Встречи в Колымской тайге - Олефир Станислав Михайлович (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Что и говорить, не испробовать бы нам в то утро знаменитой печени, если бы самый большой из налимов не вздумал сунуть голову под камень, лежащий почти у самого берега. Лёня, когда набирал в чайник воду, принял его за корягу. Налим зашевелил хвостом и выдал себя.
Подкрались мы с неводком, подняли рыбину из постели, потянули на берег. У нас на Севере многие почему-то пренебрегают налимами: ест он все подряд, фи, какой нехороший! А ведь это нежнейшая рыба.
Кстати, есть одна неразгаданная загадка. Поселок наш расположен недалеко от реки Буюнды. Лет двадцать назад в ней хариусов и налимов водилось великое множество. Но вылавливали почему-то хариусов. Хариус хищник, и налим хищник. Два хищника в одной реке — конкуренция. И вот одного повыловили — другому, кажется, раздолье. Так нет. Поубавилось хариуса, более редким стал и налим… Может быть, здесь какое-то биологическое равновесие?
…Все, кому приходилось плавать на плотах, знают, что заглянуть под плот трудно, а иногда и невозможно. Лёня и решил сделать окошко в центре плота. Ничего путного из этого не вышло. Слишком мал радиус обзора, а делать большую дыру я брату не разрешил. Дыру кое-как прикрыли и забыли о ней.
Проходим узкую протоку. Вода клокочет. Там коряга, здесь мель, чуть дальше завал — успевай поворачиваться. И вдруг под нами скальная щетка. Ее зубья на протяжении доброй сотни метров воду расчесывают. Плот зацепился крылом за высокий зуб щетки и развернулся на девяносто градусов. Лёня с шестом в руках бросился плоту на выручку и провалился ногой в окошко. Плот снова развернулся, и ногу зажало. Торопливо проталкиваю рядом с Лёниной ногой шест, разжимаю деревянные тиски. Едва успел выручить брата, шест запрыгал в руках, словно десяток акул рвал его зубами. Вот уж отчитал я брата за беспечность! Он даже не оправдывался…
Проходим у высоких скал. Сначала показалась скала-призма, за ней гигантская развернутая скала-книга с чахлыми кустиками стланика на переплете. Дальше скала-терка из разноцветных пластин. Красиво и жутковато. С каким-то особым восхищением глядим на одинокие лиственнички, отважившиеся вырасти между пластинами.
Наконец скалы отрываются от Лакланды и уходят в тайгу. За изгибом открывается речушка, весьма симпатичная: неширокая, но довольно глубокая и спокойная. Слева красноватые скалы, справа того же цвета матерые лиственницы, каких мы еще не встречали. Из такого леса строить избушку одно удовольствие, а главное — здесь наверняка есть соболь и белка. Да и горностай, вероятно.
Завернули в речушку и сейчас же спугнули табун куропаток. Там, где птицы столь пугливы, гуляет соболь.
Бумка прыгает на берег, волнуется, пырхает. Только что здесь побывал медведь. Его следы тянутся вдоль илистого берега. В лужицах еще не успела отстояться белесая муть…
Следы не очень большие. Зверина так себе — килограммов на сто–сто двадцать. Заряжаем ружья пулями, осматриваем прибрежный лес. Нет, все спокойно. Для гарантии Лёня пару раз стреляет вверх. На выстрелы тотчас явился табун суетливых чечеток, поползень и синица-пухляк.
Они не покидали нас до самого вечера. Мы выбирали место под избушку, валили и обтесывали деревья, носили бревна в сопровождении звонкоголосого эскорта. Пробовали угощать птичек, но они от хлебных крошек, разбросанных по срезу пня, отказались. Вскоре угощением заинтересовался бурундук, подобрал его и умчался с раздутыми щеками к комлю старой трухлявой лиственницы.
— Давай посмотрим, что у него там, — предложил Лёня. — Говорят, у него орехи, как перемытые, один к одному. Все забирать не будем, а только попробуем.
При нашем приближении бурундук метнулся на лиственницу, забрался на самый высокий сук и затаился.
Мы осторожно отодрали пластину коры, поковырялись в перепревшей древесине. Вся кладовая была набита мусором, состоящим из мха, всевозможных листьев, ядрышек кедровых орехов, ягод голубики. Были и высушенные жуки-усачи, крылья какой-то мелкой птички, кусочек мышиной шкурки.
Вот тебе и бурундук! Он что? В хищники записался, что ли? Решили, что все это у него отходы, а настоящие лесные дары пойдут глубже. Но нет больше ничего. Сгребли все обратно, придавили пластиной. Даже обиделись.
