Ильин, Инспектор и Я - Онегов Анатолий Сергеевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗

Анатолий Онегов

Ильин, Инспектор и Я

Конечно, приятно, да и удобно тоже, когда выходишь из дома посреди ночи с рыболовным ящиком, с буром, в ватных штанах, в валенках, в тулупе, и не надо тебе никуда дальше идти – приятно, да и удобно, когда у твоего подъезда ждет тебя машина, готовая отвезти всего, как ты есть, безпересадок и ожиданий прямо на рыбалку.

Я, конечно, не за то, чтобы каждому рыболову подавали к подъезду автомобиль – так и автомобилей-то на всех не хватит! Но так уж вышло в этом году, что всю весну, каждую субботу под воскресенье, а точнее, в первые часы воскресенья, ждал меня около дома легковой автомобиль, за рулем которого замирал в напряженном ожидании Ильин, а рядом с Ильиным-водителем с не меньшим трепетом ждал моего появления Инспектор…

В том, что за рулем машины сидел Ильин, не было ничего особенного. Просто у Ильина наконец появился свой автомобиль. Ну а о том, чтобы этот автомобиль вместе с Ильиным мотался по ночным зимним дорогам, разыскивая в метели и морозы пути-подходы к самым заветным заливам, позаботились мы с Инспектором. Раз уж у каждого человека должна быть тяга к природе, то почему бы такой тяги, избавляющей от стресса городской жизни, не появиться вдруг и у Ильина? К тому же Ильин, владелец транспорта, оказался человеком слабохарактерным и после первой же нашей беседы-увещевания отправился в рыболовный магазин и накупил там самых разных магазинных удочек и мормышек.

Правда, широко рекламировать свое увлечение перед домашними он не стал – дома у него была жена Валентина, женщина строгая, молчаливая, но ужасно решительная и предрасположенная к крайним выводам и суждениям. И я до сих пор предполагаю, что все свои ночные походы-поездки на рыбалку новоиспеченный рыбак-подледник объяснял дома только так:

– Ну, понимаешь… Ну, неудобно перед ребятами… Обещал… Вернусь скоро… Конечно, тут же поеду к теще… – И т. п.

На что жена Валентина, в моем представлении, должна была, не произнося вслух ни слова, окончательно решить про себя: «Хорошо! Поезжай, поезжай! Но если еще раз, то развод!»

Словом, всякий раз Ильину приходилось с большим, хотя, разумеется, и не очень громким боем-противостоянием отстаивать свое право подать к подъезду моего дома железного коня, нацеленного нашим неудержимым желанием только вперед, только за лещами.

Это коротенько про Ильина. А теперь про Инспектора…

Инспектор действительно был инспектором, настоящим, рыболовным, и отсюда, из столицы, инспектировал-управлял всеми инспекторами, которые бессменно несли свои тревожные вахты на северных реках, куда заходил на нерест бродяга лосось… А лосось действительно был бродягой, и, как за каждым бродягой, за лососем надо было следить, и не только там, на местах, но и отсюда, из центра, с помощью самых совершенных ЭВМ нанося на карту мира его очередные дороги.

К чести нашего Инспектора надо сказать, что инспектировал лосося он не только из московского особняка, занятого соответствующей инспектирующей организацией. Это только по зиме, когда лососи отсиживались в глубинах нейтральных вод, наш Инспектор вдыхал прелести столичной жизни вместе с городским воздухом. Все остальное время он был где-то там, на севере, и всякий раз перед новой зимой мы в Москве с беспокойством и надеждой ждали его возвращения.

Наше беспокойство объяснялось истинным беспокойством – ведь по берегам лососевых рек бродят не только медведи, подбирающие ослабевших рыб. А надежда?.. Уж тут простите – грешен человек – надеялись мы всякий раз, разумеется про себя, что вдруг наш Инспектор, Главный Инспектор по всем лососям, одарит нас по возвращении хоть ломтиком этого самого деликатеса-дефицита… Ах, как хорошо положить такой ломтик на кусочек белого хлеба, а потом, перед тем как отведать сей дар северных вод, дотронуться пальцами до запотевшего стекла соответствующей посуды!

