В лесах счастливой охоты - Сладков Николай Иванович (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Бывают, значит, и тут встречи. Да ещё и какие!
Сколько я потом ни искал в книгах, — не нашёл, чтобы кто-нибудь видел такое странное скопище сипов. Так и не знаю, что это была у них за игра.
Жизнь этих нелюдимых птиц мало ещё изучена. Когда-нибудь учёные объяснят нам все их повадки. Это — дело науки. А я — простой охотник.
Я горд тем, что мне — первому, быть может, из людей — удалось увидеть необычайные игрища этих крылатых чудовищ среди мёртвых скал, на такой высоте, где не живут люди.
Разве не стоило для этого потрудиться?
Конь-великан
Вчера на зелёные горы упал белый град.
Стало как зимой. Да не совсем. И бело, и холодно, а знаешь, что это не серьёзно. Из-под белого везде проглядывает зелёное. И пробиваются, пробиваются летние запахи разных трав.
К утру травы победили. Мутные струи талого града побежали по скатам гор.
Одна струя помчалась по узенькой тропинке, смывая с неё старые следы людей и зверей.
Смыла следы — и стала покрывать тропинку мутной земляной жижей.
Но пришёл конец и потокам. Из-за притихших гор поднялось солнце.
Всё вокруг обновилось: зелень стала свежей и тропинки — нехожеными.
Днём началась жара. Камни от жары стали лиловые и золотые.
Отяжелели, поникли к земле колоски. Смотрю на них против солнца и вижу: взлетит из трав птица — и под крыльями у неё взметнётся золотое облачко цветочной пыльцы. Летит птица над травами — и каждый удар крыльев рождает золотистый пылевой смерчик.
Тропинка затянулась корочкой. Потом корочка растрескалась от жары, на ней переплелись лиловые трещинки до самого камня.
Мой конь шагает по звонкой тропинке — и каждый шаг его копыт выбивает в корочке лунку. Шаг — лунка, шаг — лунка. Четыре копыта — четыре лунки. Вся тропинка позади нас в лунках.
Вечером я возвращаюсь по этой тропинке с горы.
Из каждой лунки взлетает птичка: в каждой лунке — птичья пылевая купалка. Птицы купаются, набрасывая на себя крылышками пыль.
Все птицы горного склона собрались порхаться в лунках. Вся тропинка для них стала пляжем.
Мой конь, наверно, казался птицам сказочным конём-великаном, от каждого шага которого рождается озерко.
Красное пятно
Горные леса, а с ними и лето, остались глубоко внизу, под облаками. Вокруг нас — зимние альпийские луга.
Но зима на лугах не простая, а летняя. Как настоящей зимой, вокруг нетронутые снежные поля. Как зимой, нет ярких красок: белый снег, серые камни. Но мы, как летом, идём в одних трусах, — жарко! На голые плечи наброшены рубахи — от ожогов солнца. На головах — широкополые шляпы. Но от солнца спасения нет. Оно, как в зеркале, отражается в снегу и жжёт снизу. У нас потемнели и отекли веки, обожжены ноздри и низ подбородка.
Глаза болят и слезятся. Пора и вниз, — вокруг безжизненно и пусто.
Но вдруг среди серых глыб на снегу я увидел яркое красное пятно. Щурю воспалённые глаза — нет, не разглядеть, далеко. А разглядеть надо: красное пятно так и блестит на солнце и вроде шевелится. Утерпишь тут!
Что это? Подснежные цветы? Пятно крови? Или просто красный лоскут, оброненный охотником-горцем?
Придётся давать крюк. Лезу через камни, проваливаюсь в рыхлом снегу. В горле хрипит, в висках стучит. Глаза разъедает пот.
И чем ближе к пятну, тем непонятнее. Вокруг пятна какие-то полоски красные. Или так кажется?
А тут за камнями и вовсе пятна стало не видно.
«Вот мучаюсь, а там, наверное, просто лоскут», — сержусь я на себя.
А там не лоскут…
Вылез я на последнюю глыбу перед ледником и увидел на снегу… клубок красных змей! Некоторые змеи отползли от клубка в сторону и лежали на снегу, как красные ленточки.
Я протёр залитые потом глаза. Точно — змеи! Я пощупал рукой снег. Настоящий.
