Клуб Колумбов - Бианки Виталий Валентинович (лучшие книги онлайн .txt) 📗
Но если над тобой холодный фронт, то есть холодное течение, побеждает тёплое, — ты увидишь на небе совсем другую картину.
Тяжёлое холодное течение, нападая, круто и быстро, как на копьё, поднимает своего лёгкого врага, налетают сильнее порывы ветра, мощные шквалы ливня.
При наступлении холодного фронта ты увидишь вдали высоко-слоистые облака, — потом на голову тебе обрушат потоки дождя куче-дождевые тучи, а когда они пройдут, покажутся сначала стада высоко-кучевых и, наконец, перисто-кучевых. Холодный воздух понемножку нагрелся снизу — от земли — и валом вздымается в высокое небо.
Так, в непрестанном, вечном движении пребывает наш Лёгкий океан, и ничто в нём не движется прямолинейно, всё сейчас же образует хоть маленькую завитушку, а малейшая завитушка сейчас же завихряется, и, превратившись в огромный вихрь — циклон или антициклон, — несётся над нами в быстром вальсе, кружась справа налево или слева направо.
Надо самим научиться быть здорово приметливыми, надо, став носом по ветру, узнавать, где от нас высокое, где низкое атмосферное давление, с умом пользоваться барометром, понимать облака и, сопоставляя целый ряд своих примет, предсказывая погоду на завтра, стараться не попасть пальцем в небо.
Заключение
Для конца книжки Лав написал стихотворение о юнестах в лесу, и хотел им закончить книжку. Но Колк сказал:
— Ты поэт, а я прозаик. Ты ужасный романтик; из твоих стихов всегда проглядывает какой-то волшебно-сказочный, таинственный мир, закутанный в цветной туман. А я трезвый реалист, я вижу мир, когда взойдёт солнце, туман растает — и всё в лесу будет видно невооружённым глазом. Давай закончим книжку твоим стихотворением, но я сделаю к нему свои примечания в прозе. Согласен?
— Ну что ж, — сказал Лав. — Делай свои прозаические примечания. От этого наша книжка только выиграет. Вот моё стихотворение:
— А вот мои грубо-реалистические пояснения к твоему стихотворению, — сказал Колк.
Ну, птицы-то — это всем понятно! — конечно, сказка. Задумаешься даже, как эти воздушные, певучие существа живут с нами на одной планете. А мухи потому тайна, что неизвестно, что там, за кустами, когда над ними увидишь радужнокрылых мух: зверь какой, его труп, или ещё что.
Конечно, если не научиться таиться за кустами, не треснув сучком, незаметно подтаиваться к птице или зверю, — никого в лесу не увидишь.
Если на этом месте играли, дрались или просто только что прошли тяжёлые звери или птицы, это заметно по тому, как медленно поднимается придавленная трава.
украдено у Пушкина.
Очень просто: может, барсук, а могут быть и кабаны. За последние годы дикие свиньи сильно расплодились и появляются под Москвой, Ленинградом и в Новгородской области — в нашей Земле Неведомой.
Опять-таки могут быть кабаны. А может быть и небольшой наш олень — косуля.
Они всё ещё живут в наших северных лесах. А поэт, верно, намекает на козлоногого — на какого-нибудь фавна или Пана, что жили в лесах древней Эллады.
Ничего удивительного: всё новое, что неожиданно замечаешь, отводит глаза от того, на что ты смотрел.
«Мырит» — это наше охотничье выражение. «Мырит, мырит!» — шепчет охотник охотнику, завидев на воде под кустами круги неизвестного происхождения: то ли там утка, то ли водяная крыса, то ли ещё что.
Если сильно свистит, вроде флейты, — верно, иволга. Или певчий дрозд.
Мышь, по-охотничьи, мужского рода, без мягкого знака.
Когда солнце высоко в небе, по всему лесу — тени. Поди разбери, кто мимо тебя проскользнул, пробежал, пропорхнул!..
Ясно, что сбоку: не станет же он удирать прямо впереди тебя.
Юнест — юный естества испытатель, следопыт — орудует своим умом, как охотник за зверьками — хорьками, горностаями, — пытнем. Так называется длинная железная палочка, которой промышленник пытает, щупает в норе: тут ли хозяин?
