Хлопот полон рот - Тови Дорин (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
Вот что, сказала я, хватая Шебалу и снова утаскивая ее в прихожую и водворяя на комод. Я занята. Неужели она не может вести себя прилично? Или она хочет угодить в приют для плохих кошек?
Как? Она? — спросила Шебалу, кокетливо почесываясь о вазу с цветами. Чашки опрокинул Сили! А она — Хорошая Девочка, она Паинька, добавила она и вновь почесалась о вазу для счастья.
Оставалось только пожалеть, что ей вздумалось демонстрировать свою непричастность ни к чему дурному возле моего букета. Он отнял у меня целую вечность, настолько я не способна к подобным вещам. Несколько буковых веточек с листьями, оставшиеся после приготовлений к благотворительному базару, несколько огромных экзотических бумажных маков… два-три стебля ворсянки с шишками и несколько засушенных ахилей… И выглядел он очень неплохо, пусть это говорю я сама… пока Шебалу, усердно демонстрируя, какая она хорошая девочка, не обошла вазу, так что задранный хвост нежно поглаживал стебли — и весь букет, очень легкий, развернулся следом за ней на сто восемьдесят градусов.
Но и это был еще не конец. Быстро подправив букет — хотя, конечно, он выглядел уже далеко не так, как прежде, — я успела к сроку, приехали наши друзья, кошки были закрыты в прихожей, пока мы ужинали, как и полагалось по плану.
Нет, через некоторое время я услышала глухой удар, но, поскольку тут же раздался топоток, я решила, что ничего страшного не случилось. Может быть, Шебалу опять слетела с рояля. Или Сили Отрабатывал прыжки с кровати.
На самом же деле Шебалу окончательно расправилась с моим букетом. После ужина наша гостья вышла за своей сумочкой, а вернувшись, сказала, что на полу в прихожей что-то валяется. Я пошла посмотреть. Обрывки листьев и опрокинутая ваза. А букет упал за комод… Или его туда столкнули?
Но как это могло случиться? — невинно сказала Шебалу, спускаясь по лестнице, пока мы смотрели на следы погрома. Искусственные цветы такие легкие, в этом вся беда. Затем она в сопровождении Сили вошла в гостиную. Тут ведь все их заждались, сказали они.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
И все-таки именно этого мы и хотели. Настояния Сили, чтобы завтрак ему подавали в оранжерею, хотя лето уже кончилось… возня Шебалу с мочалкой для мытья посуды, и с ежиком для чистки кастрюль, и (ее последнее увлечение) с яичными скорлупками, которые она умыкала, прежде чем я успевала выкинуть их в мусорное ведро, а затем расхаживала, сжимая их в зубах — Зловещая Белая Кошка Джунглей с добычей в пасти, — после чего, решив, что мы перестаем ею любоваться, брезгливо заталкивала их под кресло в доказательство, какая она женственная и аккуратная… вот ради этих проявлений индивидуальности мы и обзавелись сиамскими кошками. Правда, иногда нам хотелось, чтобы индивидуальность эта была не столь уже яркой… Вот, например, держа миску высоко, словно официант — бутылку марочного вина, я на каждом шагу во весь голос провозглашаю «завтрак для Сили», ибо это входило в ритуал, иначе он не пошел бы впереди меня, вопя во всю мочь, что это его, его Завтрак; и вот маленькая процессия из крупного сиамского кота и меня огибает угол по пути к оранжерее навстречу бешеному ветру или ливню, а на дороге кто-то сидит в машине и смотрит… Какая неловкость меня охватывала! Как и тот момент, когда наши гости отодвигали кресла, вставая, и — как тщательно я там ни подметала — обязательно открывалась сиротливая яичная скорлупка.
Зато выпадали минуты, когда они выражали свою любовь к нам. Чарльз читает, Шебалу примостилась у него на плече, притворяется, будто читает вместе с ним, а глаза у нее до невозможности скошены от полного блаженства.
Или Сили отыскивает меня в припадке нежности (одно из проявлений его индивидуальности), вскакивает на спинку кресла или на стол, чтобы оказаться повыше, встает на задние лапы, а передние кладет мне на плечи. Потом зажмуривает глаза и принимается тереться головой о мое лицо — мягонько-мягонько вниз по одной щеке, потом по другой. И так — то по одной щеке, то по другой — и так, меняя щеки, долго-долго. Генерал де Силь, окрестил его Чарльз. И правда, это походило на церемониальный поцелуй.
