Среди Йоркширских холмов - Хэрриот Джеймс (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
Не слушая моих возражений, Колем водрузил клетку на стол и вытащил прелестного трехмесячного котенка.
— Приступаем! — объявил он. — Первое удаление яичников, оно же начало новой эры в Скелдейл-Хаусе.
Я заразился его энтузиазмом, и через несколько минут малышка уже заснула, а операционное поле было подготовлено. Колем нацелил скальпель и сделал крохотный надрез.
— Оперирование сквозь замочную скважину — вот в чем секрет. Все так просто, что для работы простора не требуется. Вытаскиваем матку. Вот так. — Он вставил пинцет в разрез. — И никаких хлопот.
Он выудил пинцетом тонкую жилку.
— Видите? Детская забава… — Его голос замер. — Нет, это что-то другое. — Он убрал жилку на место и пошарил поглубже. Однако в пинцете вновь оказалась зажата не матка, а тот же таинственный бело-розовый шнурочек.
— Черт! Со мной такого еще не случалось, — буркнул он, продолжая копаться в маленькой брюшной полости. И снова вытянул не то, и тут зазвонил телефон.
— Мастит. Сильно опухло, так что откладывать нельзя. Боюсь, Колем, мне надо ехать. Вы без меня справитесь?
— Конечно. Все будет в порядке. Но куда, черт дери, девалась матка? Когда мы снова встретились днем, он виновато мне улыбнулся.
— Извините, Джим, что я так по-дурацки начал операцию. Но едва вы ушли, как я нашел матку и закончил через пять минут. А потом прооперировал и остальных двух. Без сучка, без задоринки.
Я легко ему поверил. Колем был хирург Божьей милостью. Однако история на этом не кончилась. Несколько дней спустя мы приняли еще четырех кошек для стерилизации, а поскольку на месте был только Колем, он усыпил их нембуталом, а не с помощью эфирно-кислородного аппарата и приступил к операции в одиночку. Когда я вошел в операционную, он как раз взялся за последнюю.
— Хорошо, что вы вернулись, Джим, — сказал он, кивая на трех спящих кошек. — Справился с ними быстрее быстрого. Одно удовольствие. А теперь покажу вам наглядно, как и что.
Он ввел пинцет в надрез и извлек… не матку, а тот же шнурочек. Тупо посмотрел на него, потом попробовал снова, потом в третий раз — все с тем же результатом.
— Не понимаю! — вскипел он. — Просто колдовство какое-то! Я засмеялся и погладил его по плечу.
— К сожалению, Колем, мне пора. Я просто забежал на минутку между вызовами проведать, как вы тут.
— До вашего прихода не жаловался! — завопил он мне вслед. Задним числом я понимаю, что этот небольшой эпизод принадлежит к тем загадочным случаям в моей жизни, для которых так и не нашлось объяснения. Ведь примерно неделю спустя, войдя в операционную, я снова застал молодого коллегу, склоняющимся над спящей кошкой. Он обернулся ко мне с сияющей улыбкой.
— Это вы, Джим? Как удачно: как раз в два счета провел две стерилизации и только что взялся за эту. Смотрите, я вам покажу, в чем вся хитрость.
Он быстрым уверенным движением ввел пинцет — и вновь вместо ожидаемой матки с яичниками я увидел шнурочек неведомого назначения. Колем запихнул его внутрь, попробовал еще раз, а потом еще и еще — без малейшего успеха.
— Черт возьми! — вскрикнул он. — Да что же это такое? Тогда я подумал, что слишком поторопился, но теперь знаю: это вы, вы! — Он бросил на меня безумный взгляд. — У вас дурной глаз! Вы на меня заклятие наложили.
— Господи, Колем! Простите меня, пожалуйста! (Я давился смехом.) Просто несчастное стечение обстоятельств. Но в любом случае, что вы такое вытаскиваете? У него есть название?
— Теперь есть! — рыкнул мой коллега. — Он называется хэрриотов проток!
Термин этот прижился, и еще долго после того, как стерилизаций полностью утратила новизну и стала простенькой будничной процедурой, стоило этой блуждающей жилке выглянуть в разрезе, как раздавался крик:
— Ага! Вот и хэрриотов проток!
