Хозяева джунглей. Рассказы о тиграх и слонах - Алазанцев М. (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
— Что это за Далила еще такая?
— Да моя тигрица, кто же еще? Я дал ей это имя, потому что у нее такой ласковый и коварный вид, и это имя ей очень идет. Этот зверь — олицетворенное лукавство и в то же время сама грация.
— Держу пари, что это имя надоумило вас испробовать этот способ.
— Вы угадали. Я вспомнил легенду о Самсоне, непобедимом герое, с которым силой нельзя было справиться. Вспомнил, что предательство женщины одно только одолело его, отдало его, беззащитного, в руки врагов. И тогда я подумал: почему у животных не может произойти то же, что у людей? Говорю вам серьезно: тигрица приманит тигра, и это единственный способ поймать его.
— Чего же лучше. Это чрезвычайно интересует меня. Подождем до завтра. Увидим…
— Ну вот. Слушайте хорошенько. Слышите?
Где-то далеко, в глубине джунглей, среди тишины ночи раздалось протяжное, жалобное мяуканье. Оно длилось с минуту и кончилось хриплым рычанием, таким громким, что павлины, сидевшие на ближних деревьях, прокричали что-то в ответ… Затем все смолкло.
— Слышите, она зовет его, — сказал первый из собеседников. — И он придет к ней, будьте уверены. Однако вернемся домой, нам здесь нечего делать. Завтра нам необходимо быть там с ранней зари.
Оба человека вернулись в дом.
Дал ила — красавица тигрица — совсем рассвирепела.
Час обеда давно миновал, и наступила ночь. Почему ее оставляют одну, покинутую среди всех опасностей, таящихся во мраке?
Она встала и нетерпеливо вертелась в клетке с глухим рычанием. Зачем ее останавливают эти колья? Ей было бы так легко бежать, несколькими легкими прыжками вернуться в дом, который стоит вон там, за темным рядом отдаленных деревьев. Тигрица начала грызть бамбуковые колья, царапать их, выпустив когти и протянув лапы, и рычала яростным рычанием, походящим на хриплый лай или сердитый кашель. Она размахивала хвостом, который свистел в воздухе точно хлыст, и вдруг, подобрав под себя лапы, присела, вытянулась, бросилась вперед с оглушительным грозным ревом и больно ударилась о непоколебимую стену своей тюрьмы.
Но вот она вдруг остановилась, посмотрела, прислушалась…
Что-то прыгнуло перед нею во мраке. Она увидела, как высокая трава заколыхалась, нагибаясь до самой земли и шурша смятыми стеблями. Это не человек, идущий к ней по траве, она сразу почуяла. Это животное, добыча, пробежавшая мимо клетки, — добыча, которой она никогда не едала, не видывала даже и, однако, знакомая ей. Тигрице хотелось бы преследовать ее, ползя по ее следам подобно змее, схватить и разорвать ее…
Под ее покатым низким черепом мелькали смутные образы, вызывавшие неясные грезы, от которых ей становилось спокойнее. Инстинкт свободы, которого она, однако, никогда не знала, спал в ней и только теперь просыпался.
Как ей захотелось охотиться — охотиться одной, ночью, на свободе… Она встала, вытянула шею, подняла уши, и глаза ее загорелись хищным огнем. Богатая сеть ее обонятельных нервов наполнялась различными запахами. Вот мускусный запах двух кабанов, пробежавших совсем близко, смешанный с кислым запахом трав, которые они топчут; острый запах дикобраза; запах стаи цапель, разгуливающих в болоте среди приторного запаха тины; едкий запах лисицы, бегущей из далекого леса…
И вдруг — другой запах…
Этот тяжелый и горячий дух, такой ужасный, могучий, пленительный, она чувствует внутри самой себя — дух ее рода, ее крови, ее плоти… Все неосязаемые следы, оставленные около нее людьми, все аппетитные запахи окружавшей ее добычи — все исчезло, рассеялось. Ничего не существовало, кроме этого запаха, который для нее был чувством самой жизни.
Тигр! Тигр! Ее единственный властелин. И если бы человек появился в эту минуту, она бросилась бы на него, своего наследственного, кровного врага, врага рода, врага будущих детенышей. Тигр! Тигр! Пусть он придет, она хочет видеть его, этого тигра, которого никогда еще не видала. Нужно позвать его, пусть он прибежит из глубины ночи к ней — только к ней, чтобы они могли встретиться и убежать вдвоем на волю.
