Черный охотник (сборнник) - Кервуд Джеймс Оливер (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Капитан Робино пришел во дворец завтракать вместе со своим будущим учеником. Давид не увидел в это утро ни Биго, ни кого-либо из его сподвижников. Зато Робино все больше и больше привлекал его к себе. Капитан не был болтлив, но то, что он рассказывал, было интересно.
В это утро инструктор занялся исключительно туалетом юного лейтенанта и водил его к портному, к сапожнику, к ювелиру, к оружейному мастеру и, наконец, предложил проводить к знаменитому мастеру, делавшему парики для самого маркиза Водрея. Но Давид категорически отказался.
— До тех пор, пока индейцы не сняли моего скальпа, я буду носить собственные волосы. И даже если я лишусь их, то все же удовлетворюсь голым черепом, как у Пьера Кольбера.
Он обратил внимание, что Робино истратил уже на него целое состояние, как ему казалось, и он не преминул выразить свои опасения по этому поводу.
— Пусть это вас не беспокоит, — ответил Робино. — Биго позаботится об уплате за все. Это — не регулярная армия, где каждый может позволить себе лишь то, что разрешают ему его средства. Здесь интендант и губернатор следят за тем, чтобы у джентльменов офицеров ни в чем не было недостатка.
Закончив с покупками, Робино стал показывать Давиду цитадель и форты, и тогда Давид впервые убедился в том, как укреплен этот город.
Несмотря на то, что война между французами и англичанами официально еще не была объявлена, военные действия, выражавшиеся в нападениях друг на друга и в безжалостном истреблении друг друга, проводились уже давно. Поскольку это касалось Америки, Семилетняя война давно уже началась. И Квебек весь бурлил в подготовке к военным действиям и к кровавой драме, которой суждено было изменить мировую карту.
По улицам шли взад и вперед солдаты и офицеры. Даже гражданское население Квебека и то носило сабли. Яркие мундиры, сверкающее оружие и развевающиеся перья индейских вождей встречались на каждом шагу. Никогда еще город не был так богат, ибо огонь, меч и истребление в колониях означали богатство для города. Ни на один день не прекращались балы и званые обеды. Повсюду царила восточная роскошь, и в этот день, когда солнце выглянуло наконец после многих беспросветных дней, жизнь в городе кипела.
Давид Рок глядел на батареи, охранявшие со всех сторон каждый уголок Квебека, на огромные двухтонные орудия, которые могли пустить ядро мили на полторы, на десятидюймовые мортиры, выбрасывавшие двухсотфунтовые ядра на расстояние в пять тысяч ярдов, и теперь он понимал, почему Анна была так уверена, что Квебек всегда сумеет отразить нападение, когда залают английские псы.
Он поделился этой мыслью с Робино, но тот, к великому изумлению юноши, ответил:
— Мы спим глубоким сном, между тем как англичане бодрствуют. Если мы не очнемся вовремя, то город, который кажется вам неприступным, в скором времени падет.
Давид посмотрел на спокойное, бесстрастное лицо Робино и поверил его словам. «Как странно, — подумал он, — Черный Охотник говорил то же самое».
Был уже полдень, когда Робино, выполняя данные ему инструкции, вернулся со своим учеником во дворец. Здесь Давида ожидал сюрприз.
Когда он вошел в покои Биго, встретившего его так же ласково и, пожалуй, еще приветливее, чем накануне, навстречу ему встала Анна Сен-Дени. Девушка вся сияла. Если накануне ее и терзали горе и сомнения, то сейчас от этого не осталось и следа. Она протянула Давиду обе руки, и по ее глазам юноша понял, что Биго уже передал, как радушно его приняли во дворце. Но Давид обратил внимание, что на этот раз она и не подумала поцеловать его.
Внезапно ему бросилось в глаза, что в одной руке Анна держит ту самую смятую перчатку, которой Биго накануне играл на столе, когда они вдвоем сидели в его кабинете. Ошибки не могло быть — Давид узнал ее и по цвету, и по тому, как скомкал ее в клубок Биго. Он, однако, ничем не выдал той дрожи, которую вызвало в нем это открытие.
Биго смотрел на него и на Анну с благодушием отца, наблюдающего за любимыми детьми. Он ласково прикоснулся к рукаву Давида.
