Затерянный остров и другие истории - Джонсон Полин (электронные книги без регистрации TXT) 📗

«Думай лучше, — наверно, сказала сама себе Лошадь. — Может быть, это мое правое заднее копыто? — И она подняла правую заднюю ногу. — Э, нет, сударыня, — сказала она сама себе, — это моя левая задняя. И, подняв левую заднюю ногу, она освободила бедного спаниеля, который и стал скакать перед ее носом, словно говоря:» Спасибо, спасибо!»

Большая, нескладная ломовая лошадь вытянула и без того длинное свое лицо, имея в виду сказать:» Не стоит благодарности. Я вовсе не хотела сделать тебе больно. Извини, пожалуйста «.

Потом из фабричных ворот вышел сам возница — симпатичный, общительный, сердечный, умный человек. Ну еще бы! Мы, люди, конечно, много умнее лошадей, не так ли, ребята? Однако только потому, что эта большая, терпеливая, добрая лошадь, обеспокоенная случившимся, передвинулась на двадцать футов от того места, где он ее оставил, этот возница, создание, как мы могли бы предполагать, более мыслящее, чем лошадь, схватился за кнут и стал бить и стегать благородное животное и при этом истошно орать:» Я тебя научу, как сходить с места! Ах ты… «Полагаю, мальчики, вам вовсе не так уж хочется услышать, как он позволил себе ее обзывать? 14

— Он просто зверь!.. Негодяй!.. Дебил! А еще называет себя человеком! — раздались со всех сторон возгласы возмущенных ребят.

— Вот именно, человеком, — заключил отец Бенсона, — который во всем превосходит ломовую лошадь, однако она-то поняла, какую именно ногу надо поднять. Я убежден, если бы у этой лошади было столько же ног, сколько у сороконожки, она бы все равно поднимала их одну за другой, пока не освободила бы собачонку. Честное слово, ребята, будь у меня надежные сподвижники, я бы учредил» Клуб защиты животных «, чтобы…

Закончить фразу ему не дали. Мальчики окружили, буквально облепили его, прося и требуя помочь им организовать такой клуб, помочь им познакомиться с привычками и повадками разных животных и даже научиться читать их» мысли «, а главное, чтобы защитить их от грубого и жестокого обращения. Они проголосовали за то, чтобы отец Бенсона стал их почетным президентом. Словом, по домам они разошлись самыми счастливыми мальчиками на свете. Но прежде чем разойтись, самый застенчивый и маленький среди них по имени Джимми Даффи, доселе молчавший, поскольку не мог перекричать более голосистых, задал вопрос:

— Мистер Бенсон, вы на самом деле считаете, что ломовая лошадь думала и рассуждала так?

— Конечно, дружок! И говорила на своем незатейливом лошадином языке, которого мы не понимаем, хотя полезно было бы, — ответил мистер Бенсон.

Очень скоро» Клуб защиты животных» с Северной улицы обрел широкую известность, а его влияние уже чувствовалось во всех кварталах города. За жестоким возчиком, чье бесчеловечное обращение со своей лошадью и послужило началом создания этого клуба, было установлено наблюдение, за чем последовало сообщение в полицию, и уже в полиции с ним строго поговорили о рукоприкладстве и прочих наказаниях, какие выпадают на долю его лошади. А в результате со временем он сам стал разделять взгляды «Защитников животных» на свое собственное грубое отношение к лошади, так что спустя два месяца его действительно можно было назвать человеком симпатичным и обходительным.

— Даже если бы ваш клуб не сделал ничего, кроме перевоспитания этого человека, которого вы научили сердечнее относиться к своей лошади, и то, значит, вы создали его не зря, — высказал по этому поводу свое мнение мистер Бенсон однажды вечером, когда он опять заглянул на одно из их заседаний. — Так держать, ребята! Наши четвероногие друзья верно служат нам и в ответ заслуживают наше уважение.

И мальчики упорно и честно следовали этому совету. Бездомные кошки, бродячие запаршивленные собаки, отощавшие лошади, заброшенные коровы, уличные воробьи, голуби, синекрылые сойки находили у них защиту, заботу и спасение от всяких напастей этой зимой.