Тигрица опускала уши, закрывала глаза, вытягивала лапы, ложилась грудью на землю и закидывала голову назад; черные губы ее открывались, обнажая зубы, и из горла вырывался жалобный зов… Тягучая звонкая жалоба, одновременно молящая, ласковая и покорная… Протяжная певучая жалоба, далеко разносившаяся в тишине ночи и оканчивавшаяся хриплым рычанием… Затем все смолкло.
Павлины, сидевшие на отдаленных деревьях около дома, отвечали резкими криками на этот громкий призыв.
И тигр, который проснулся, зевая, чтобы идти на ночную охоту, услышал его…
Проснувшись, он сел и вытянул лапы, подавшись головой вперед, в уровень с плечами, и чувствуя еще в ней небольшую тяжесть после сна. Он озирал с вершины скалы, избранной им для ночлега, серую, хмурую поверхность джунглей, посеребренную светом луны, выглядывавшей из-за деревьев ближнего леса.
Нигде не было заметно жизни в этой лесной чаще. Ветер не тянул в его сторону, и напрасно он раздувал свои широкие оранжевые ноздри, стараясь уловить в воздухе какой-нибудь запах.
Тигр лениво поднялся на ноги, сгорбил спину, потянулся и зевнул, широко открыв свою красную пасть. Затем он спустился к дереву и стал точить когти, жестоко царапая древесную кору. Он потянулся еще раз, напрягая мускулы, чтобы дать им работу, затем подобрал под себя лапы и лег с нерешительным видом, прищурив немного угрюмые глаза, и, полуоткрыв пасть, глухо мяукнул.
Но вот снова послышался зов. На этот раз тигр спустился по рыхлому склону холма широкими скользящими шагами, обошел кругом колючий кустарник, росший на дороге, добрался до высокой заросли джунглей, остановился и потянул носом, принюхиваясь.
Так как жалобный, умоляющий голос тигрицы звучал теперь беспрерывно, тигр двинулся вперед.
Он пробирался в траве, колыхавшейся на его пути правильной струей.
Не было слышно ни малейшего шума. Дикая кошка, отправляющаяся на разбой, не могла бы идти тише и незаметнее. Тигр прокрадывался легким шагом, раздвигая мордой перепутанные стебли травы, осторожно ступая по влажной земле бархатными лапами. По временам он останавливался, поводил ушами, настораживался, когда неподалеку шарахалось какое-нибудь испуганное животное, убегавшее в страшном смятении. Но это занимало тигра лишь на минуту — он совсем не думал об охоте. Более неодолимая сила влекла его вперед, и он скоро опять трогался в путь, идя прямо к цели.
Тигрица почуяла его приближение. Ее охватила глубокая тревога. Не будучи больше в силах сидеть спокойно в клетке, она прыгала вдоль и поперек, задевая колья, постоянно повертывая голову в одну и ту же сторону, и просовывала временами морду в щели, чтобы позвать тигра глухим, ласковым, тихим голосом, зная, что он услышит ее.
Тигрица испытывала то самое радостное беспокойство, какое чувствовала, когда ей приносили обед. Но в то же время к нему примешивались ужас, боязнь неизвестного, боязнь жестокого, дикого повелителя, могущество которого она предчувствовала.
Тигр с тигрицей встретились наконец.
Давно уже он был здесь, совсем близко от нее, но не отваживался показаться. По мере того как он приближался к тигрице, росло его недоверие. Во-первых, тигр пересек след, запах которого заставил его попятиться с рычанием, потому что он почуял след человека — и человека опасного, вооруженного, человека, внушающего страх, а не беззащитной добычи, которую тигру сейчас хотелось растерзать и съесть.
Человек приходил сюда строить свои козни. Он рыл землю железными инструментами, как всегда это делает, когда расставляет свои западни и ловушки. Попавшись в одну из них как-то раз, тигр приобрел незабываемый опыт и знал, что такое яма, около которой привязана живая испуганная козочка и откуда удается выбраться только с великим трудом, оставляя кровь и куски мяса на острых кольях, которыми утыкано дно.
У тигра мелькнуло желание убежать назад, пригнувшись к земле среди высокой травы, и пробраться в свое логовище. Но голос тигрицы снова позвал его, и тигр остановился, приник к земле, лежал молча, не шевелясь, насторожившись с беспокойством, не зная, на что решиться, куда идти.