Мой знакомый медведь - Севастьянов Анатолий Александрович (книги читать бесплатно без регистрации txt) 📗
На отрогах гор заросли кедрового стланика смыкались в обширные массивы. Между ними все труднее становилось отыскивать проход. Едва заметная медвежья тропа окончилась небольшой ямкой, рядом с которой лежал медвежий череп. Гераська покачал головой:
— Делал, делал тропу — и сдох от такой работы.
Витька забрал череп, положил в полиэтиленовый мешок и приторочил к вьючному седлу Ветерка.
— Вот видишь, — показал Гераська на гнилые медвежьи зубы, — и у медведя, бывает, зубы болят. Идешь, а у него зуб ноет. Глядишь — и отлупит под горячую лапу.
Лошадей завели в горный ручей и по нему побрели сквозь массив кедрача. Всех измучили скрытые под водой камни и белая пена, от бега которой кружилась голова. На ровном, пологом склоне расседлали лошадей, поставили палатку. Поляну окружали скалы, каменистые россыпи, заросли стланика. Витька развел костер. Гераська нашел сухой изогнутый ствол камчатской березы и нес его на плече к костру. Витька побежал навстречу, хотел помочь.
— Один донесу, — сказал Гераська. — Что это за бревно. У меня дед такими дрался.
Стемнело. Развели костер и приготовили нехитрый ужин.
Витька спустился к лошадям. Их силуэты темнели на фоне светлой полоски неба. Над лошадьми сновали летучие мыши — ловили комаров. Мыши принялись летать и вокруг Витьки, едва не задевая крыльями лицо. Он отвел лошадей к ручью, напоил и опять привязал.
Со стороны палатка и костер выглядели так живописно, что Витька невольно остановился. Розово-зеленая палатка стояла возле громадного черного языка застывшей лавы. Отсвет костра играл на черном базальте. У огня сидел Гераська и неторопливо помешивал угли. На закопченной палке висел котелок с закипавшим чаем…
Помигав, погасли последние маленькие язычки костра. Гераська уснул и чуть слышно посапывал. В темноте похрустывали травой лошади. Где-то далеко прогремел стронутый медведем или снежным бараном камень. Едва угадывался вдали мерный шум океанского прибоя. То ли ночью обострился слух, то ли днем мешали посторонние звуки, но днем прибоя не было слышно.
В палатке было тепло и уютно.
Витька лежал и вслушивался в звуки ночи. Рядом с палаткой зашуршала трава. Какой-то зверек пробежал совсем близко и остановился. Гераська перестал сопеть. Зверек заскреб брезент возле изголовья. Гераська щелкнул пальцем по натянутому полотну, зверек шоркнул травой и умолк.
— Соболь, — сказал Гераська, чиркнул спичкой и закурил, чтобы дымом разогнать комаров. — В кой-то год столько соболей набежало — в палатке спать нельзя. Крыша пологая. Шебаршат там. Ткнешь шомполом — только и прогонишь… Это летом. А зимой ушли куда-то. Осталось так себе. — Он посветил сигаретой на часы. — Спать давно надо…
Утром Витька откинул брезент палатки и увидел Гераську, который сидел на камне и протягивал копченую корюшку облезлой лисице. Она никак не решалась взять ее из рук человека. Мало-помалу подошла, осторожно взяла зубами рыбину, отступила назад, стремительно развернулась и кинулась бежать.
Гераська увидел Витьку и кивнул в сторону лошадей. Вдали рядом с Ветерком пасся северный олень. Ни лошадь, ни олень не обращали друг на друга внимания и мирно пощипывали траву. Когда Гераська поднялся с камня, олень вскинул голову с могучей кроной рогов. Плавно наращивая скорость, он побежал так, будто главное для него — унести эту драгоценную ношу.
Почти полдня тащили лошадей в горы, лезли по крутым откосам, пробирались каменистыми россыпями. Старый Ветерок отставал на крутых подъемах, но не торопился, аккуратно обходил выступы скал, чтобы не задеть за них вьюком. Но когда, по его разумению, затягивался перекур среди камней, где не было ни былинки, он трогался вперед: хватит, мол, рассиживаться. Витьку забавляла привычка Ветерка останавливаться, едва загремишь спичками. Кто-то приучил его: загремели спичками — остановись, дай людям закурить.