23
Когда я проснулся наутро после нашего переезда в «Рябиновый сад», то сразу же ощутил себя в состоянии полной боевой готовности, точно спринтер, уже упершийся подошвами в колодки, — еще минута и, набросив одежду, я ринусь в ежедневную пробежку по ледяным просторам Скелдейл-Хауса. Это настолько вошло в привычку, что при звоне будильника мои ноги напрягались, готовые к броску. Понадобилось почти две минуты, чтобы сообразить, что такие процедуры, как разжигание каминов, борьба с угольной печкой и согревающие пробежки, остались в прошлом.
Все было под рукой. Без малейших усилий я облачился в халат и спустился по нескольким ступенькам в уютную прихожую, а оттуда прошел на кухню, где погрузился в блаженное тепло, исходящее от новейшей кухонной плиты. Из своей корзины, виляя хвостом, вылезла Дина, мой бигль. Я погладил ее по голове, обменялся с ней обычными утренними приветствиями и прочел в ее глазах безмолвное выражение восторга: «Ну не чудесно ли это!».
Чистейший рай! Как во сне я поставил чайник на горячую конфорку, положил в него заварку — и даже не заметил, как вспорхнул наверх с чаем для Хелен.
Вернувшись на кухню, я налил чаю себе и принялся смаковать душистый напиток возле излучающей тепло плиты, поглядывая в окно на зеленые луга и холмы. Я ощущал себя просто султаном. Жизнь, размышлял я, неспособна предложить мне ничего лучше.
Теперь все встало на свое место. Неудачные попытки купить те дома тогда выглядели крушением моих надежд, хотя в действительности были милостью судьбы. Я хозяин дома, во всех отношениях превосходящего те два — современного, в меру небольшого, удобного… и теплого! Несколько секунд я созерцал окошко в столовую. Да, это было свершением мечты!
Завороженный сладкими мыслями, я благодарно опустился в свое кресло и тут же взвился вверх, ошарашенный громким пуканьем, которое донеслось из-под меня. В полном расстройстве я поднял подушку и обнаружил звуковое устройство, срабатывающее от нажима. Когда я распахнул дверь, с лестницы донесся заливчатый смех, и я увидел, что с верхней площадки через перила свесились мои дети.
— Вот я вам покажу, негодники! — завопил я, бросаясь вверх по ступенькам. — В первое же утро! Сейчас я вас! — Но они успели запереться в своих спальнях, а у меня не было лишнего времени покарать их.
Второй раз сев в кресло, я подумал о том, что теперь придется утроить осторожность. Мои дети упивались всякой возможностью устроить отцу какую-нибудь каверзу — псевдочернильные пятна, булочки, которые пищали, стоило их куснуть, конверты, которые шипели по-змеиному, чуть их начинали вскрывать. И выбирали для этого утренние часы, когда моя бдительность еще была притуплена. Всякий раз, когда мы навещали моих родителей в Глазго, Джимми с Рози мчались в лавку фокусов Тэма Шеперда на Куин-стрит пополнять свои запасы, а в небольшом доме я оказывался несравненно более уязвимым.
Впрочем, понадобилось лишь несколько глотков чая, чтобы вновь впасть в эйфорию. Тепло, уют, ощущение, что до всего можно дотянуться, не вставая с места… Я просто не мог этому поверить. И настолько теперь Хелен станет легче жить!
Мирное спокойствие длилось недолго. Не успели дети спуститься в кухню, как она завибрировала от оглушительных звуков. Джимми приладил на полке динамик, подсоединенный к нашей любимой радиоле «Мерфи», которая теперь стояла в столовой за стеной, и вот уже Элвис Пресли невыносимо терзал мои уши, что-то там выражая.
Я спасся на несколько минут, поднявшись к Хелен со второй чашкой. В Скелдейл-Хаусе это была единственная ее уступка моим мольбам немножко пожалеть себя хотя бы по утрам, и я твердо решил, что в нашем новом доме этот обряд свято сохранится. Спустившись вниз, я забрал у двери утреннюю газету, взял свою чашку и вновь пристроился к столу.
Рози рядом со мной раскачивалась на стуле в такт музыке и в упоении извернулась так, что ножка стула опустилась точно на мой большой палец, защищенный только домашней туфлей. В те дни она была толстенькой девчушкой и очень тяжелой — я взвыл от боли, а мой чай выплеснулся из чашки и окропил газету. Я вскочил и запрыгал на одной ноге, детки же взвизгивали от смеха, а Дина радостно лаяла, не упустив случая присоединиться к общему веселью.