Если кто думает, что мы сооружали настоящую избу с полом, окнами, столом, он глубоко ошибается. Правда, такая избушка у нас будет на базовой точке, а здесь времяночка для нескольких ночевок. Главное печка и нары. Архитектурный же принцип прост. Чем меньше кубатура, тем лучше: легче строить, удобнее конопатить, быстрее натопить. Вся наша активная жизнь проходит в тайге, на реке, у озер. В избушке только спим, ну, еще завтракаем и ужинаем. Даже когда готовим еду, большинство операций выполняем в сидячем, а то и лежачем положении. Но попробуй жить просторнее. Получится как у тех магаданских отпускников, что зимовали на Купке. Нары у них широкие, удобные, окна-двери фабричные, одну стену вообще хотели стеклянной сделать «для обозрения окрестностей». А потом, когда мороз прижал, чуть не замерзли. Половину дня дрова пилят, ночью спят по очереди. Кочегарят. У меня же на ручье Эврика стоит избушечка-односпалочка. Сухую жердь о колено сломал — на ночь дров хватает…
Строим избушку, одновременно кипятим воду, готовим ужин. Чай пьем часто. Чуть запыхался, пару глотков выпил — и уже другое настроение. На ужин пшенная каша с маслом. Каша вкусная, но лучше бы с мясом. Работа такая, что на каше долго не потянешь. Но зато вывели все четыре стены и положили рамку: такую конструкцию из двух бревен с поперечниками. На ней крепится лист жести с дыркой для трубы, именуемый разделкой. Крышу решили сегодня не крыть. Обойдемся пленкой, погода, спасибо ей, нас не обижает. Днем солнечно, тепло. Ночью мороз градусов пять-шесть, не больше.
Каша на костре не столько варится, сколько пригорает. В избушке на печке не пригорает, но и кипеть не хочет. Что же делать? Ставлю ведро с водой и пшеном на костер, довожу до кипения, а потом несу в избушку, дозревать на медленном огне.
На ведро каши кладу четыре ложки рыбьего жира и такое же количество меда. Это прикормка для соболей. К сожалению, такая еда по вкусу и мышам, и медведям. Поэтому решили раскладывать ее в стороне от звериной тропы, которая тянется вдоль речушки и на которой встречается медвежий помет. Зверь объедается голубикой, и его постоянно слабит.
Наш охотничий путик пройдет правее избушки. Там много лощинок, встречаются ручейки и озерца. Рядом полоса высокоствольного лиственничника. Именно такие места привлекают соболя. Лёня только что отнес седьмое ведро каши, теперь ладит дверь в избушку.
Сегодня он именинник — добыл двух турпанов. Оба селезни. Добыча кстати. Завтра отправляемся в обратную дорогу. Это пара дней пути, где лесом, где берегом.
Груза возьмем как можно меньше. Продуктов на два дня, одеяло, тент, котелки, ножи, ружья… Остальное перенесем в избушку. Она почти готова. Стены законопачены, крыша присыпана тонким слоем золы, дверь обита куском ватного одеяла. «Одинокая гармонь» принайтована к толстой лиственнице. На стене избушки появилась такая надпись: «Сей дворец сооружен экипажем ковчега «Одинокая гармонь» 17 сентября 1977 года. Пришелец, помни: в природе ничто не исчезает бесследно, кроме самой природы».
Вечером накололи дров, поставили на печку ведро с кашей и ушли рыбачить. Спустились вниз по Лакланде с полкилометра. Здесь река шире, зато совсем неглубокая.
Лиственницы сменились тополями и чозениями. Деревья толстые, высокие. Кое-где выделяются березы. На березах много гриба-чаги. Настойку его применяют при желудочных, нервных заболеваниях. Три березы подмыл ручей, а ветер положил их на землю. На этих березах чага обгрызана мышами. Животы они лечили, что ли? А может, нервы?
На песчаном берегу следы лося, оленей и уже знакомого нам медведя. По ручью, бегущему в Лакланду, совершается великое переселение ручейников на зимовку. Плывут, словно мусор. Но это лишь на первый взгляд. Ручейники и не думают отдаваться течению. Двумя парами коготков они крепко хватаются за водоросли, веточки притопленных кустов. Секунд пять–десять отдыхают, потом отталкиваются от опоры, несколько метров летят в водяной струе, сохраняя при этом горизонтальное положение и работая лапками, пока не ухватятся за новую опору. В жару пересыхают мелкие водоемы, и тогда можно видеть множество высохших трубочек-домиков, обцементированных песчинками и мелкими камушками. Ручейник — излюбленный корм хариусов, налимов, оляпок, уток. Но и он по природе своей отъявленный хищник: заметив около себя червячка или небольшого рачка, ручейник моментально выбрасывается навстречу добыче и захватывает ее челюстями.
