Быстрая Молния - Кервуд Джеймс Оливер (список книг .TXT) 📗
Через двадцать поколений волков Быстрая Молния встретил наконец родственную ему душу.
Спустя некоторое время, пройдя несколько миль все в том же западном направлении, Быстрая Молния и Светлячок достигли границ материкового льда. Они не торопились в своих скитаниях, и Быстрая Молния давно оставил мысль о главенстве в выборе дороги. Светлячок быстро отстранила его от этого занятия. С тактом и умением, свойственными в подобных ситуациях ее полу, она присвоила себе право в довольно широких пределах выбирать пути, которым должен был следовать ее новый приятель. И Быстрая Молния, переполненный счастьем от ощущения новой, только что зародившейся дружбы, сознавал, что было бы невежливо спорить с ней о таких пустяках в первые часы их медового месяца. Так что куда шла овчарка, туда следовал и он. Для него это было приятной переменой, хотя инстинктивно он чувствовал заключавшуюся в ней опасность. Ведь Светлячок была в такой же степени чужой в его диком и свирепом мире, как и он был бы на улицах большого города. Высокомерно и простодушно, она попросту не сознавала опасностей этого мира. Гладкая, лоснящаяся и прекрасная, она никогда не ощущала жестоких мук голода. Она не знала, что жизнь среди этого заброшенного мира снега и льда на каждом шагу требует постоянной настороженности охотника. На борту судна она знала лишь две опасности: угрозу со стороны диких собак-маламутов и от «джентльменов в белом» — полярных медведей. Однажды раненый медведь чуть не убил ее, и с тех пор овчарка запомнила белое чудовище как самое ужасное из всех, живущих на земле. Но медведь, как известно, приходит из моря, а здесь у нее под ногами была прочная и твердая опора.
Наконец овчарка решительно свернула ко входу в исполинскую трещину в стене ледяной горы, узким и глубоким ущельем уходившую в самые ее недра. Быстрая Молния сделал попытку отозвать ее. Инстинкт подсказывал ему необходимость избегать подобных ловушек. Но Светлячок, поколебавшись долю секунды, дала ему понять, что, если он не желает следовать за нею, она пойдет одна. Быстрая Молния добродушно потрусил за ней. Однако дурное предчувствие не покинуло его. Он насторожился и стал более внимательным. Основание трещины поднималось вверх наподобие крутой горной тропинки, и они упорно карабкались по ней, пока на высоте двух или трех сотен футов не остановились снова. Лунный свет наполнял ущелье. Он сверкал и искрился, отражаясь от ледяных стен, бесчисленных сосулек и гигантских ледяных утесов высоко над их головами. Его яркость среди этих мерцающих стен не уступала яркости бледного северного солнца, но Быстрая Молния был нечувствителен ко всему этому великолепию, безразличен к его чудесам. Пока они стояли здесь, его предчувствие уступило место подозрению, подозрение — ощущению медленно, но неотвратимо приближающейся реальности. Он почуял запах! Когда Светлячок сделала шаг, намереваясь продолжать путь, он тихо заскулил. В его голосе появилась новая нотка. Она удержала и остановила овчарку. Она заставила ее поднять голову и без каких-либо других объяснений, кроме магнетического контакта, возникшего между ней и Быстрой Молнией, подсказала ей, что сюда, в трещину, кто-то проник.
Целую минуту простояли они неподвижно, и в эту минуту до них донесся звук: клик, клик, клик, — как будто кто-то быстро постукивал по льду металлической палкой. Спустя еще несколько секунд в их поле зрения появился Уопаск, огромный полярный медведь. Пока Уопаск перебирался через крутой выступ у входа в трещину, обоняние Быстрой Молнии полностью ощутило его запах. Это был особый запах, запах, который Быстрая Молния не смог бы забыть никогда, — сильный мускусный дух медведя, того самого, с кем он дрался в эскимосском иглу много дней тому назад! И Светлячок, увидев Уопаска, узнала в нем существо, которого она боялась больше всего на свете!
Уопаск, почуяв так близко добычу, остановился. Дурной медведь, каннибал, чудовище, отведавшее вкус человеческого мяса задолго до того, как Быстрая Молния преградил ему дорогу в иглу, — сейчас он стал еще злее. Зазубренный наконечник эскимосского копья глубоко вонзился ему в плечо. Напрасно пытался он избавиться от него. Упрямая железная заноза заставила его хромать, сделала его еще более злобным и жестоким. И снова Быстрая Молния услышал глухое и зловещее рокотание грома в глотке медведя. Он ответил рычанием, и в унисон ему раздался жалобный и испуганный вой золотисто-желтой шотландской овчарки.
