Быстрая Молния - Кервуд Джеймс Оливер (список книг .TXT) 📗
Но Трезор никуда не уходил. Он одиноко бродил долгими лунными ночами и, когда до него доносились голоса диких волков, останавливался и прислушивался, и в глубине его мощного горла рождались жалобные и печальные нотки. Но он ни разу не ответил на призыв. Для него волчий вой был голосом немыслимо чуждым. Он знал, что воет не собака. И он ждал, как ждал вот уже почти пять лет в этом далеком диком краю, где ближайшая хижина находилась в тридцати милях от жилища Гастона Руже. И собаки в этой хижине более походили на волков, так что их компания никак не привлекала Трезора.
— Ты слишком чертовски много при-ве-ред-ливый, — доверительно объяснял ему Гастон, используя для выразительности самое длинное слово из своего несовершенного английского лексикона. — Волк-сквау, она очень хорош, совсем как жена-собака. Ты большая хорошая собака, Трезор, но ты очень много большая дурак!
А потом этот двуличный Гастон Руже, скрывая преступное сочувствие к Трезору, говорил на другом языке милой Жанне, своей жене:
— Нет другого такого пса, как Трезор, ma cherie. Разве не здорово я выдрессировал его, коль скоро он даже во время брачного сезона не убегает от нас к волкам или, скажем, к этим тощим дворовым шавкам Ле Дюка, — там, за кедровым распадком?
После чего Жанна ласково сжимала в объятиях огромную голову Трезора и вспоминала о менее уединенных лесах далеко на юге, где было много соседей, друзей и знакомых. Потому что, даже будучи счастливой обладательницей своего Гастона и маленькой Жаннет, она временами тоже чувствовала себя одинокой.
Но однажды настала ночь, полная лунного и звездного света, когда сквозь разлитое вокруг глубокое безмолвие до Трезора донесся далекий и едва различимый звук, какого он ни разу не слыхал прежде во всей этой дикой глуши. Это не был крик рыси. Это не был пронзительный вопль гагары. Это не было мычание лося. Это не был вой волка или тявканье лисы.
Это было то, о чем он мечтал и чего так упорно ждал, — это был лай собаки!
Более чем в миле отсюда с гребня распадка Светлячок лаяла на лося, пробиравшегося сквозь рассеянное золотисто-желтое мерцание в долине внизу. Рядом с ней стоял Быстрая Молния, ее супруг. Несмотря на весь богатый опыт и приключения, которые пережила колли, шотландская овчарка, после того как покинула корабль, людей и других собак, чтобы стать «сквау» могучего предводителя огромных волчьих стай бескрайних северных равнин, она не отучилась лаять на других божьих тварей, населявших лесную глушь, когда не была голодна и когда знала, что в добывании пищи нет нужды. И для Быстрой Молнии, рожденного среди полярных волков, но ведущего свою родословную от Скагена, гигантского пса белого человека, жившего двадцать лет тому назад, лай овчарки представлялся редкой и чудесной музыкой. Музыка эта не переставала волновать его, ибо она уводила его сквозь долгие годы назад, к псарням далеких прародителей, назад, к неясным грезам и смутным мечтам — мечтам, которые становились все более и более реальными по мере того, как проходили недели и месяцы их жизни здесь, в самом сердце дикого лесного края. Потому что Быстрая Молния и Светлячок находились теперь за много сотен миль от пустынных и бесплодных арктических равнин, где был рожден этот громадный полуволк, полусобака, и местность, окружавшая их, представляла собой роскошное великолепие лесов, рек и озер, высоких склонов и широких долин в охотничьем раю между Большим Невольничьим озером и Скалистой рекой.
