Зеленая книга леса - Семаго Леонид Леонидович (читаем книги онлайн .TXT) 📗
Медленно растет дуб, но зато глубоко уходят вниз корни. В засуху чуть ли не с десятиметровой глубины поднимают они воду. Вихрь может переломить большое дерево, но вывернуть с корнями, как березу или сосну, ему не под силу. Даже пораженный грибом, источившим все ядро, дуб живет и растет. Не раз случалось, что дятел, сделав дупло в таком дереве, выводил птенцов или зимовал в нем. Потом года два-три в дупле скворцы жили, затем — поползень, после него — большая синица или пеструшка. Потом уже и самым маленьким не удавалось протиснуться в сузившееся отверстие. А еще через пару лет совсем затягивалось оно, и оставался только вдавленный след с молодой корой.
У дуба нет ярких красок. Молодая листва — с желтинкой. Из-за этой желтизны незаметно цветение дуба: сережки и листья одного цвета. Этот цвет великолепно скрывает иволгу, которая прилетает как раз к тому времени, когда дерево одевается листвой. Потом зелень становится все гуще, и вдруг в середине лета розовинка разольется по кронам. Это краснеют листья летних побегов. Чуть-чуть розового есть и под коричневой скорлупой желудей. Осенний дуб не поражает взора, нет у него яркости берез и кленов. Но он и без того знаменит, как никто.
их ранним утром осенний лес. Перед рассветом перестали свистеть и хохотать неясыти, ушли в чащу сытые кабаны. Успокоились ревевшие всю ночь на буграх олени, затих сухой стук сталкивавшихся рогов. На восходе лишь пеночка немного потенькала в березняке, да дятел крикнул разок, покидая дупло. В сумраке под поредевшим пологом кажется, что от этих диких и таинственных, грозных и печальных ночных голосов все должно замереть и не дышать, не расти до рассвета. Но как только становятся едва различимыми очертания опавших листьев, глаз привычно отыскивает молоденький грибок, которого вчера днем на этом месте не было. Дожди давно не шли, но роса так густа, что молоденькая лисичка оставила на отсыревшей песчаной тропе цепочку сухих следочков. На кустах, на приникшей траве, отяжелев от росной пыли, висят первые ловчие изделия нового поколения паучат. Разной конструкции, разных плетений эти тенета не могут удержать крупную добычу, но грибные комаришки в них попадаются. Местами молоденький соснячок под первыми лучами солнца кажется нагромождением причудливых, островерхих сугробов: столько на сосенках паутины, и вся она в росе.
Между серебряными сосенками, на посеребренном мху тускло поблескивают шляпки дюжины однодневных маслят. Поодаль — другой выводок крепких и ладных грибков, мокрых и скользких от росы. Будто бы для того и выросли, чтобы напиться чистой и прохладной утренней влаги, после которой никакой дождь не нужен. И на самом деле, без дождей появляются, растут и стареют осенние грибы — последний и самый щедрый дар наших лесов.
Весна может из-за ночных заморозков и бездождья пройти совсем без грибов. Летом сушь и жара, забравшись в лес, загоняют на край болота десяток легковесных желтых сыроежек и не выпускают их оттуда. Но осени без грибов не бывает. В листопадных лесах и саженных сосняках, в лесополосах, на лугах, огородах и даже в городе осенью набирается не менее двадцати пяти видов только съедобных грибов. И счет большинству ведется ведрами, лишь белые, как и летом, идут на штуки. Но один осенний белый нескольких летних стоит.
На лугах, по выкошенной, выщипанной-перевыщипанной траве, как отмытые яичные скорлупки, белеют аккуратные печерицы, шарики мягких дождевиков, ровными кругами в замерзших хороводах стоят хрупкие говорушки — луговые опенки. В больших кругах их сотни, да и под лесным пологом немало. Но самый многосемейный лесной гриб, конечно, настоящий осенний опенок. Для точного определения его урожая нередко подходит только одно слово — лавина. В бесчисленном множестве облепляют грибки дубовые, ольховые, осиновые, березовые пни, прячутся под полегшей, перепутанной травой, под опавшими листьями и хвоей. Такие можно собирать только одним способом: на ощупь. Медленно, на коленях передвигается человек, одной рукой переставляя кошелку, другой — похлопывая перед собой. Нащупал упругий бугорок, убрал с него траву — и срезал, а глаз уже приметил рядом бугорок побольше.
