одетым сообразно рангу — а это и больше одежды, и каждый ее предмет куда дороже твоей робы. Ну да, кормежка куда лучше — но и стоит она куда дороже менее вкусной, но более питательной простой матросской пищи. И гостей принимать у них, у богатых и знатных, дорого. И Федор подумал, что богатому торговцу или там лендлорду жить бесхлопотно (хотя и не беспечально), — но с ними простому матросу и не встретиться во всю жизнь в их домашней обстановке. А вот флотскому офицеру жить положено, как богатею, хотя он может быть вовсе и не обязательно богат и знатен…
Ну, а пока — пока неприязнь к чуждому «начальству» больно била по нему…
Но вот, наконец, нудный переход к Перцовому Берегу, когда приходилось ловить малейший порыв попутного ветра, а то и хоть какого ветра, лишь бы продвинуться, лавируя покруче к ветру, хоть сколько-нибудь к цели, позади. Суда Хоукинза вошли в мутные, будто с молоком смешанные, воды реки Святого Иоанна и бросили якоря. Шли без лоцмана, да он оказался ни к чему: фарватер, прорубающий устьевой бар, резко отличался от остальной части реки, таящей смерть, цветом воды, прозрачно-коричневой, как гречишный мед. С палубы еще можно было иногда не различить, но с марсов четко видны были разница в цвете и границы фарватера. Муть с мелководья почему-то не смешивалась с водой на фарватере.