Мистеру Бенсону даже удалось так распределить свои вечера, что он выкраивал часок, чтобы присутствовать на очередной встрече клуба. Его рассказы о привычках и повадках птиц и зверей особенно нравились мальчикам потому, что этот живой, с открытым сердцем человек обладал чудесным даром подмечать в характере и поведении любого живого существа все самое забавное и смешное. Так, например, жесткошерстного терьера он называл комиком, а лося — трагиком. Черного медвежонка — клоуном, рысь — разбойницей, а перелетных птиц — невидимым сладкоголосым хором. Да еще ко всему он, как правило, предлагал захватывающую историю, оправдывающую то или иное сравнение и кличку.

Частенько все члены клуба покатывались со смеху, когда он подражал ужимкам разных зверей и походке птиц. А минуту спустя они становились серьезны, когда слушали захватывающую, трогательную историю об охоте на мать-олениху, которая пыталась защитить своих маленьких оленят, или про лиса-отца, павшего от быстрой пули, когда он совершил налет на курятник, чтобы прихватить добычу для своих симпатичных остроносеньких лисят, свернувшихся клубочком под боком у матери в далекой норе.

Мальчики слушали, учились, смеялись, и, когда открылась первая весенняя страничка календаря, возвещавшая начало нового бейсбольного сезона, единственно, о чем они сожалели, это, что встречи их клуба теперь будут отложены до осени.

В конце апреля отца Джимми Даффи вызвали по делу в Буффало. Накануне отъезда от сказал:

— Какая досада! Ехать в такую даль ради беседы всего-то на час. Из-за одного часа потеряю целый день. А впрочем… скажи-ка… Джимми, ты видел когда-нибудь Ниагарский водопад?

— Нет, папа, — ответил Джимми, и лицо его осветилось надеждой.

— Тогда будь готов, завтра поедешь со мной. К полудню с делами я уже покончу и до темноты других дел, кроме водопада, у нас не будет. Домой вернемся вечерним поездом. Ты не возражаешь?

Джимми даже онемел от восторга. Уже сколько лет он мечтал увидеть Ниагарский водопад! Но в семье были старшие братья и сестры, и до сегодняшнего дня казалось, его очередь никогда не придет. Наконец мечта сбылась! Поездка состоится. Он проведет весь день с папой, будет гулять вокруг водопада, любоваться чудом, слушать несмолкаемый гул воды, падающей с огромной высоты.

В эту ночь Джимми никак не мог уснуть; задолго до отхода поезда он был уже на ногах, запасся чистым носовым платком, проглотил на завтрак яичницу и уселся на ступеньки переднего крыльца в беспокойном ожидании, пока отец его не спеша ел, спокойно поглядывая на карманные часы, потом отодвинул стул и прошел быстро в гостиную, поглядел, какая погода, взял легкое пальто и шляпу, попрощался с миссис Даффи и позвал:

— Пошли, Джимми!

Но Джимми уже был у калитки, маму он поцеловал на прощанье еще час назад, и вот решительным шагом они отправились к станции. Мистер Даффи молчал, мысленно сосредоточившись на предстоящей деловой встрече. А Джимми пританцовывал, насвистывал что-то, весь на взводе от возбуждения, зарядившись им на целый день.

До Буффало езды было три часа. Потом бедному Джимми пришлось сидеть в душной приемной учреждения, пока отец беседовал с каким-то человеком за стеклянной дверью. Джимми казалось, они никогда не кончат, однако ровно через час дверь открылась, и он услышал, как тот человек, с которым беседовал отец, сказал:

— А теперь, мистер Даффи, не пойти ли нам в мой клуб, чтобы пообедать там?

— Благодарю, мистер Браун, но только не сегодня. Со мной мой младший сынишка, мы собираемся полюбоваться на водопад. Джимми никогда еще его не видел.

— Прекрасно! — одобрил мистер Браун. — Приветствую! Все равно, что самому снова стать мальчишкой, верно, Даффи? Что ж, желаю хорошо провести время, удачи вам! — И стеклянная дверь закрылась.

Итак, с делами было покончено, и отца Джимми словно подменили. Он болтал, шутил с сыном, смеялся; они прекрасно вдвоем пообедали, прокатились еще раз на поезде и в два часа уже стояли на самом краю пропасти, любуясь знаменитым Ниагарским водопадом, с шумом низвергающимся вниз к их ногам. Столб туманной мглы, сверкающие радуги, гигантские потоки воды, скачущие и рычащие, словно миллион волков, — все кружилось, вертелось перед глазами Джимми, как в чудесном сне. Он следовал за отцом, ошеломленный, в полном восторге.