Собирая опенки, не надо соблюдать никаких правил грибной охоты: можно только шляпки срезать, можно с куском пня оторвать семью целиком. От этого опенков в лесу не убудет. Тем более, что после малоснежных морозных зим, после зимних и летних засух, подрывающих здоровье деревьев многих пород, опенок нападает на них, становясь настоящим паразитом.
Хорош он к любому столу, на любой вкус и в любом виде. А вот у оленей вкус иной: ощиплют с соснового пня кучу вызывающе красных опенков и не тронут рядом настоящих. Те красные грибки и белки с удовольствием едят, даже в мороженом виде. Осенний опенок с некоторых грибниц отличается особой статью. Иные братки на молоденькие белые смахивают: ножки толстые, бочонком, точеные темные шляпки с подвернутым краем чуть с шершавинкой, как в густых заусеницах, но легковесны в отличие от шляпок белых грибов. Хороши они еще и тем, что их почти не трогает даже в теплые дни грибной комарик.
Это его личинки истачивают ножки и шляпки мухоморов и грибов высших рангов не только летом, но и осенью. Особенно маслятам достается. Обычно эти грибки высыпают в молодых сосняках первыми. Сизоватые сверху, цвета коровьего масла снизу, они все напоказ. Но их молодая рать настолько велика, что с ней не справиться — всех не собрать, на всех и комариков не хватает. Старые маслята внутри источены чуть ли не в труху. Об этом давно знают сойки и дрозды и расклевывают их до кусочка, выбирая белых, упитанных комариных личинок.
Какой из грибов действительно никогда червивым не был, так это черный груздь. Постареет, высохнет или, наоборот, раскиснет, все равно чист внутри: на сливочно-белом срезе или изломе ни единой темной точки. В березняках Хреновского бора вырастает он без малого с суповую тарелку. По тем же местам, забираясь и под сосны, растут свинушки. Аккуратные, присадистые, как полированные сверху, хороши они, пока молоды. И все годны, но собирать их, как и маслята, быстро надоедает: все одинаковы цветом и ростом, все коротконоги, и столько их, что глаз устает от однообразия и изобилия и начинает останавливаться даже на мухоморах.
Не каждую осень и не во всяком лесу бывает парад этих нарядных грибов. В соснах постарше, где ни травинки, ни мха, где земля устлана ровным, чистым ковром опавшей хвои, между строгими, сомкнутыми шеренгами стволов стоят без строя и порядка тысячи мухоморов. Рослые, с безукоризненной выправкой, ни кривоногих, ни кособоких, и никаких вольностей с цветом: алая шляпка и белый крап по ней, а ножка чисто-белая. Постарев, рыжеют мухоморы и становятся незаметнее на желтоватой, свежеопавшей хвое.
В тех же сосновых лесах, приподняв над собой пласт лежалой хвои, застенчиво смотрит сквозь узенькие щелочки на красоту соседей-мухоморов зеленушка, не из последних ни вкусом, ни статью, да столько песка и сора на шляпку налипло, что показаться неудобно. Вот и прячется, как золушка, от всех.
Интересна зеленушка: зеленого в ней не больше, чем в спелом лимоне. Пока она под хвоей, под мхом или просто под песком сидит, она вся чисто-желтого цвета. Но только свет увидит — словно хороший летний загар ложится на шляпку. Если не частят осенние дожди, от которых набрякшие грибы ломаются сами собой, то зеленушка крепка и свежа до старости. Появляясь в конце лета, проходит этот гриб по всей осени, и в дни настоящего предзимья, уже после первых снегопадов и морозов, в сосняке можно набрать таких же зеленушек, как в дни бабьего лета.
Только стал встречаться в сосняках-зеленомошниках рядом с зеленушкой ее страшный двойник — бледная поганка с такой же зеленоватой, словно загоревшей шляпкой. Сходство бывает так велико, что не раз рука опытных грибников тянулась к этой одноногой смерти, и тот, кто не успевал заметить, что срезанная ножка белая, а не желтая, расплачивался за ошибку здоровьем или жизнью.