Под пологом пьяного леса - Даррелл Джеральд (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные TXT) 📗

У меня не было настроения пикироваться. Я вырезал длинную палку и снова подошел к змее, рассчитывая прижать ее к земле, а потом поднять. Но змея была другого мнения на этот счет. Она дважды бросалась на опускавшуюся палку, а потом быстро поползла ко мне с такими явно агрессивными намерениями, что я был вынужден снова повторить свой балетный прыжок. Змея была разъярена до предела и, что неприятнее всего, упорно отказывалась поддаваться на угрозы и обман, направленные к тому, чтобы удалить ее с нашей территории. Мы кидали в нее комья земли, но она только сворачивалась и гремела кольцами. Тогда я вылил на змею ведро воды, но это, вероятно, еще больше взбесило ее, она развернулась и поползла ко мне. Неприятнее всего было то, что мы не могли оставить ее на какое-то время в покое, так как у нас было много неотложных дел, а все время оглядываться при работе, чтобы не наступить на четырехфутовую гремучую змею, было не очень-то сподручно. Кроме того, Пу и Кай сидели на привязи около своих клеток, и я боялся, как бы змея не укусила кого-нибудь из них. Волей-неволей я пришел к выводу, что остается только убить змею как можно скорее и безболезненнее. И вот Джеки при помощи палки отвлекла ее внимание, а я осторожно подкрался к ней сзади, выбрал удобный момент и отрубил ей голову. С минуту после того как голова была отделена от тела, ее челюсти сжимались и разжимались, и даже полчаса спустя, когда я касался палкой обезглавленного тела, оно конвульсивно подергивалось. Удивительнее всего было то, что обычно гремучая змея может нападать, лишь предварительно свернувшись в кольцо, и поэтому, как бы разъярена она ни была, она всегда свертывается в клубок для нанесения удара; эта же змея без малейших колебаний развертывалась и ползла ко мне. Не знаю, сумела бы она броситься и укусить меня из такого положения, но я не испытывал никакого желания проверять это на практике.

На следующее утро большинство животных исчезло, и только несколько упрямцев продолжало бродить по лагерю. В полдень пришел посыльный с радиостанции и сказал, что американец связался с ними и сообщил, что в Асунсьоне боевые действия временно прекращены и после полудня он вышлет для нас самолет. Мы принялись лихорадочно упаковывать оставшиеся вещи, одновременно утешая Паулу, которая ходила за нами из комнаты в комнату, разражаясь долгими душераздирающими рыданиями при мысли о предстоящей разлуке. Уложив вещи, мы наскоро перекусили и начали рассаживать животных по временным клеткам. Все они повиновались беспрекословно, за исключением Пу, который вообразил, что мы изобрели новое, изощренное орудие пытки. Сперва мы пробовали завлечь его в клетку, бросая туда бананы, но он вылавливал их, не заходя внутрь, своими длинными артистическими пальцами и с наслаждением съедал. В конце концов, когда время стало поджимать, пришлось схватить его одной рукой за загривок, а другой под заднее место и затолкать в клетку головой вперед; при этом он вопил, как грешник в аду, и отчаянно цеплялся за что попало всеми четырьмя лапами. Загнав его в клетку, мы дали ему яйцо, он с философским спокойствием принялся высасывать его и больше нас не тревожил.

Тем временем пришли девочки Паулы и застыли в скорбных позах, словно плакальщицы на похоронах. По лицу Паулы непрерывно и все увеличиваясь в числе катились слезы, губя ее косметику, но поскольку она явно упивалась своим горем, я решил, что это пустяки. Внезапно она заставила всех нас вздрогнуть, издав громкий стон, который сделал бы честь тени отца Гамлета, и крикнула замогильным голосом: «Вон он!» — после чего снова начала изливать водопады слез. Далеко в небе мы услышали тихий, прерывистый гул самолета, и почти в ту же минуту к дому подъехал грузовик. Пока я грузил в него багаж и животных, Джеки переходила из объятий в объятья, которые раскрывали ей девицы, а затем была притиснута к взволнованно вздымавшейся, орошенной слезами груди Паулы. Когда подошла моя очередь, я облегченно вздохнул, увидев, что девицы не имели намерения обниматься со мной, а лишь пожимали мне руку и делали короткий реверанс, отчего я чувствовал себя чем-то вроде царственной особы. Паула схватила мою руку обеими руками, прижала ее к животу и подняла ко мне заплаканное лицо.

