Фрегаты идут на абордаж - Комм Ульрих (электронная книга TXT) 📗
— Вы уже деретесь в портовых кабаках, Альхорн? — холодно осведомился Карфангер. — Это у вас называется править службу?
Заметно сконфуженный помощник боцмана сорвал в головы шляпу и принялся объяснять причины инцидента, однако капитан вскоре прервал его:
— Лишь учитывая ваши благие намерения, Альхорн, я не стану вас строго наказывать. Выи остальные любители помахать кулаками остаетесь без берега до самого Гамбурга.
Тут Фите Альхорн попытался было выгородить остальных, уверяя, что они всего лишь выполняли его приказания.
— Оставьте, Альхорн, — вновь прервал его капитан. — Разве не они позволили Зиверсу так нализаться? Нет, все будет так, как я сказал, — с этими словами Карфангер прыгнул в шлюпку и велел грести к «Мерсвину».
К вечеру следующего дня тюки с полотном были уже переправлены из трюма «Мерсвина» на берег, наутро можно было ставить паруса и отплывать в Малагу, но Карфангер все еще не терял надежды раздобыть попутный фрахт, а кроме того ожидал известий о де Рюйтере. Встреча с голландским адмиралом сулила благоприятную возможность избавиться от пленных пиратов, чтобы не тратить на них запас провианта, предназначавшийся для команды. О том, чтобы взять их с собой в Гамбург, не могло быть и речи: двадцать три лишних рта на борту обойдутся недешево, а городская казна вряд ли пожелает возместить ему эти убытки. Он слишком хорошо знал, как все эти господа трясутся над каждым пфеннигом. К тому же столь могучей морской державе, как Голландия, ничего не стоило вступить в переговоры с алжирцами относительно обмена пленными, и напротив — кто станет решать такие, можно сказать, дипломатические вопросы с капитаном какого-то там гамбургского «купца»!
Путь в Малагу лежал через Гибралтарский пролив и Средиземное море, поэтому крайне важно было узнать, где сейчас крейсирует эскадра де Рюйтера. Может быть, его корабли бороздят море у берегов Сицилии, и тогда «Мерсвин» поплывет наобум, не дай Бог, прямо под пушки первого попавшегося пиратского фрегата?
Еще два дня прождал Карфангер попутного фрахта и вестей о де Рюйтере — все напрасно. Вместо этого начались новые неприятности. Хозяин таверны пожаловался алькальду, что гамбургские моряки разгромили его заведение, и Карфангеру не оставалось ничего иного, как уплатить за поломанные стулья и разбитые стекла.
Вконец раздосадованный, он шагал по кривой улочке по направлению к гавани. По пути за ним увязалась девочка-нищенка, предлагавшая за несколько медяков погадать по руке и предсказать будущее.
— Наше будущее и наша судьба в руках Господа, — отвечал ей Карфангер, не останавливаясь. Однако девочка вцепилась в него, словно репейник, так что ему, чтобы хоть как-то от нее избавиться, пришлось протянуть ей руку.
— Ого! — воскликнула нищенка. — Сидеть вам за одним столом с важными господами, Много трудностей придется вам преодолеть, но наградой за это станут высокие почести. Однако остерегайтесь…
— Чего я должен остерегаться? — быстро переспросил Карфангер. — Говори дальше.
— Я… я вижу корабль, мой господин, большой корабль. И вы…
— А что с ним, что с кораблем? — понукал гадалку Карфангер.
— Это будет его последнее плавание. Корабль не вернется…
Девочка боязливо подняла глаза на гамбуржца, а тот, протягивая ей серебряную монету, промолвил:
— Сколько их уже не вернулось… И каждому суждено когда-то уйти в свое последнее плавание.
С этими словами он оставил нищенку и быстро зашагал прочь.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Позади уже остался Гибралтар. Море было спокойно, и капитан «Мерсвина» приказал взять курс норд-ост. В Кадисе в самый последний момент Карфангеру удалось раздобыть небольшую партию штучного груза для Малаги, отчего настроение у капитана и у его команды несколько улучшилось. Карфангер как раз собирался на полчаса прилечь после обеда, как в дверь его каюты постучали. Это был боцман Клаус Петерсен.
— Входите, Петерсен, — отозвался капитан, — в чем дело?
