Ай-ай и я - Даррелл Джеральд (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Мы установили телевизор, чтобы было видно всем, а я произнес короткую доходчивую речь, что, мол, ай-ай не такое уж плохое создание и что если оно и поедает кокосы и сахарный тростник, так только потому, что вырубается его среда обитания — лес, а это не сулит ничего хорошего ни мальгашам, ни ай-ай, которые принуждены воровать у людей урожай. Затем мы пустили фильм — и в одно мгновение дети затихли. По рядам пронесся вздох, когда на экране появился Верити и приблизился к дверце клетки; и раздались удивленные возгласы (впрочем, тотчас же стихшие), когда на экране показалась рука Ли с медовым шариком и зазвучали ласковые слова, которые Ли говорила Верити. Верити взял у нее из рук пищу, и, когда расправился с нею, на экране вновь возникла рука Ли, в которой на этот раз была жирная личинка жука. По рядам снова пронесся вздох — так вот, оказывается, для чего дети собирали такое множество личинок, за которые им платили настоящие деньги, да еще угощали диковинными и вкуснейшими конфетами! На корм ай-ай! Глаза детворы сияли, зубы блестели; ребятишки хихикали, глядя, как Верити расправляется с личинкой, сначала отгрызая ей голову, а затем доставая своим волшебным пальцем внутренности из еще корчащегося тела.
Фильм закончился, и по лицам детей было видно, что они готовы смотреть его без устали хоть целый день. Учитель попросил ребятню на прощанье спеть нам песню в благодарность за визит, что они с энтузиазмом и исполнили. Но наши сюрпризы на этом не кончились, Мы засняли, как они с интересом наблюдали за кормлением Верити и как они пели. Эту кассету мы и поставили.
На мгновение воцарилась ошеломляющая тишина, пока кто-то не узнал своего друга. Новость, словно пламя лесного пожара, распространилась по рядам, и вскоре детишки, смеясь и показывая пальцем, стали узнавать своих друзей и — чудо из чудес! — самих себя. Разумеется, это было куда веселее, чем фильм о старом ай-ай. Сказать, что сюрприз имел успех, — значит ничего не сказать. «Мэри Поппинс» и «Белоснежка», вместе взятые, не удостоились бы такого восторженного приема. Это был тот успех, о котором мечтают и которого так редко достигают голливудские звезды. Естественно, сеанс пришлось повторить, потом еще раз. Мы начали понимать, что этот фильм не сойдет с экрана дольше, чем самая кассовая лента, если мы позволим детям крутить его сколько влезет.
А потом мы показали им еще один трюк. Тим наводил на детей камеру, а изображение проецировалось на экраны. Теперь ребята могли видеть себя крупным планом, в окружении друзей. Разумеется, они махали себе руками и падали от хохота, глядя, как изображение на экране махало им в ответ. Я думаю, дети охотно провели бы с нами целый день и даже месяц — до того им понравились наши чудеса. Но, увы, настала пора возвращаться в лагерь и уносить колдовские штуковины с собой.
Еще в бытность нашу в отельчике близ озера Алаотра меня поначалу удивляло, почему хозяева держат телевизор включенным, даже когда в баре нет ни одного человека, а потом сообразил, что это делается для идущих с базара зевак. Аудитория человек в пятьдесят, стоя у двух окон, наблюдала красочную и до слова понятную французскую мыльную оперу и горячо обсуждала происходящее на экране. Да, конечно, великая вещь — телевидение, но оно может оказывать и разлагающее воздействие. Боюсь, что после нашего ухода бедняге учителю призвать свой класс к порядку было куда труднее, чем укротить Кошку с Семью Печенями.
Возвращаясь в лагерь, мы проехали мимо стада зебу — крупных, с виду безмятежных животных с бархатными шкурами и горбами, как у маленьких верблюдов. Сцена, конечно, самая обычная на Мадагаскаре, где зебу почитаются как символ социального престижа. На похоронах богатого человека многие животные из его стада забиваются, а могилы нередко украшают их рогами. Данное же стадо отличалось тем, что насчитывало около десяти крупных животных и управлялось мальчуганом лет шести с испуганными глазами, вооруженным хворостиной ростом с себя. Не будет преувеличением сказать, что зебу не обращали на своего пастуха никакого внимания. Видимо, эти животные вбили себе в голову, что не только дороги, но и все на свете существует во имя их блага.