— Прощайте, сеньор, — сказала она, и из ее черных глаз катились большие, тучные слезы. — Счастливого пути вам и сеньоре. Если будет на то божья воля, вы еще вернетесь в Чако.

Грузовик покатил по пыльной дороге, подпрыгивая на ухабах; мы махали на прощание Пауле и ее девушкам, напоминавшим стайку великолепных тропических птиц; они тоже отчаянно махали руками и пронзительными голосами кричали нам вслед:

— Adios! [57]

Мы подъехали к аэродрому в ту минуту, когда самолет, словно сверкающая серебристая стрекоза, пошел на посадку. Он исключительно неудачно приземлился и стал выруливать к нам.

— Да, вам достался сумасшедший, — сказал шофер грузовика.

— Сумасшедший? — удивился я. — Кто сумасшедший?

— Летчик, — ответил шофер, презрительно ткнув пальцем в сторону приближавшегося самолета. — Говорят, что он сумасшедший, он еще ни разу не посадил машину, не заставив ее подпрыгнуть, как олень.

Летчик вылез из кабины. Это был коренастый, крепкий поляк с седеющими волосами и мягким, неопределенным выражением лица, чем-то напоминающий Белого рыцаря из книги «Алиса в Зазеркалье». При помощи небольших весов мы определили вес нашего багажа и с ужасом увидели, что он на несколько килограммов превышает максимально допустимую нагрузку самолета.

— Ничего, — улыбаясь, сказал летчик, — я думаю, он вытянет.

Мы уложили в самолет чемоданы, затем втиснулись сами, и шофер взгромоздил мне на колени клетки с живностью. Верхняя клетка пришлась вровень с моей головой. Сара, которая полчаса назад отказалась от бутылки молока, вдруг проголодалась и страшно раскапризничалась, так что пришлось вытащить ее из клетки и посадить на колени Джеки, чтобы она успокоила ее.

Летчик задергал рычаги управления, и, когда мотор взревел, на его лице отобразилась детски радостная улыбка. «Очень трудно», — сказал он и весело расхохотался. Минут пять мы катались по полю в различных направлениях, выбирая достаточно сухую взлетную дорожку. Наконец летчик дал газ, и самолет помчался по траве, качаясь и подпрыгивая. Мы оторвались от земли в самый последний момент и, проскользнув в каких-нибудь шести дюймах над верхушками окаймлявших аэродром деревьев, начали набирать высоту. Пилот вытер рукой лоб.

— Поднялись! — прокричал он мне. — Теперь одна забота — как бы благополучно приземлиться!

Под нами раскинулась бескрайняя равнина, подернутая знойной дымкой. Самолет сделал вираж, выровнялся — и вот мы уже летели над рекой, которая словно отлитыми из металла излучинами уходила к горизонту, терявшемуся в смутном мерцании; там впереди лежал Асунсьон.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Я не особенно люблю города и никогда не думал, что вид какого-либо города доставит мне особую радость. Однако на этот раз мы с чувством безграничного удовольствия и облегчения увидели под крылом самолета кварталы Буэнос-Айреса, выделявшиеся большими правильными четырехугольниками, словно блестки в полумраке. В аэропорту я совершил традиционное паломничество к телефонной будке и набрал номер Бебиты.

— Ах, мой мальчик, я так рада, что вы живы-здоровы. Ах, ты и представить себе не можешь, как мы о вас беспокоились. Где вы сейчас? На аэродроме? Приезжайте обедать.

— Мы опять с животными, — мрачно произнес я. — Нам нужно где-нибудь их разместить. Здесь страшно холодно, и, если мы не найдем теплое помещение, они рискуют схватить воспаление легких.

— Ах, ну конечно, вы опять с животными, — ответила Бебита. — Я уже сняла для них маленький домик.

— Домик?

— Ну да, домик, только совсем маленький, в нем, кажется, всего две комнаты. Там есть водопровод, а вот насчет отопления не уверена. Но это в конце концов не важно, зайдите ко мне и возьмите у меня печку.