Голубка тоже кое-что умела. Воспитывалась она вольно, бегала до трех лет по поселку, дежурила у магазина, выпрашивая конфеты. Кто-то научил ее кивать головой на вопрос: «Конфет хочешь?» А если спрашивали: «Работать будем?» — она энергично мотала головой из стороны в сторону. Работать она и в самом деле не любила. Когда надевали седло, она начинала вздыхать, будто тяжело переживала: какая, мол, у нее разнесчастная жизнь. По вечерам или на долгом привале, когда снимали седло, она принималась носиться на длинной привязи. Но как только брались за седло, опять начинала вздыхать. Когда тропа шла по кромке обрыва, она останавливалась и тоскливо смотрела вниз, словно раздумывая, не броситься ли ей в эту пропасть от такой разнесчастной жизни. Витьке было страшновато в седле от лошадиной меланхолии, и он решительно натягивал повод.
Они пришли как раз в тот район, который Сергей Николаевич отметил на карте красным кружком. Гераська спрятал продукты и хорошо заметил место — ему предстояло вести сюда научных сотрудников. Пошли дальше к вулкану. Казалось, должны были выйти на скалистый гребень, а впереди было ровное, почти неоглядное плато. И уже не верилось, что несколько минут назад Голубка едва не сорвалась на крутом подъеме, не верилось, что карабкались на такую кручу, что, кажется, сердце пробьет грудь.
Плато местами поросло невысоким березнячком. Вдали, за равниной, высился полуразрушенный вулкан, к которому они шли. По земле серыми островами двигались туманы. Витька не сразу понял, что это облака — на плато они спускались до самой земли. Облако скрыло низкие березки, приблизилось к людям и наползло на них мокрым серым туманом. Все поблекло как в пасмурный туманный день… Но ветерок отодвинул облако, и опять засияло солнце.
Распрягли лошадей. После трудного подъема надо было дать им отдохнуть. Среди низкой, но густой травы Витька нашел маленькую норку. А на гребне холмика увидели и самих зверьков. Это были длиннохвостые камчатские суслики. Они стояли рядом, один был на голову выше другого. У Витьки при себе был фотоаппарат, и ему захотелось сфотографировать этих сусликов. Но едва сделал к ним шаг, они скрылись в норе.
Среди камней и травы было множество сусликов. Но стоило направиться к ним, они тут же прятались в норки.
Гераська привязал лошадей, бросил на землю телогрейку и лег отдыхать. Витька затаился возле норы. Зверьки из нее не показывались, а из соседней выскакивали то и дело. Ели траву, забирались в норку, опять выскакивали. Гераська советовал переменить место, но Витька только молча отмахивался. Он успел убедиться — стоит переменить нору, и все будет наоборот: там, где бегали суслики, будет тихо, а бегать начнут у той норы, от которой уйдешь. Гераська встал и спрятался за камнем возле норы, на которую показывал Витьке. Из нее не появилось больше ни суслика. Гераська перешел ко второй норе, к третьей — и всюду суслики как вымирали. Тогда он взял телогрейку, свернул и поставил возле норы, а сам ползком пробрался к соседней норке. Лежал долго и наконец дождался — суслик встал перед ним столбиком, сложил на груди лапки, свистнул и опять юркнул в нору.
— В каждом деле смекалка нужна, — сказал довольный Гераська, поднял с земли телогрейку и накинул на плечи. Телогрейка сзади была изодрана сусликами. Гераська снял ее и покачал головой.
— Вот тебе и обманул! — Он бросил телогрейку в кусты. — Пускай гнезда делают.
Они долго шли по плато и наконец пересекли его. Солнце освещало скалистые горы, стоявшие вразброд до самого горизонта. Причудливые скалы, то закругленные, то острые, как акульи зубы, венчали их вершины. Нужно было спускаться в каньон и идти к отрогам полуразрушенного вулкана.
В каньоне из низкой травы засохшими кустами торчали сброшенные оленьи рога. Витька поднял обеими руками большой рог — он был намного больше того, который видел в аэропорту, когда прилетел на Камчатку. Хорошо бы, конечно, привезти домой такой сувенир, но уж очень трудным был путь по бездорожью.
Сухие долины прорезали склоны каньона. Местами промытые водой ущелья шириной всего метров в десять врезались в рыхлые вулканические породы метров на сто. На дне этих ущелий вода шумела только весной, когда таяли снега или когда поблизости просыпался вулкан и горячим пеплом плавил снег. Но и тогда эти речки никуда не впадали. Они тонули в песках, которые сами за множество лет вынесли с гор.
