Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмен - Ларссон Бьёрн
Кое-кто из них громко смеётся.
— Что тут смешного, чёрт возьми? — возмущаюсь я.
— То, что такие, как вы, вообще можете что-либо у нас потребовать, — заявляет третий. — Если вы ещё не заметили, то обратите внимание, вы находитесь под прицелом наших восемнадцати пушек.
— Вы мне угрожаете? — рычу я, сделав упор на последнее слово.
— Называйте это, как хотите, — отвечает тот, пожимая плечами. — Здесь решаем мы, а вы будете делать то, что мы скажем.
— О, да, конечно, — говорю я медовым голосом.
И делаю несколько шагов вперёд по направлению к самому говорливому нахалу и одному из его приятелей, который с издевательской ухмылкой стоит рядом с ним. Нахал кладёт руку на тесак, но больше ничего сделать он не успевает. Ему и в голову не приходило, что на свете есть нечто, действующее скорее, чем его пушки. Своими руками, которым мог бы позавидовать даже старый капитан Барлоу, я сталкиваю приятелей головами друг с другом так, что слышится страшный треск.
Вот теперь и это тебе известно, Джим. Я собственными руками убил двоих, а не четверых, как хвастал Хендс, о чём ты, Джим, написал в своей книге. Да и как бы это выглядело: человек, который одним махом размозжил сразу четыре башки? Нет, надо всё-таки меру знать, даже если речь идёт о таком, как я.
Но и двух расколотых черепов было более чем достаточно, чтобы дело приняло другой оборот. Точнее говоря, стало тихо, словно в могиле.
— Никто, — взревел я, — запомните, никто не должен указывать Джону Сильверу, что он должен делать, а что нет.
Оставшиеся пираты стояли на палубе, будто вкопанные. Они ведь никогда раньше не видели, чтобы человек на такое осмелился в трезвом состоянии. С беспокойством и сомнением переглянулись, но никто не рискнул сделать первый шаг. Они не были готовы к такому повороту событий, ведь ни один из них не думал, что они могут умереть в это тихое туманное утро только потому, что они решили заняться этим жалким и беззащитным бригом. Но это случилось. Пираты живут так, будто они всегда готовы умереть хоть завтра, но представить себе, что смерть может настигнуть их сегодня, сейчас, им не под силу. Когда их заставали врасплох, они выпрыгивали за борт, забывая, что не умеют плавать. Они сдавались и спускали флаг, забывая, что впереди их ждёт только виселица. Они убегали в джунгли, не думая, что у них нет ни оружия, ни воды для поддержания жизни.
Однако люди Флинта были более крепким орешком, чем другие пираты. Когда я успокоился, то увидел у них первые признаки решимости и осознал, что я со своей отчаянной выходкой поставил под угрозу не только собственную шкуру, но и жизнь всех моих людей.
— Моё предложение остаётся в силе, — сказал я вкрадчиво. — Двумя негодяями меньше — это небольшая плата за четырнадцать первоклассных матросов, притом двое из них — профессиональные моряки, которые знают своё дело вдоль и поперёк.
Но едва я успел договорить, как услышал позади себя крик, выстрел и звук пули, попавшей в поручни. Я обернулся. На палубе со свёрнутой шеей лежал третий пират, он был мёртв. Это поработал Джек.
— Ну что ж, — сказал я, — трое в обмен на четырнадцать тоже неплохо. Но, может, нам разойтись, пока не началась кровавая баня?
В это время послышался голос Флинта, прозвучавший подобно туманному горну.
— Ещё один, и я потоплю ваше проклятое судёнышко вместе со всей командой и скарбом! — разъярённо кричал он, размахивая подзорной трубой. Флинт всегда приходил в ярость, когда погибали моряки.
Никто и не сомневался, что он говорит серьёзно.
— Ну-ка, мигом давайте этих мерзавцев сюда, — крикнул он своим морякам.
Услышав голос капитана, матросы пришли в себя, а что им ещё оставалось? Меня, Хендса и Джека немедленно переправили на пиратский корабль, а там потащили на ют, чтобы представить пред очами пирата, имя которого по-прежнему было неизвестно.
