Саджо и ее бобры - Куоннезина Вэши (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗

Когда юноша кончил свою речь, по комнате прокатился тихий гул голосов. Все, казалось, сразу захотели говорить. Дамы восклицали:

— О!! Это просто невероятно!

— Подумать только: совершенно одни — в такую даль!

— Бедняжки — через такой ужасный пожар!..

А мужчины встали, засунули руки в карманы и громко заговорили друг с другом.

— Я ни за что не упустил бы такой возможности, — сказал один.

— Где они? — спросил другой. — Нам надо что-нибудь сделать для них.

— Где же находится кружка? — сказал третий.

Как только люди начали выходить через дверь, где стояла кружка, послышался веселый звон монет, похрустывание новых долларовых бумажек и шуршание старых. И там были не только однодолларовые ассигнации — о нет, позвольте мне сказать: там были ассигнации стоимостью и в два доллара и в пять, а иногда даже попадались и десятидолларовые. Были пожертвования и из детских кошельков — дети тоже делились своими небольшими сбережениями.

После всех вышел скупщик пушнины. Когда он подошел к дверям, он оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что никто не смотрит на него, моргнул одним глазом (тем, который был дальше от кружки) и, быстро протянув вперед руку, словно боялся, что кто-нибудь заметит, опустил в кружку туго свернутую пачку бумажных денег, бормоча про себя:

— Вот, Чикави, или Чилаки, или Чикали, или как там тебя звать, — тебе на счастье!

Но загорелый юноша, который все еще оставался на кафедре, не только умел хорошо задавать вопросы и отвечать, не только был прекрасным оратором, но и обладал замечательным зрением. Он все видел.

В тот же день, немного позже, Золотые Кудри отправился в лагерь к своим маленьким друзьям. И когда Шепиэн увидел столько денег, он с трудом мог поверить, что это все для них. Он даже немного испугался и спросил:

— Что же мне делать? Какую работу я должен выполнить для них?

— Ничего не надо, — ответил Золотые Кудри успокаивающим голосом. — Вам нельзя терять время. Завтра же отправляйтесь в путь. Надо спешить, иначе ваш маленький друг может погибнуть: животные тоскуют в неволе и часто умирают. Эти люди, Большие Ножи, просили меня сказать, что они дарят вам эти деньги. Их предки были очень жестоки по отношению к индейцам, и они теперь сознают вину своего народа и сожалеют о несправедливых поступках. Они хотят помочь вам. Только об одном они просят вас: если вы когда-нибудь встретите человека в беде, помогите ему, если сможете.

— Я сделаю это, — ответил Шепиэн серьезно. — Скажите им, что я это сделаю, и поблагодарите их от меня. — И слезы затуманили его глаза.

Саджо внимательно следила, как пачку денег бережно положили в конверт, и глаза ее стали большими и совсем круглыми от радости, волнения и еще от многих других чувств, о которых она никогда не смогла бы рассказать вам. Она совсем ничего не понимала в деньгах, но ей казалось, что теперь между ними и Чикени больше нет никаких преград. Она была очень рада, но вовсе не удивилась и заявила, что она так и знала: все будет хорошо, и бледнолицые совсем не такие плохие, как о них говорят, и сон ее сбывается!

Золотые Кудри положил также в конверт письмо к дежурному по станции, в котором он просил продать два железнодорожных билета до города и обратно. И хотя Шепиэну казалось, что он получил деньги со всего света, в действительности их осталось очень мало после того, как были оплачены билеты на поезд, ибо хотя туристы и оказались великодушными, их было не так уж много. Миссионер посоветовал Шепиэну отработать для владельца зоологического сада те деньги, которые он требует за свободу Чикени. Юноша дал Шепиэну письмо и к своему другу с просьбой приютить детей и велел по приезде в город подойти к полисмену и показать ему адрес, написанный на конверте.

Золотые Кудри рассказал, как выглядит полисмен, объяснил, во что он одет, и, наконец, заставил Шепиэна упражняться в произношении слова «полисмен», что, правда, маленькому индейцу не совсем хорошо удавалось, но все-таки разобрать было можно. Чикени был продан, по словам юноши, хозяину зоологического сада, и любой полисмен отведет их туда.

Шепиэн надеялся, что теперь они успеют приехать домой как раз ко времени возвращения отца, так как его бригада не должна была долго задерживаться, и радовался тому, что объяснить свой поступок ему будет теперь гораздо проще, поскольку их розыски несомненно увенчаются успехом.