На плоской, как стол, вершине распадка, освещенной огромной полной луной, сидели Светлячок и Быстрая Молния и глядели вниз, в долину, залитую морем мягкого золотистого света. Объекты внизу, видимые с гребня распадка, казались расплывчатыми и удаленными, потому что лучи звезд и луны, попав в чашу долины, создавали в ней нечто вроде светового тумана. Сквозь него прошел лось, огромный и Нелепый, и Светлячок лаяла на него до тех пор, пока каждый волосок ее золотисто-желтой шерсти не встал дыбом. А Быстрая Молния радостно слушал ее, радостно смотрел на нее, потому что для него Светлячок — его стройная и прекрасная подруга — была самым чудесным существом в мире. Он больше не был прежним убийцей, разбойником, демоном огромных волчьих стай, господином над себе подобными; он не рычал больше на ветер за то, что тот побеждает его в беге наперегонки, и не искал драки, чтобы утвердить свое господство. Он упал с больших высот, и счастье пришло к нему одновременно с этим падением. Там, где прежде он командовал, теперь он был подчиненным, — за исключением тех случаев, когда предстояло решать вопросы жизни и смерти. Подобно тому как огромный детина, грубиян, сотканный из мускулов, костей и могучих сухожилий, повинуется мановению пальчика беспомощной женщины, которую он обожает, так и Быстрая Молния очутился в рабстве у Светлячка. И Светлячок с лукавой проницательностью своего пола сознавала свою власть и пользовалась ею в мирные дни изобилия без ограничений. В эти дни Быстрая Молния должен был потакать всем ее разнообразным прихотям и желаниям. Если ей хотелось переплыть ручей, а Быстрая Молния считал это пустой затеей, они переплывали его. Если ей хотелось поспать, а Быстрая Молния считал необходимым поосмотреться вокруг, они спали. Если ей хотелось отправиться на восток, а Быстрая Молния считал, что идти следует на запад, они шли на восток. Впрочем, Быстрая Молния нисколько не противился этому приятному рабству. Он знал, что его день все равно наступит. Ибо когда голод вынуждал их заниматься охотой, Светлячок послушно бежала или рядом с ним, или позади него, внимательно следя за каждым его движением. И когда гремел гром и сверкала молния, чего она страшно боялась, она тесно прижималась к нему и старалась спрятать голову за его спиной. И когда она хотела спать, она ложилась рядом с ним, зная, что в его близости заключается ее безопасность. Но если опасность угрожала Быстрой Молнии, как в ту ночь, когда они победили Пайсью, гигантскую рысь, она забывала и о женственности, и о страхах и дралась за своего супруга, словно в нее вселился сам дьявол. Именно ее зубы помогли убить Пайсью много недель тому назад; а сегодня эти же молочно-белые зубки расцарапали плечо Быстрой Молнии только за то, что он завел ее в заросли кустарника, где древесный жук укусил ее в нос.
Нынче ночью крохотное плато на гребне распадка привлекло овчарку, и Быстрая Молния был вполне удовлетворен подобным выбором. Он мог бы пересечь это «плато» в дюжину прыжков. В сущности, «плато» представляло собой всего лишь маленькую площадку, не более пятисот или шестисот квадратных футов, поросшую густой и роскошной травой благодаря родничку, который пробивался в самом центре гребня. Они часто приходили к этому родничку, и здесь было очень приятно лежать после жаркого дня, когда прохладное дыхание ночи обвевало их, принося запахи и ароматы из расположенных под ними лесов. Но до этой ночи Светлячок ни разу не лаяла с вершины гребня, и никогда еще им не доводилось опускаться так далеко вниз по направлению к новой хижине Гастона Руже. Они ничего не знали об этой хижине. Они еще не почуяли запах дыма, не пересекли тропу человеческих следов, потому что, стараясь использовать каждый погожий летний день для завершения строительства, Гастон Руже не отходил далеко от дома. Их рай принадлежал им одним. Он был переполнен изобилием. Днем здесь светило солнце, а неизменные луна и звезды блестящей иллюминацией освещали небо ночью. И Светлячок, как и Быстрая Молния, была счастлива в этом мире, хотя в ее жилах не было ни капли дикой волчьей крови. Она полюбила охоту. Ей нравилось мчаться во весь дух рядом со своим рожденным среди дикой природы супругом. Она полюбила прохладные леса, глубокие мрачные болота, скрытые в чаще озера и вьющиеся реки со всеми их тайнами, приключениями и бесконечными сюрпризами и неожиданностями. И сегодня, после того как Айяпао, лось, уже ушел, Светлячок продолжала лаять на Луну просто от переполнявшей ее трепетной радости жизни; и поскольку она была его супругой, а мир был прекрасен, сердце в груди Быстрой Молнии билось восторженно и возбужденно.
