Тайга – мой дом - Кузаков Николай Дмитриевич (книги онлайн полные .txt) 📗
И охота для меня потеряла всякий интерес. К тому же день теплый, сыплет снежок. Все вокруг серое. Небо низкое и будто давит на тебя. Поворачиваю к зимовью. Не придет Михаил к вечеру — пойдем искать.
На зимовье прихожу рано. Варю собакам еду, пилю дрова. В душе не унимается тревога. Выхожу посмотреть на следы Михаила. Уходят они в хребет Халакит. Возвращаюсь и от нечего делать ломаю ветки для собачьих лежанок.
Прибегает Лапчик — белый, как горностай, кобель Михаила. Наконец-то. Ставлю на печку греть суп и чай. Вот и сам Михаил. Шагает устало, ноги точно пристают к земле. Весь прокопченный, даже борода и усы почернели. Трубка в зубах, но не дымится.
— Здорово, — роняет Михаил.
Он снимает понягу, мокрую телогрейку и садится на нары. Достает кисет, но закуривать не стал, положил отяжелевшие руки на колени.
Наливаю кружку чаю и с куском сахару подаю Михаилу. Он вдыхает аромат чая, а потом осторожно прихлебывает.
— Соболь-то где? — не утерпел я.
— В лесу бегает. Пошел я по следу собак. Он привел меня в вершину Красной речки. Колодина, вся изгрызена. В ней держали собаки соболя. Пока бегали к зимовью, он ушел. Собаки взяли след. Догнали соболя у Малого гольца. Скала там огромная. Соболь занырил в каменную россыпь. Сутки бился, так и не мог выгнать из камней.
— Черт с ним, с соболем, другого найдешь. Михаил поел и повеселел.
— А Андрей где?
— Ушел на речку Онкаёк. Соболь там живет. На эту сторону два раза прибегал.
Недалеко от зимовья залаяли собаки. Раздался выстрел. Вскоре собаки опять залаяли. Пришел Андрей.
— На кого это трезвонят собаки? — спросил я.
— Косачи в березняк прилетели кормиться. Вот и гоняют их.
— А ты кого стрелял у ручья?
— Соболя, — небрежно ответил Андрей, будто речь шла о рябчике, не больше.
— Да ну? — удивился Михаил. — Покажи.
Но Андрей не торопится. Снял понягу и поставил ее в угол, так, чтобы нам не видно было, что на ней. Снял телогрейку и закурил. В глазах лукавый огонек. Андрей любит наслаждаться нашим нетерпением.
— Надо же богу придумать такого человека, — возмущается Михаил. — Да не тяни же.
Андрей отвязывает от поняги соболя и подает мне. Чудо природы: черный, будто смоляной, туловище тонкое, длинное, толстые сильные лапы. Весь в движении, будто прыгнул и застыл так.
— Красавец.
— А ты посмотри на выстрел, — похваляется Андрей. — Сразу видно — мой почерк.
Верно, возле уха небольшая ранка — и все.
— Даже череп не пробит.
— Вот так стрелять надо, — довольный собой, говорит Андрей.
Теперь соболя рассматривает Михаил, дует на него. Такого соболя добывать приходится нечасто, поэтому мы от души рады удаче Андрея.
— За весь день даже беличьего следа не видел, глухаря верно, добыл, — рассказывает Андрей. — Иду обратно. На душе скверно. Опять пустой. Зимовье показалось. Залаяли собаки в ельнике у ручья. Думаю, хоть белку нашли. Подхожу. Соболь… Как в сказке.
— Этот рублей сто потянет, — говорит Михаил. — Баргузинский. Высший сорт. Лучшего не бывает.
Михаил небрежно бросил соболя на нары. Соболь неуверенно встал на лапы и поднял острую мордочку. Андрей смотрит на него в изумлении. Он не поймет, кажется ему или на самом деле соболь ожил. Михаил тоже удивлен. А соболь крутит мордочкой: где же он находится?
Наконец Андрей понял, что соболь ожил, и резко протянул руку, чтобы схватить зверька. Но соболь юркнул под руку и прыгнул ко мне. Я от неожиданности отпрянул, соболь прыгнул обратно к Андрею, тот ударил его рукой. Соболь отлетел к порогу, но, оттуда прыгнув несколько раз, очутился на столе. Михаил запустил в него деревянной правилкой. Вдребезги разлетелось стекло — соболь, как черная молния, только мелькнул в окне.
У нас шок. Несколько секунд смотрим на разбитое стекло. Первым опомнился Андрей, выскочил из зимовья.
— Собаки! Усь! Взять!
Ни одной собаки. Они лают в березняке на косачей. Попробуй их от птиц примани.