Под вечер все вместе наломали тополевых прутиков в дорогу для Чилеви; кроме того, Саджо испекла любимое лакомство бобренка — баннок. Золотые Кудри обещал детям присмотреть за каноэ и палаткой в их отсутствие.

На следующее утро в час, когда должен был отчалить пароход, на пристани собралось много народа. Американские леди были в восторге от Саджо и придумали ей массу имен: то называли ее «Карие Глазки», то «Маленькие Мокасины», а одна даже назвала ее «Мадам Батерфляй». А все мужчины пожимали руку Шепиэну, называли его храбрым парнем и говорили, что гордятся знакомством с ним.

Даже Чилеви оказался в центре всеобщего внимания, хотя, мне кажется, оно ему не очень пришлось по душе: бобренок повернулся ко всем спиной, что, конечно, было очень невежливо, и занялся своими делами.

Пришел и торговец. Вид у него был суровый, как будто ему все это очень не нравилось; ему страшно не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о его участии в этой нелепой затее.

В последнюю минуту Золотые Кудри, который стоял в стороне от толпы и, глядя на торговца, чему-то украдкой улыбался, подошел к сходням, взял за руку Саджо и Шепиэна, погладил по носику бобренка и сказал:

— Счастливого пути, дети Гитчи Мигуона! Я расскажу вашему отцу обо всем. Желаю вам успеха и благополучного возвращения домой — всем четверым. Мы будем ждать вас.

В тот же день мимо берегов, опустошенных пожаром, мимо тех мест, где Саджо, Шепиэн и бобренок Чилеви пережили ужасные приключения, плыли три пироги. Пироги скользили по воде с неимоверной быстротой. В них сидели индейцы, обнаженные до пояса; их длинные волосы были завязаны узлом на макушке 9. Это были молчаливые, угрюмые на вид люди. Они обливались потом от напряженной гребли. Медно-коричневые тела наклонялись вперед и откидывались назад. Весла сверкали на солнце, мелькая в воздухе.

Не успела передняя пирога причалить к берегу, как человек уже выскочил из нее. Это был Большое Перо. Возвратившись домой вместе со своими одноплеменниками, он нашел хижину пустой…

Припав на колени у самой воды, индеец отгреб руками пепел, теперь уже остывший, и увидел там след врезавшейся в берег пироги, а рядом — отпечаток маленького мокасина, наполовину смытый водой. Индеец вскочил на ноги.

— Они ехали этим путем! — закричал он. — Скорее за топоры! Надо очистить волок. Я буду искать их следы. Я боюсь, что…

Большое Перо замолчал, раздался голос седовласого старца с мудрым, покрытым морщинами лицом.

— Подожди, сын мой, — говорил старый вождь Ни-Ганик-Або. — Мои старые глаза много видели в жизни. Позволь мне первому пройти по тропе. Наверно, я смогу отыскать следы.

Гитчи Мигуон склонил голову, покорный слову вождя, и не двинулся с места.

Впереди все было завалено почерневшими, изуродованными деревьями, вдоль и поперек загромоздившими тропу. Индейцы взялись за топоры, и работа закипела. Они рубили направо и налево поверженные пожаром деревья — тропу нужно было очистить как можно скорее, чтобы протащить волоком пироги.

Гитчи Мигуон в томительном ожидании стал хлопотать у костра. Людям придется работать здесь долго, и надо было приготовить обед.

А старый вождь искал в разоренном пожаром лесу следы детей. Он поднимал каждое упавшее дерево, которое только был в силах поднять, и долго всматривался в землю. Пламя лесного пожара мчится иногда с такой быстротой, что не все успевает уничтожить на своем пути. Так, под одним деревом, повергнутым на землю, но только частично обгоревшим, он нашел крышку берестяной корзинки Чилеви, а на дальнем краю волока Ни-Ганик-Або обнаружил след каноэ, должно быть со всего размаху врезавшегося в берег. Почему? Ведь путь его лежал в противоположную сторону. Но вот проницательный взгляд старого вождя упал на огромное, наполовину обгоревшее дерево, которое рухнуло в воду на расстоянии двух челнов от берега, и он понял, как было дело. Этот старик, который в молодости был храбрым воином, теперь отличался большой мудростью и умел читать следы в диких, незнакомых местах, как мы читаем книги. За это он и получил прозвище Ни-Ганик-Або, что в переводе с индейского означает: Человек-который-стоит-во-главе-своего-народа.