— Капитан, мы узнали, что среди пленных алжирцев находится ихний рейс.
— Рейс, говорите? Как же вам удалось об этом узнать?
— Парусных дел мастеру пришлось в свое время побывать в плену у алжирцев, он немного понимает по-ихнему. Сегодня с двумя матросами он спускал им в трюм хлеб и свежую воду и случайно услыхал, что к одному из пленников обратились почтительно, как к капитану.
Карфангер потер подбородок, немного поразмыслил, затем сказал боцману:
— Хорошо, Петерсен. Возьмите пару надежных людей, прихватите заодно и парусника и приведите сюда этого молодца, да поскорее.
— Слушаюсь, капитан! — боцман повернулся, чтобы уйти, но тут Карфангер снова окликнул его:
— Нет, постойте. Возьмите-ка его под особую охрану, а завтра утром, когда мы будем стоять на рейде Малаги, я взгляну на него поближе в спокойной обстановке.
— Как прикажете, капитан, — ответил боцман и вышел.
В море Карфангер предпочитал не подчеркивать перед командой свое положение хозяина и поэтому носил такую же простую одежду из грубой парусины, как и все остальные. Однако ему вовсе не хотелось представать в таком виде перед этим пиратским вожаком. Он намеревался встретить его в парадном обмундировании капитана гамбургского торгового флота.
Свет нового дня уже заливал вершины Сьерра Невады, в то время как в ее круто обрывающихся к морю ущельях еще прятались последние остатки ночной тьмы. И замок Бигральфаро, возвышавшийся на вершине горы, уже купался в лучах утренней зари, но городские дома, сгрудившиеся вдоль кривых улочек у ее подножия, еще спали. Из буйных зарослей прибрежного кустарника то тут, то там возвышались веероподобные кроны финиковых пальм, а над плоскими крышами домов вздымался к небу шпиль недавно построенной церкви. На рейде городской гавани стояли на якоре корабли, готовые принять в свои трюмы щедрые дары солнечных долин испанского юга: виноград, лимоны, апельсины, фиги и миндаль, чтобы доставить их к далеким берегам, в чужие страны, где они попадут на стол к тем, кому не приходится довольствоваться лишь хлебом, овсяной кашей, треской да копченой селедкой.
Среди всего этого скопища флейтов, галионов и каравелл стоял на якоре и «Мерсвин»; правда, его капитана в настоящий момент занимало нечто совсем иное, чем мысли и фрахте. Теперь он был одет в длиннополый синий камзол из английского сукна с белым кружевным воротником и такими же манжетами; под ним — оранжевый жилет, перехваченный красным шелковым поясом; грудь наискось пересекала широкая расшитая серебром перевязь со шпагой, доставшейся Карфангеру в наследство от отца. Вишнево-красного цвета панталоны были заправлены в желтые ботфорты с отворотами. Все это великолепие венчала широкополая черная шляпа с пышным страусовым пером.
Штурман и боцман последовали совету Карфангера и также надели свое лучшее платье, как подобает первым помощникам капитана; у обоих на перевязях болтались внушительного размера шпаги. Затем капитан «Мерсвина» осмотрел свою команду, выстроившуюся на шканцах вдоль обоих бортов. Каждый имел при себе оружие, которым ему полагалось сражаться в бою. Вполне удовлетворенный осмотром Карфангер приказал привести пиратского капитана, сам же спустился в свою каюту и уселся в одно из кресел с клешнями-ножками.
Два старших маата ввели связанного рейса. Карфангер расположился поудобнее, закинул ногу на ногу и положил на колено свою короткую шпагу.
Некоторое время он молча разглядывал пленника с головы до ног. На алжирце была белая шелковая рубаха с разорванным воротом и довольно потертые голубые шаровары, доходившие до икр. Карфангер вгляделся в лицо пленника: на вид ему можно было дать не более тридцати лет. Из-под копны курчавых волос на гамбуржцев презрительно взирали черные глаза пиратского капитана.
— Назовите ваше имя, — обратился к нему Карфангер по-французски.
Рейс не проронил ни слова.
— Я хочу знать ваше имя, — настойчиво повторил Карфангер, — говорите.
— Пока я связан, вы не услышите от меня ничего, — сквозь зубы процедил рейс.