Мы шли в сопровождении матроса, который всячески старался нас запугать. Он клялся, что лучше бы нам было гореть в адском пламени, чем попасть под руку их разгневанному капитану. Он желал нам приятного путешествия в мир иной и надеялся, что сам окажется в числе тех избранных, кто будет иметь удовольствие пытками прикончить нас. Никогда не думал, что смогу запросто убивать добрых людей, сказал он.
Я дал ему возможность выговориться, но запомнил его. Однако это были пустые хлопоты. Ибо когда мы ступили на ют и капитан уже мог нас слышать, этот злорадный матрос произнёс свои последние слова:
— Капитан Флинт сдерёт с вас шкуру живьём, — сказал он.
Какое-то мгновение я думал, что он нисколько не преувеличил, ибо сразу после этих слов капитан, имя которого наконец было названо, издал жуткий вопль, выхватил тесак и кинулся нам навстречу. Джек, идиот такой, бросился наперерез, чтобы защитить меня, приняв удар на себя. Но не успел. Тесак с дикой силой опустился на запугивавшего нас матроса, и тот тут же испустил дух.
— Проклятый негодяй, — закричал Флинт, пнув обмякшее тело нашего сопровождающего, в то время как другие, сбитые с толку, кинулись к нему.
На палубе образовалось небольшое столпотворение. Флинт заморгал, а потом провёл рукой по лбу, как бы проснувшись от кошмарного сна. Сначала он посмотрел вниз на покойника, а потом вверх, на остальных.
— Сожалею, — сказал он с печалью в голосе, и, судя по всему, это было искренне, — но сколько раз мне надо объяснять, что нельзя называть никаких имён, если их могут услышать чужаки! Неужели настолько трудно вбить себе в свои тупые головы, что наш корабль и его экипаж должны оставаться безымянными, если вы хотите жить? Сколько человек я должен убить прежде, чем до вас дойдёт, что нас, чёрт меня подери, могут схватить лишь потому, что некоторые не умеют держать рот на замке? А теперь катитесь ко всем чертям! Но это судно — наша добыча — должно быть выпотрошено и затоплено!
Люди рассыпались в разные стороны, будто под ударами хлыста.
— Ну а вы, господа, — сказал Флинт, обращаясь к нам, — кто вы такие, тысяча чертей? Как вы посмели убивать моих людей после того, как сами спустили флаг?
— Мы из того же теста, что и вы, — ответил я к вящему удивлению Флинта.
Я рассказал, кто мы, чего мы хотим и почему. Объяснил также, что двенадцать негров пойдут ради меня на смерть, к тому же совершенно добровольно, если он попробует избавиться от меня, а потом взять остальных к себе в команду.
— Джон Сильвер, — задумчиво повторил Флинт. — Я слышал о вас. Неприятное знакомство, говорят.
— Это целиком и полностью зависит от того, как поведут себя другие, сэр. Я могу также быть хорошим корабельным товарищем. И тому есть свидетельства.
— А как бы сделать так, чтобы больше проявилась эта сторона вашего характера?
— Не предпринимать ничего мне во вред. И в особенности за моей спиной.
— Как те двое, которых вы пришибли?
— Примерно так.
— Ладно, Сильвер. Добро пожаловать на борт.
— Если совет этого захочет, — добавил я.
— Ах да, — сказал Флинт, — я и забыл. Ведь вы человек команды, квартирмейстер, который говорит от имени экипажа перед Богом, чёртом и всеми капитанами нашей планеты.
— Нет, только не перед Богом, сэр. С Богом мы не на дружеской ноге.
— Могу представить! — сказал Флинт, усмехнувшись.
Флинт редко смеялся. Это было не в его стиле. В сущности он был печальным грустным типом.
— Ради вас я созову совет, — сказал он. — Люди всегда жаждут высказать своё мнение. Но вы, Сильвер, должны запомнить одно. У меня есть собственные принципы и правила. И преступить их можно только через мой труп. Усвойте это.
— И каковы же эти правила и принципы, разрешите спросить?
— Никто не имеет права рисковать безопасностью корабля и его личного состава. Нельзя из-за тщеславия или по глупости повторять ошибки других пиратов. Мы последние, Сильвер, и мы, чёрт меня подери, должны быть в форме, должны сохранить свои жизни, дабы внушать страх всем купцам, судовладельцам и капитанам. Прекратить морскую торговлю навсегда — вот моя цель. Прекратить использование добрых моряков не по назначению, вот для чего я здесь нахожусь, Сильвер.