Но наш Инспектор ни разу не оправдал наших надежд. Нет, домой он возвращался всякий раз живым и здоровым, но, увы, и на этот раз не усвоив себе, что такое дефицит… Помните у Райкина?.. И Райкина мы ему показывали по телевизору и про «товароведа из отдела обувь» рассказывали, который превратился в простого инженера после того, как не стало дефицита. Все тщетно. Возвращение Инспектора, как и сто лет назад, мы отмечали по-гусарски громко, с соответствующими тостами за новую зиму, за новые пути-дороги к лещам и ершам, но, увы, лишь под пюре из магазинной картошки…

Ну, что делать, если не родился наш друг «товароведом из отдела обувь», если не внял советам знаменитого сатирика… Ну а уж если рассказывать дальше, то будет совсем смешно. И все-таки расскажу, чтобы вы представили до конца всю нашу разудалую компанию…

Было это на Озерне. Есть такой подмосковный водоем, опытно-необыкновенный, конечно, платный и к тому же лимитированный. Плата – это еще пустяки, а вот лимит – это очень близкое к дефициту. Дело в том, что на Озерне выдают в день всего две с половиной сотни путевок, а потому и выстраивается перед оконцем конторки беспокойная очередь чуть ли не с первыми звездами на небе. К утру, когда звезды понемногу гаснут, постепенно выясняется, что число желающих осчастливить Озернинское водохранилище и на этот раз далеко перевалило за оговоренное число допускаемых соискателей счастья. Ну а к тому времени, когда открывается желанное оконце и симпатичнейшая молодая женщина начинает одаривать путевками впередистоящих, многие уже понимают, что сегодня не будет им счастья на льду.

Честное слово, бывало такое и со мной. И я вместо счастья созерцания природы, окружающей лунку, просверленную во льду, довольствовался лишь созерцанием неумолимой женской красоты… А она действительно была хороша – эта молодая женщина в своем крохотном окошечке, из которого только что было выдано последнее счастье. Ах, с какой нежно-смущенной улыбкой говорила она: «Все… Больше нет…» И какая женственно-мягкая рука возвращала мне обратно из окошечка мой новенький рубль, припасенный на счастье!

Честное слово, я никогда бы не променял ни январский мороз, ни февральскую метель над замерзшей лункой даже на сто улыбок самых блестящих женщин. Но что оставалось делать, если наш Инспектор в свои сорок с лишним лет так и не уяснил себе, что такое дефицит.

Нет, он тоже был здесь, у окошка, но заглядывать в окошко и коленопреклоненно умолять неумолимую красоту приходилось мне, а не ему, облеченному властью не только над северными водоемами. Ах, как мы его костили на обратном пути! Ах, как мне хотелось крикнуть Ильину: «Все! Останавливай! Высаживай его! Пусть этот тупой байбак тащится в Москву с Озерны пешком!» Но Инспектор одаривал нас, горящих ненавистью, неотразимой улыбкой взрослого ребенка, и мы и на этот раз прощали ему, как ребенку, все-все: и дорогу через ночной снег, и чарующий взгляд молодой женщины вместо озернинских подлещиков, и его инспекторский билет, который он и сегодня забыл дома вместе со всеми остальными рыболовными документами.

Врал! Конечно, врал! Был у него при себе билет всегда и всегда появлялся, когда надо было остановить какого-нибудь оскорбителя воды и рыбы. Просто не мог наш друг, наш Инспектор, поступать по-другому. Честное слово, встречаются еще такие люди на русской земле, частенько встречаются, а оттого и радостно бывает на душе даже тогда, когда тебе и на этот раз не достается дефицита.

Это об Инспекторе. И наконец о себе… Вы хоть знаете, что я не просто так, а писатель? Да-да, настоящий, пишущий дома за письменным столом, а не просто внесенный в некие писательские списки. А уж поскольку писатели на каждом углу не встречаются, то будьте добры – желаете иметь вместе с собой писателя, подавайте к его подъезду автомобиль, и вовремя, чтобы писатель вас не ждал. Это как со свадебным генералом – уж какая там свадьба без генерала! Так вот и мои друзья почему-то решили, что без писателя никак не обойтись на рыбалке.

Правда, была у моих друзей и корысть: люди они занятые, при службе, и не получалось у них в рабочее время мотаться по магазинам, разыскивать то крупного, то кормового мотыля, а раздобыв мотыля, раздобывать еще и путевки на рыбалку. Тут-то и выпадал случай мне внести свою долю в общий успех нашего в общем-то безнадежного дела.