На Дальнем Западе - Сальгари Эмилио (полная версия книги .txt) 📗
Птицу Ночи вывели из палатки Деванделля. Агент вышел следом, безмятежно покуривая свою вонючую трубку.
Ярость бушевавшего вечером урагана как будто улеглась. Дождь прекратился. Над землей тихо плыл туман. Ветер, по-прежнему гнавший тучи, в это мгновение словно нарочно разорвал их, дав возможность тихой луне взглянуть на то, что готовилось совершиться на земле, только что обильно политой слезами неба.
Люди полковника Деванделля все до единого были уже на ногах: они оживленно толковали об удаче Джорджа и Гарри, о захваченных пленниках, спорили, теперь ли, ночью, или на рассвете будет отдан приказ расстрелять Птицу Ночи. Когда пленника повели к входу в ущелье, они гурьбой повалили туда, желая не упустить возможности поглядеть на сцену казни индейца.
Птицу Ночи привязали к небольшой острой скале, по форме напоминавшей ствол окаменевшего дерева. Агент приблизился к нему и не вынимая трубки изо рта спросил:
— Ну? Может быть, сейчас у тебя развяжется язык?
Индеец лишь презрительно улыбнулся и не отвечая устремил прощальный взгляд на девочку, стоявшую шагах в десяти от места казни.
Если бы кто-нибудь в этот момент взглянул в лицо молодой индианки, то его поразило бы зловещее выражение этого полудетского личика. Оно словно застыло. На нем лежала печать спокойствия, но спокойствие это было ужасно…
Шестеро солдат выстроились перед привязанным к скале пленником и подняли свои ружья.
— Уйди, девочка! — нетерпеливо крикнул Миннегаге агент, вынимая почти докуренную трубку изо рта и сердито глядя на индианку. — Тебе не место здесь! Уйди!
Траппер Гарри, в сердце которого невольно шевельнулась жалость к ребенку, взял пленницу за руку и отвел ее в сторону. Едва они отошли на несколько шагов, как грохот залпа возвестил о конце Птицы Ночи. Пленник умер не произнеся ни единого слова.
— По местам! — скомандовал агент.
И солдаты, переговариваясь, уже тронулись к фургонам, как вдруг из ущелья раздалось громкое лошадиное ржание и великолепная белая лошадь, хозяином которой был только что расстрелянный индеец, озаренная светом луны, словно призрак появилась у места казни.
— Что за дьявольщина! — воскликнул траппер Гарри. — Значит, мы не уложили ее?
Прекрасное животное на несколько мгновений словно застыло, гордо подняв свою голову и глядя на людей выразительными глазами, потом зашаталось и, еще раз заржав жалобно и тоскливо, упало мертвым на землю.
Эта сцена произвела тяжелое впечатление на солдат. Они смущенно замолчали и торопливо покинули место казни. Агент взял Миннегагу за руку и, отпустив Гарри, направился с девочкой к палатке полковника.
Войдя внутрь ее, он увидел Деванделля сидящим на брошенном на землю седле в глубокой задумчивости.
— Дело сделано! — сказал агент равнодушно. — Пусть черт в аду позаботится о том, чтобы точно установить, к какому племени принадлежал Птица Ночи — к сиу, арапахо или чейенам, — но, так или иначе, одной ядовитой краснокожей змеей, одним врагом у нас стало меньше, и важно только это!
Полковник поднял голову и почти с ужасом взглянул на Джона Максима.
— Умер? — прошептал он чуть слышно. — Неужели же умер?
— А вам, мистер Деванделль, как будто его жалко? Господи! Скольких индейцев мы с вами уже спровадили на тот свет? Разве сочтешь? Почему же теперь вы так волнуетесь из-за того, что какой-то индейский щенок отправился туда, куда мы тысячами отправляем индейские души? Откуда эта чувствительность! Если бы вы были не солдатом, а миссионером, я понял бы. Этим господам в длинных сюртуках больше к лицу при всяком удобном и неудобном случае пускать слезу и изливаться в речах. Но мы-то с вами прекрасно знаем цену как миссионерским слезам, так и этим самым индейцам. Ведь борьба идет не на жизнь, а на смерть. Разве индейцы жалеют когда-нибудь тех белых бедняг, что имеют несчастье попасть к ним в лапы? Мы еще гуманны: пристрелим красную собаку, и дело кончено. А они ведь предварительно вдоволь натешатся: привяжут пленного к столбу пыток и целыми днями забавляются, подвергая его таким ужаснейшим мучениям, что у слабонервного человека при одном рассказе об этом волосы на голове становятся дыбом.
— Так-то оно так! — глухо и взволнованно пробормотал Деванделль. — Борьба, закон войны и так далее. Но этого паренька я все же был готов пощадить.
— Почему, полковник? — удивился агент.
— Не знаю. Говорю же, не знаю, не могу объяснить. Взгляд этого юноши проник мне в душу, разбудил в ней что-то. Взволновал меня! Знаете, что я сейчас испытываю? Мне кажется, что я совершил подлое убийство, а не выполнил свой долг.
— Глупости! — ответил агент. — Говорю вам — глупости. Вы действовали по законам военного времени, и только! Вспомните: разве вы не получили приказания, ясного и точного, не иметь в отряде пленников мужского пола? Послушайте, полковник, соберитесь с духом. Вы не ребенок, не слабонервная дамочка! Наконец, что сделано, то сделано! Если ваша так называемая совесть бунтует, то скажите этой чувствительной леди, что вся вина за этот случай лежит на душе агента Джона Мэксима. Пусть она к нему и предъявляет свои претензии, а вас оставит в покое.
— Замолчи, Максим! — внезапно вскочил полковник со своего места. — Знаю, все знаю. И долг, и приказ, и все обстоятельства… Но, Господи, как ужасны эти войны!
Наступило короткое молчание. Через минуту индейский агент промолвил:
— Жаль лошадь. Ту самую, на которой пытался выскользнуть из ущелья этот самый индеец. Великолепное животное! Клянусь, я бы дорого дал, чтобы иметь такого коня. Но эти черти трапперы подстрелили лошадь как кролика. Ума не приложу, каким чудом она, получив смертельные раны, прожила столько времени и смогла подняться и подойти к месту казни. Какая роскошная белая грива! Какой длинный хвост! Что за гордая шея, голова! Жаль, право, жаль!
— Ты говоришь, Джон, конь был белой масти?
— Да. Размером значительно крупнее мустангов, которые обычно принадлежат краснокожим. Хвост буквально стелется по земле!
— Рэд! Мой Рэд! — воскликнул Деванделль взволнованно. — Предчувствие говорило мне об этом. Идет беда! Близится час расплаты! Она запоздала, обещанная месть, почти на двадцать лет, но пробил мой час…