А ночь будто этого ждала. Повалил снег. Сразу стало темно. Сами не зная, на что надеясь, бежим вокруг зимовья к окну. След соболя. Его быстро заваливает снегом. Андрей растерянно смотрит на нас и говорит:
— А какой соболь был…
— Баргузинский, — вторит Михаил.
Мы смотрим друг на друга и смеемся.
— Не черт ли, а?
Глава 13
По привычке просыпаюсь рано. В зимовье темень. Воздух за ночь настыл, прохладно. Из угла, где спит Михаил, доносится храп. За зимовьем в стены царапается ветер. Монотонно гудит лес. Брякнула цепь: это ворочается Загря. Андрей его привязывает на ночь, чтобы не затевал драк.
Чувствую, что время вставать. Сегодня пойду на вершину Озерного распадка. Назвали его потому так, что там на хребте небольшое озерко. По распадку места глухие, темные, соболи любят жить. Я оттуда уже двух принес. Еще надо будет попытать счастье.
Но почему сегодня парни разоспались? Вспомнил: сегодня днюем — выходной сделали. Удобнее устраиваюсь в спальном мешке. Но сон не идет. Все-таки как нескладно устроен человек. Все дни мечтал: придет выходной, до обеда спать буду. А вот теперь не спится. Зато завтра вечером, когда от усталости глаза слипаться станут, буду жалеть, что не спал, когда была возможность.
Андрей тоже ворочается, кряхтит, его донимает поясница, хотя на болезнь он не жалуется. Закуривает. Спичка вспыхивает, на миг выхватывает черные стены, и снова зимовье заполняет темень.
— Михаил, ты долго еще храпеть будешь? — от нечего делать говорит Андрей.
Михаил перестал храпеть, повернулся на бок, молча закурил.
— За трубку взялся, — продолжает Андрей. — А я бы на твоем месте о завтраке подумал. На зимовье глухарь лежит, жирный.
Андрей не любит готовить еду, считает, что кухня — удел женщин, поэтому всегда найдет предлог увильнуть от этого хлопотного дела. Вот и приходится больше всего возле печки торчать Михаилу.
— Андрей, у тебя хоть маленько совести есть? — спрашивает Михаил.
— Ты это о чем? — отзывается Андрей.
— За все время ты хоть раз варил?
— Я в одной умной книге про разделение труда читал, — спокойно отвечает Андрей. — Ты не знаешь, что это такое? Объясню. Живем мы в зимовье трое. Николай спромышлял пять глухарей и три тетери. Я — четыре глухаря. Вчера принес одного.
Михаил молчит.
— Нет, ты скажи, принес я вчера глухаря или нет? — наступает Андрей.
— Ну принес, — уныло отзывается Михаил. Он знает, к чему клонит Андрей.
— Вот видишь, принес. А ты за все время даже паршивой кедровки не подстрелил.
Михаил отвечает не сразу. Мне его жалко. Не везет мужику. И Андрей каждый вечер над ним подтрунивает.
— Разве я виноват, что птица мне не попадается, — оправдывается Михаил.
— Николай, ты только послушай, — не унимается Андрей. — Всем глухари попадаются, а ему нет. Скажи лучше, что лень таскать, плечи жалеешь.
— Невыносимый ты человек, Андрей, — Михаил сплевывает.
— Ты послушай, как вчера дело было. Утром захожу в кедровый колок. Остановился прикурить трубку. Шагах в пяти кедр. С него хвоя падает. Смотрю и глазам не верю: чуть ни на каждой ветке по тетере сидит, штук десять. Хвою клюют, завтракают. У меня от такой диковины дух захватило. Поднимаю ружьё, а сам думаю: «Сварю я тебе, Андрей, сегодня целую тетерю и заставлю есть одного до тех пор, пока на пузе трещины не появятся». Выбираю самую крупную, она на нижнем сучке сидит. Будь я повыше, дулом бы достал до нее. Стрелил. Пуля — дзинь и с нудным воем пошла над лесом. Тетери всполошились, заклокотали и, как воробьи, сыпанули в разные стороны. Одна меня чуть не задела за шапку, ветром обдала.
В белку на любой лиственнице попадаю, а она там — меньше воробья. А вот в тетерю с пяти шагов не попал. Не зря старики говорили: «Если черт удачу украдет, пуля из ствола не вылетит».
— Хуже бывает, Михаил, — говорит Андрей. — Только нам от этого, дорогой, не легче. Ты можешь сколько твоей душе угодно заниматься воспоминаниями, а нам лучше свари глухаря на завтрак. Тогда я буду тебя уважать хотя бы как кашевара.