И они были так привязаны друг к другу! Разговаривали, звали, когда оказывались в разных местах, лежали рядышком у камина, переплетя вытянутые лапы. Впрочем, теперь Сили иногда спал и в доме под пледом — что прежде случалось только в вольере. Может быть, он готовится к холодной зиме, гадали мы. Или хочет немножко отдохнуть от Шебалу, которая, если не спит сама, никогда не оставляет его в покое.
Он делал вид, будто его сердят ее приставания — прижимал уши, прыгал на нее, яростно отвечал укусом на укус. Просто немыслимо, Что Себе Позволяют Дети, жаловался он удрученно. И тут же ушел бы в трактир, но только он не употреблял алкогольных напитков.
Все это происходило, когда мы были поблизости. Если же он полагал, что мы его не видим, из-под пледа высовывался хвост и начинал заманчиво раскачиваться, точно маятник, и Шебалу в восторге прыгала и гонялась за ним. Ни о каких трактирах и речи не было. Зато, чуть только Шебалу начинала терять интерес к игре, наружу высовывалась черная лапа и провокационно тыкалась в нее.
Вот так мы и жили в приближении зимы. И если прохожих изумляло то, как я торжественно вела Сили под дождем и ветром завтракать в оранжерее, еще больше должен был интриговать их Чарльз, переселявший своих рыбок. Выкапывая пруд, он сделал середину глубокой и обложил ее камнями, а по другую сторону этого барьера расположилась кольцевая канавка шестидюймовой ширины. Обычно пруд был наполнен по края, и рыбки могли пользоваться им всем. Что они и делали: нежились под листьями кувшинок, изящно проскальзывали над каменным барьером. Возбужденно гонялись друг за другом по кругу с внешней стороны. Однако, когда (и если) они метали икру, чему мы всячески способствовали, располагая водоросли на мелководье, уровень воды в прудике понижался, взрослые рыбы оставались внутри каменного барьера, а за ним на мелководье икре, а затем и малькам их покушения не угрожали. То есть в теории. На практике же, поскольку рыбы нерестятся главным образом после весенних и летних дождей, которые обогащают воду кислородом и вообще вносят оживление в рыбью жизнь, нам никогда не удавалось понизить уровень воды на достаточное время. Дождь тут же вновь его повышал, и рыбы перебирались через барьер, извиваясь на боку или на животе, что отнюдь не шло им на пользу. Затем либо следовало каннибальское пиршество, либо, если мы успевали их опередить, икра вычерпывалась чайной ложкой, и дальнейшее ее развитие происходило в банках.
Собственно, на мелководье они только устраивали гонки, метали икру и — зимой — вмерзали там в лед. Как мы ни вычерпывали воду, стараясь, чтобы зимой они оставались внутри каменного барьера на глубине, вскоре вновь начинался дождь, вода поднималась выше барьера, рыбы перебирались за него, а ночью ударял мороз, и они оказывались в ледовом плену. Мы их спасали, отогревали в чуть теплой воде и возвращали к их более мудрым сородичам в середине прудика. Но слишком часто лед или камни повреждали защитный слой слизи, и с потеплением на этих местах развивался грибок, так что рыбы погибали.
Чарльз питал нежную привязанность к своим рыбам, выращивая их от дюймовых мальков до прекрасных жирных, королевских размеров, карпов, и твердо решил, что в эту зиму не потеряет ни единой. Он заберет их в дом, заявил он. Куда? — спросила я, уже видя, как всю зиму они плещутся в ванне. Что-нибудь придумаю, сказал он. И конечно, придумал.
Если прохожие (а садовая стена была невысока, и все, чем мы занимались снаружи коттеджа, публика могла наблюдать, точно актеров на сцене театра шекспировских времен)… если прохожие недоумевали, почему с крыши нашего угольного сарая свисает рыболовный сачок (рыбки эти похитрей форели, говорил Чарльз, и поймать их можно только врасплох)… если они удивленно разевали рот при виде Чарльза, когда он, изловив одну, мчался через сад с сачком наперевес… если все это их ошеломляло, так они были уже совсем ошарашены, если бы могли заглянуть в оранжерею, где красовался очередной плод вдохновения, посетившего Чарльза, — рыбы кружили в бочке из-под сидра. Весной он купил их четыре — огромные, стянутые железными обручами, высотой почти шесть футов и до небес разящие местным сидром. Распиленные пополам по его просьбе, они, как считал Чарльз, великолепно подходили для выращивания черники. Почва у нас известковая, а черника нуждается в торфе, так что все это было крайне логично. Но только, как обычно, прохожие об этом не знали, и появление у наших ворот восьми внушительных полубочек из-под сидра породило всяческие предположения.