Она больше не была гордой и победоносной представительницей женского пола. Она дрожала. Она тесно прижималась к Быстрой Молнии, своему защитнику, своему господину, своему единственному другу в этот ужасный час.
Точно так же, как Быстрая Молния понимал бессмысленность открытой борьбы там, у иглу, так он сознавал это и теперь. Другого выхода не было. У них оставался единственный путь к возможному спасению: отступление дальше наверх, вдоль по сужающейся трещине. Он повернулся, но без панической поспешности. Толчком плеча он указал Светлячку направление, и она пустилась бежать мелкой рысцой, а когда он последовал за ней, — помчалась со всех ног. Сзади до них доносилось костяное постукивание длинных когтей Уопаска, и этот звук заставлял овчарку стрелой мчаться сквозь лунный свет. Трещина становилась все более узкой и неровной. И тут, совершенно неожиданно, они достигли ее конца. Казалось, будто они бежали вдоль гигантской ледяной бутылки и наконец добежали до ее дна. Вокруг с трех сторон ледяные стены возвышались на сотню футов вверх, обрывистые, крутые и гладкие. Быстрая Молния мгновенно оценил ситуацию. Он не был испуган, и все же он знал, что ему придется вновь встретиться лицом к лицу со смертью. Глаза его искали какую-нибудь трещину, выемку, ледяной выступ, из-за которого он мог бы защищать себя и Светлячка. И тут он увидел — у самой дальней стены «бутылки» — темную тень, вселившую в него надежду. Он бросился к ней; овчарка ни на шаг не отступала от него. Тень отбрасывал плоский выступ в ледяной стене на высоте около шести футов над дном ущелья. Этот выступ был их последней надеждой, — и последним убежищем.
Отступив на пятнадцать или двадцать шагов, Быстрая Молния разбежался и в могучем прыжке достиг узкой площадки. Это был единственный способ объяснить Светлячку, что она должна делать; и теперь он скулил сверху, умоляя ее, пока не поздно, последовать его примеру. Клацанье когтей Уопаска по льду слышалось совсем близко, и Светлячок сделала отчаянную попытку. Ей не хватило двух футов, и она упала вниз, скуля от боли и ужаса. Она прыгнула вторично и на этот раз достигла края выступа, так что одну-две секунды висела, зацепившись за него лапами, пытаясь вскарабкаться наверх. И вновь она сорвалась, и из груди Быстрой Молнии вырвался рычащий вопль ярости, когда он увидел огромную тушу Уопаска, быстро приближающуюся к ним. Он приготовился к прыжку. Еще двадцать секунд, и он схватится с медведем в последней великой битве. В эти секунды ужас и близость смерти влили в Светлячка новые силы, и она еще раз взметнулась в прыжке на ледяной выступ. Две трети туловища достигли его, и Быстрая Молния, проворно захватив зубами ее густую желтую шерсть, помог ей довершить остаток пути. И как раз вовремя. Чудовищная лапа ударила по тому месту, где только что находилось золотистое тело овчарки. Поднявшись на дыбы, Уопаск вытянулся во весь свой гигантский восьмифутовый рост, и его огромная голова и плечи появились над ледяной площадкой. Быстрая Молния, не мешкая, вцепился медведю прямо в нос, и тот издал такой страшный рев, полный невыносимой боли и бешеной злобы, что он сотнями эхо загромыхал между стенами ущелья и в пещерах ледяной горы. Прижавшись к отвесному ледяному обрыву, Светлячок наблюдала, как в десяти футах защищается ее друг и господин. В глазах ее появился новый блеск. Сейчас они напоминали сверкающие бриллианты. Избалованное и изнеженное создание, она никогда не участвовала в драках. Тем не менее в ней струилась доблестная воинственная кровь колли, шотландских овчарок. Совершенно неожиданно Быстрая Молния, и только Быстрая Молния, заполнил собою весь ее мир. Она видела, как движутся огромные белые лапы Уопаска, словно наделенные собственным разумом и волей. Одна из них внезапно вытянулась вперед, ухватила Быструю Молнию, изогнувшись вокруг его тела, — и овчарка без звука бросилась на эту белую изогнутую лапу, точно на живого врага. Зубы ее, острые, как иголки, впились в мякоть мохнатой лапы Уопаска; лапа выпрямилась, и рев, какого Уопаск никогда еще не издавал, вырвался из груди белого исполина. Ибо Светлячок, нападая в слепой ярости, нашла самое чувствительное место во всем его полуторатысячефунтовом теле.