Зебу плелись, вздыхали, качая головами, а то вдруг задерживались пожевать жвачку или щипнуть травки с края дороги. Время от времени то одно, то другое животное останавливалось и неуклюжей походкой поворачивало назад; когда же мальчонка брался за хворостину и лупил животину по носу, это воспринималось как личное оскорбление. Но едва бедняге удалось повернуть одного такого обратно, как обнаружилось, что другая скотина свернула с дороги и, забредя на небольшую ферму, с наслаждением поедает первые в этом году нежные побеги спаржи. Так бы и продолжался этот грабеж средь бела дня, если бы ребенку, к величайшему неудовольствию животного, не удалось выгнать его обратно на дорогу.
Мальчонка плясал вокруг своего стада, словно маленький коричневый мотылек вокруг яркого, но сонного и потенциально погибельного пламени свечи. При виде приближающихся «тойот» и ребенок, и зебу ударились в общую панику. Мы нажали на все тормоза, но животные продолжали носиться в смятении и тревоге; мы испугались, что какое-нибудь из них раздавит пастушонка в лепешку, даже не заметив того, что натворило. К счастью, в этот момент подбежал отец пастушонка (который, остановившись потрепаться с приятелем, оставил парнишку одного). Суровый, как капрал на плацу перед толпой необученных новобранцев, он принялся орать на животных и лупить их хворостиной. Кое-как сбив их в стадо, он дал нам проехать, снял шляпу и улыбнулся широкой улыбкой. Мальчуган был, как видно, огорчен вмешательством отца, но я-то видел, что два-три раза он только чудом избежал смерти, так что ему следовало благодарить судьбу, что все так кончилось.
Тут пора завести речь об утятах Джона, доставивших мне столько неприятностей. Доныне они были слишком маленькими, чтобы уходить из-под материнского крыла, а посему безвылазно жили в деревне; теперь же пташки подросли и могли самостоятельно добывать себе корм. В первый день их появления мы услышали взволнованное кряканье задолго до того, как увидели их самих, спускающихся по тропинке из деревни; они были взволнованны, словно дети, бегущие купаться к морю. Утят было трое — большой и средний коричневые, малыш — белый. Они двигались величавой походкой, вразвалочку, при этом беспрестанно крякая. Сойдя вниз, они направились к реке и исчезли за песчаными дюнами.
— Для жаркого мелковаты, — с сожалением заметил Фрэнк, — а вот супчик из них был бы неплох.
Джона словно громом поразило.
— Они не для еды! — запротестовал он. — Это мои любимчики! Я так люблю уток!
— И я тоже, — сказал Фрэнк. — Особенно за ужином.
Полчаса спустя, всласть наплававшись, утята вновь появились на песчаном берегу и открыли совещание. Очевидно, их чрезвычайно заинтриговал наш лагерь, и, посоветовавшись, как к нам лучше подступиться, птенчики выстроились в колонну и, отчаянно крякая, зашагали прямо на нас, по дороге ущипнув Тима, который нес чашку чаю прихворнувшему Микки. Бедняга Тим распластался на земле, расплескав содержимое чашки.
— Черт вас задери, — пробурчал он. — Мало того что этот проклятый петух орет над ухом в четыре утра, так теперь еще утки будут путаться под ногами?!
— Да ты посмотри, какие лапочки, — мягко проворковал Джон. — Какие славненькие утяточки-ребяточки!
— Ладно, — сказал Фрэнк, — посижу-ка я лучше в палатке. Когда обед будет готов, скажете.
Между тем утятушки-ребятушки пялили глаза на наше житье-бытье примерно так же, как мальгашские детишки. Больше всего их заинтересовала куча пустых, тщательно вымытых банок из-под сардин. Они медленно подошли к этой свалке, как бы спрашивая друг друга, с чем это едят. Тут самый храбрый утенок наклонился к куче и отважно попробовал банку на вкус.
— Бедняжечки, они же голодные, — заволновался Джон и, вынув буханку, раскрошил ее.
— Нечего их приучать! — сказал я, но было уже поздно.