Змеи на снегу! Красные змеи!
Я поджал голые ноги. Потом осмелел и стал бросать в змей камешками. Сердито шипя, они подняли плоские головки и стали расползаться, быстро скользя по снегу и скрываясь в кустарнике на проталинах. Одна красная змейка проползла совсем близко. На её спине я разглядел зубчатую полоску.
Гадюка!
Уползли красные гадюки. Остались на снегу извилистые полоски — змеиные следы. Я и раньше встречал на снегу такие полоски, но никак не мог разгадать, что они значат. А теперь понял.
Змеи на зиму сползаются к какой-нибудь земляной норе и зимуют, свившись клубком. Весной, когда сойдёт снег, они выползают погреться на солнце. А горное солнце злое, и на снегу жарко. Вот они и выползли раньше срока. А что красные — так это не от загара. После уж я узнал: есть такая порода гадюк на Кавказе — красная гадюка Кознакова.
А вот я загорел. Да так, что вся кожа облезла. Да ещё и ослеп на два дня. Дорого обошлись мне красные гадюки. Одним утешался: такое не всякий видел.
А уж вид-то какой! Ослепительный!
Тетёрка
Кавказская тетёрка всем схожа с нашей, обыкновенной. Может, поменьше только.
И повадка у неё простая: увидит охотника, — улетит; услышит, — убежит или затаится.
Но однажды встретил я тетёрку, которая не улетела от меня, не убежала и не затаилась.
Сидел я на склоне у ручья. Плещет, скачет с камня на камень вода и у кустов рододендрона обрывается водопадиком.
Из этих кустов и вышла тетёрка. А за ней шесть — в полматки — цыплят.
Хотел я притаиться, да неловко шевельнулся: из-под ноги поскакали камешки.
Семь головок, как семь цветочных бутонов, поднялись из травы. И замерли.
Шесть несмышлёнышей ждут сигнала матери.
Вот тетёрка взмахнула крыльями.
«Сейчас улетит», — подумал я. Но она не улетела. Только кинулась в сторону. «Сейчас убежит!» Но она наткнулась на камень — и не убежала.
Шесть глупых цыплят ждали.
Тогда я нарочно зашуршал ногой.
Тетёрка — грозная, взъерошенная — бросилась прямо на меня.
Я шуршал ногой, а тетёрка бежала ко мне, спотыкаясь и падая.
Она кинулась мне прямо в руки и, схваченная, закричала, забилась, теряя перья.
Это послужило сигналом. Шесть цыплят разом взлетели — и спланировали под кручу.
Я был поражён безрассудной самоотверженностью птицы. Зачем кидаться в руки врага, когда можно убежать, улететь, спрятаться?
Но, прижав ладонями тугие, сильные крылья, я вдруг заметил: тетёрка была слепа. Вместо живых птичьих глаз были две пустые впадины с запёкшейся кровью.
Всё было ясно.
Пёстрый желтоглазый ястреб налетел, скогтил, поволок. Проколол глаза, да не сумел удержать и убить, — вырвалась.
Тетёрка и слепая водила выводок. На ощупь клевала траву и почки. Шесть несмышлёнышей по-прежнему ждали от неё сигналов. Но теперь она не могла взлететь и увлечь за собой выводок. Не могла убежать и спрятаться с выводком в чаще. Куда бежать, куда лететь, когда кругом ночь?
… А враги крадутся. Слышны шорохи в кустах, в траве. Скачут из-под чьих-то ног камешки.
И тетёрка, защищая детей, бросилась прямо на шум. Это всё, что она могла теперь сделать.
Слабый враг испугался бы и убежал. Сейчас враг оказался сильный. И она забилась, закричала. Тетеревята были спасены.
Я держал в руках слепую тетёрку и не знал, что с ней делать?
Под ладонью быстро-быстро билось птичье сердце, такое маленькое, но такое смелое!
В норе
У моих ног узкая нора под скалу. Часто в горах узкая нора бывает началом большой пещеры. Я зажёг фонарик, зажал его в зубах и втиснулся в нору. Камни сдавили плечи. Я нажал, голова моя просунулась в расширение, но плечи застряли ещё крепче. И тут я услышал тихое шипение.
Я сразу понял, кто шипит, дёрнулся назад и застрял окончательно.