— Я велел накрыть обед только для нас троих. Я привел в ужас настоятельницу монастыря, когда попросил ее снова отпустить со мной мадемуазель Сен-Дени, и только благодаря, я полагаю, заступничеству Анжелы Рошмонтье она не отказала мне в этой милости.
— И также благодаря Давиду, — добавила Анна. — Я столько рассказывала о тебе матушке Мэри, и она сама горит желанием увидеть тебя, Давид.
Лицо Анны светилось нескрываемой радостью в продолжение всей трапезы. Давид заметил, что пока Биго говорил, девушка буквально не спускала с него глаз. Все время в голове юноши звучали слова Пьера Ганьона: «Одна ненавидит Биго, другая безоговорочно доверяет ему. Одна смешивает его имя с грязью, другая — превозносит его до небес».
«Пьер был прав, — думал юноша. — И Нанси Лобиньер тоже. С Анной произошла какая-то разительная перемена с тех пор, как она покинула Ришелье». С ним, с Давидом, она была так же ласкова, как и раньше. Тем не менее молодой человек был рад, когда обед кончился.
Биго встал и сказал, что, к сожалению своему, не может дольше оставаться с ними.
— Меня ждут неотложные дела, которые отнимут у меня целый час. Я думаю, что для вас этот час пройдет быстро, а потом мы сядем в экипаж и поедем кататься.
Он крепко пожал руку Давиду, и его рука несколько дольше, чем это полагалось бы, задержала пальцы Анны. Но он был так отечески ласков и фамильярен и, казалось, так бесконечно заинтересован в счастье этих молодых людей, что ни у кого не могло бы возникнуть каких-либо подозрений. Глаза Анны сияли.
Как только Биго вышел, она тотчас же повернулась к Давиду, словно чего-то ожидая. Даже губы ее, казалось, к чему-то приготовились.
Но Давид Рок не шевельнулся. Он глядел вслед Биго, и девушка подумала в эту минуту, что ее юный возлюбленный вдруг стал выше, старше и сдержаннее. Накануне вечером она всего этого не могла заметить. Как он изменился! Она прижала обе руки к груди и, словно зачарованная, смотрела на Давида, который все еще глядел на дверь, через которую вышел Биго. И в это мгновение ее поразило то, до чего юноша похож на Черного Охотника.
— Давид! — окликнула она его.
Тот медленно повернулся к ней.
— Давид!
Юноша улыбнулся… Как страшно похожа была его улыбка на улыбку Черного Охотника в ту лунную ночь на Красной Опушке!
— Прости меня, Анна, — сказал юноша таким спокойным и твердым голосом, что холод проник в душу девушки. — Я думал о том, как отвратительно действует на меня прикосновение руки мсье Биго.
Он и не подумал поцеловать ее, как она того ожидала.
— Я тебя не понимаю, Давид, — прошептала она.
— Я и сам себя не понимаю… вполне. Но я думаю, что скоро пойму, очень скоро.
— Давид, ты должен объяснить мне свои слова. В твоем голосе звучит нечто такое, что пугает меня. Почему ты там стоишь? Почему ты так смотришь на меня? Почему ты не поцелуешь меня, хотя видишь, что я этого жду?
— Потому что я совершенно неожиданно сделал ужасное открытие. И было бы нечестно целовать тебя, когда я чувствую, что ты, пожалуй, возненавидишь меня, услышав то, что я хочу сказать.
— Боже мой! В чем дело, Давид? Что это значит?
— Ничего особенного! Ничего такого, что я мог бы объяснить тебе сейчас. Но когда Биго вышел за дверь, у меня в ушах раздалось два голоса. Голос мельника Фонблэ и голос Нанси Лобиньер.
— Давид, ты не сошел с ума?
— Нет, я был гораздо ближе к сумасшествию, когда вчера вечером увидал тебя возле монастыря с ним. Когда я слышал твой смех, в котором звучало больше счастья, чем когда-либо…
— Но пойми же, Давид, что я только ради тебя поехала с ним! Я думала только о тебе. Мы поехали к епископу, и у меня в руках был документ о твоем производстве, который привез мне Биго. И я была счастлива, счастлива…
— Я принял все это во внимание, Анна. Мне казалось, что я тоже счастлив, пока не обнаружил в руках Биго ту перчатку, которую ты держишь сейчас.
— Но я случайно оставила ее в экипаже! — воскликнула девушка. — И мсье Биго привез ее сюда.
