Окно в природу - Песков Василий Михайлович (читать книги онлайн полностью txt) 📗

ПЕСКОВ Василий Михайлович

«ОКНО В ПРИРОДУ»

О Василии Михайловиче Пескове

Ушел из жизни автор «Таежного тупика» и «Окна в природу»: его читали три поколения и будут читать последующие.

В Википедии о нем — несколько строк:

Может быть, это и правильно, что так немного написано.

В Большой Советской энциклопедии — не намного больше…

Потому что если начать о нем рассказывать — никакой энциклопедии просто не хватит.

Самое обычное дело: встречаемся в коридоре, и он сразу: «Ну! Что?»

Это означало — есть новый анекдот? Анекдоты он обожал и знал их немерено. Однажды мы летели с ним на Аляску в одной журналистской компании, так рассказывали другу другу анекдоты восемь часов. Так и подружились. Но летел он, конечно, не за анекдотами.

Вечные его записные книжки вылились потом в великолепные книги об Аляске, природу которой он любил не меньше, чем нашу. В «Комсомолке», наверное, самая древняя авторская рубрика была как раз его, Пескова: «Окно в природу». И наверняка в нескольких номерах «толстушки» она еще выйдет — он всегда работал с запасом, даже последние годы, когда уже настиг его инсульт, говорить он мог с трудом, но полосы в «КП» писал с отменной четкостью и мастерством, какого у молодых журналистов сейчас просто нет.

Когда-то он вел в «Комсомолке» космическую тему, написал один из самых забавных очерков, как сидел в засаде у дома космонавта-2 Германа Титова. Этот очерк вошел в замечательный сборник «Шаги по росе», за который он в 1964 году получил Ленинскую премию.

А еще были «Записки фоторепортёра», «По дорогам Америки», книга документальных очерков о лётчиках-космонавтах «Ждите нас, звёзды!», «Война и люди»…

Правда, он тихонько сгрузил космическую тему на Ярослава Голованова, тоже вполне легендарного журналиста «КП», и ушел в природу.

Конечно, напоминать его заметки бессмысленно, их много, ужасно много, и все они хороши. Но одну напомню, она потом вылилась в целую эпопею «Таежный тупик» — о семье староверов, живших более 40 лет отшельниками в тайге. Это такая тьмутаракань: в горах Абаканского хребта Западного Саяна (Хакасия).

Я помню, что его очерки о Лыковых вырезали из газеты и обменивались с соседями пропущенными частями.

Агафья Лыкова, последняя из рода отшельников, жива. А вот Василия Михайловича уже, получается, нет…

Когда к нам в редакцию приезжал Владимир Путин, Василий Михайлович дождался, когда поутихнет, в общем-то, свободный, но достаточно официальный разговор, а потом взял Владимира Владимировича в оборот, ратуя за очередной загубливаемый заповедник. И добился охранной грамоты для этого леса, о котором мы и не слышали.

А у него все было так: дотошен, порядочен и бессеребреник абсолютный. Многое в нем заставляло улыбнуться. Например, он всегда ходил в кепке. Фирменный знак. И кепка десятки лет была одна и та же.

Я как-то спросил: неужели никак не износится?

— Нет, — ответил он, — я просто чуял, что мода на кепки уходит. А мода шла от легендарного нашего футболиста Всеволода Боброва. А мы с ним дружили. И ему один мастер в Москве кепки шил. Ну, я сразу и заказал десяток кепок. Вот с тех пор и ношу!

Или — у него не было телевизора. Когда в редакции решили Пескова обхитрить и подарили ему отличный телек, он отдал его дочке. Из принципа не смотрел.

В нагрянувший век цифровой фототехники до последнего снимал старым добрым механическим «Никоном», который уже был сед от царапин, как и сам Песков, зато не подводил.

Или вот еще: писал всегда карандашом. Как Пришвин.

(«Заглянул, — рассказывал однажды, — в доме-музее Пришвина к нему в письменный стол, а там карандаши, исписанные так, что и не ухватишь уже!»). А потом шел с рукописями в стенографическое наше бюро и лично начитывал стенографисткам.

Очень забавно надписывал книги друзьям: обязательно рисовал себя лысого и птичку, несущую червячка в гнездо. Такой вот был фирменный знак!..

За честь в «Комсомолке» когда-то считалось ставить подпись с именем. А он всегда ставил только В. Песков. И попробуйте поправьте!..

Его наградили орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени, но я не знаю, появлялся ли он с этим орденом где-нибудь хоть раз.

Да что я тут рассказываю…

Его читали три поколения, и сейчас читает четвертое.

Это вечная журналистика. Потому что в ней были два главных начала — природа и очень интересные люди. Сейчас это не совсем в моде. Да если честно — совсем не в моде.

Но у моды есть одна особенность — она проходит.

А Песков останется.

Андрей Дятлов.

Воробьи

Помню морозное утро. В приоткрытую форточку утекает наружу струйка тепла. Кто это приспособился, греется?

Тихо отвожу в сторону занавеску. На ветке у форточки сидит воробей.

Нахохлился, вобрал голову, похож на серый пушистый шарик. Нас разделяет только стекло. Воробьиная осторожность должна заставить этот комочек жизни вспорхнуть, соединиться со стайкой замерзших собратьев. Но очень уж хорошо и тепло у окна. Воробей настороженно следит одним глазом. Стараюсь не шевелиться. И воробей начинает подремывать. Маленький глаз закрывается. И я вспоминаю, как сам много раз с мороза усталый засыпал возле печки…

Каждый человек с самого детства знает этих маленьких вороватых птиц. Возле нас они кормятся, согреваются. Их песню — простое чириканье — мы часто вовсе не замечаем. Но стоит ей почему-либо утихнуть, мы чувствуем, что привыкли к этим нехитрым звукам, к бойкому, суетливому проявлению жизни.

Недавно я записал рассказ моряка о воробье, который прижился на корабле и плавал из Черного в Средиземное море. Моряк рассказал, как много радости и приятных забот доставлял матросам этот преданный путешественник.

Корабль шел на виду у чужих берегов, но птица ни разу не попыталась слететь на землю. А в Средиземном море, когда к нашему кораблю близко подошел американский ракетоносец, воробью вдруг вздумалось поразмять крылья.

«Воробей вспорхнул, и мы на палубе затаили дыхание. Он опустился на мачту к американцам. В бинокль мы хорошо видели: сидит, озирается… Посидел минут пять на чужой мачте наш воробей и, видим: взлетел. Летит! Мы все заорали «ура!». Боцман выскочил: в чем дело?! Но тоже заулыбался, когда узнал…»

Воробьи привязаны к человеку. В морозы я наблюдал: они залетают в метро, поселяются под стеклянной крышей московского ГУМа. В Кузнецке я поразился темной окраске птиц. Оказалось, воробьи морозными днями залезают погреться в трубы. Птица охотно пользуется нашим хлебом и нашим теплом. Но попробуйте заманить воробья на ладонь. Почти невозможный случай! Синица садится, а воробей будет держаться поодаль, будет воровато, с оглядкой, прыгать, но на руку сесть не захочет. С воробьями у человека особые отношения.