Гризли - Кервуд Джеймс Оливер (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗

Он был в двухстах ярдах от ущелья, когда первая пуля угодила в него, и почти в трехстах, когда его настигла вторая. На этот раз пуля попала в бок.

Ни один выстрел пока еще не ранил эту громадину всерьез. Ее не уложили бы и двадцать таких выстрелов. Но второй остановил медведя. С яростным ревом зверь обернулся назад. Громовый голос раскатился на четверть мили по долине, точно рев бешеного быка.

Брюс услышал медведя одновременно со своим шестым, совершенно бессмысленным выстрелом с семисот ярдов. Ленгдон в эту минуту перезаряжал ружье. Секунд пятнадцать Тэр, подставляя грудь под пули, бросал своим ревом вызов. Он вызывал на бой врага, которого ему уже не было видно. Но вот по спине зверя огненным кнутом хлестнул седьмой выстрел Ленгдона, и, подстегнутый неодолимым ужасом перед молниями, сражаться с которыми было ему не под силу, Тэр кинулся дальше, через расщелину.

Он слышал и другие выстрелы, звучавшие, как гром, но не похожие на тот гром, что ему приходилось слышать в горах. Пули уже не доставали медведя. Преодолевая боль, он стал спускаться в лощину.

Гризли знал: он ранен, но никак не мог разобрать, что это за раны. Когда во время спуска он задержался ненадолго, на земле под его передней лапой быстро набежала небольшая лужица крови. Недоверчиво, с изумлением обнюхал он ее и зашагал на восток. Вскоре на него снова резко пахнуло человеком. Теперь запах доносил переменившийся ветер. И, хотя Тэру очень хотелось лечь и зализать раны, он припустился вперед еще быстрее. За это время зверь крепко усвоил: человеческий запах и боль неразлучны.

Спустившись в низину, гризли скрылся в густом лесу. Сотни раз Тэр поднимался и спускался по этому ручью. Здесь пролегал главный путь, ведущий из одной половины его владений в другую. Инстинктивно зверь выбирал эту дорогу всякий раз, когда бывал ранен или нездоров, а также и тогда, когда наступало время залечь в берлогу. На то у него была особая причина.

Здесь, в этих почти непроходимых чащах у истоков ручья, он родился. И медвежонком пасся на здешней кумавике и дикой смородине, на мыльнянке [14] и сумахе. [15] Здесь был его дом. Здесь ему никто не мешал. Это было единственное во всех его владениях место, вторгаться в которое не разрешалось ни одному медведю. Вообще же он относился к своим собратьям вполне терпимо, какими бы они ни были: черными ли, бурыми или гризли. Пусть себе греются на самых вольготных солнечных склонах в его угодьях, лишь бы проваливали при его приближении. Пусть ищут пропитание и спят на солнышке, пусть живут в мире и согласии, лишь бы только не посягали на его владычество. Тэр был настоящим медведем и не прогонял сородичей из своих угодий, разве что (тут уж ничего не поделаешь!) приходилось иногда напоминать, кто здесь является Великим Моголом. [16] Случалось время от времени и такое. Тогда разгоралась битва. И каждый раз после боя Тэр спускался в эту долину и шел к ручью подлечить свои раны.

Сегодня он брел знакомым путем медленней, чем обычно. Страшно болело предплечье. Минутами боль была так сильна, что лапы его подгибались и он спотыкался. Несколько раз гризли заходил в ручей по плечи, давая холодной воде хорошенько промыть раны. И мало-помалу кровотечение прекратилось. Но боль стала еще нестерпимей.

Была и другая причина, почему Тэр избирал этот путь, когда бывал нездоров или получал какие-нибудь увечья. Путь вел к зеленой лужайке с жидкой грязью — его лечебнице.

Солнце садилось, когда медведь наконец добрался туда. Нижняя челюсть его отвисла. Голова все ниже склонялась к земле. Он потерял много крови и выбился из сил, а боль в плече мучила так сильно, что гризли хотелось только одного — вцепиться зубами в этот непонятный огонь и рвать, рвать его в клочья.

Грязевая ванна имела футов двадцать — тридцать в диаметре. Посредине отстоялось зеркальце чистой воды… Грязь была жидкой, прохладной, золотистого цвета, и Тэр погрузился в нее по плечи. Затем он осторожно привалился на раненый бок. Прикосновение прохладной глины к больному месту действовало, как целительный бальзам. Она залепила рану, и Тэр почувствовал облегчение.

Долго еще лежал он на этом мягком и прохладном ложе. Солнце зашло, сгустились сумерки, яркие звезды высыпали на небе, а Тэр все еще лежал, исцеляя первые раны, нанесенные ему человеком.

4. ПЛАНЫ ОХОТНИКОВ

На опушке леса, в котором ель перемешалась с пихтой, сидели Ленгдон и Отто и курили трубки. Костер уже догорал, и последние красные угольки тлели у их ног. В горах на этой высоте по ночам бывает холодно, и предусмотрительный Брюс поднялся и подбросил новую охапку сухих еловых веток. Затем снова поудобнее улегся, растянувшись во весь свой рост, положил голову на корни ближнего дерева и рассмеялся.

— Смейся, смейся, черт побери! — проворчал Ленгдон. — Говорят же тебе, я дважды попал в него, Брюс. Уж дважды-то как пить дать! А ведь я был в чертовски незавидном положении!

— Особенно когда он смотрел сверху и ухмылялся тебе в лицо, — возразил Брюс, не упускавший возможности посмеяться над неудачей товарища. — Джимми, ведь на таком расстоянии ты бы мог и камнем его пристукнуть.

— Но ружье-то было подо мной! — в который уж раз оправдывался Ленгдон.

— Что и говорить, самое подходящее место для ружья, когда идешь на гризли, — не унимался Брюс.

— Тебя бы на эту кручу! Цеплялся и руками и ногами… Еще немного, и пришлось бы пускать в ход зубы. — Ленгдон сел и, выколотив пепел из трубки, заново набил ее. — Брюс, а ведь это самый большой гризли в Скалистых горах!

— И его шкура уже могла бы стать украшением для твоего рабочего кабинета, Джимми, если бы ружье не оказалось под тобой.

— Она и будет его украшать. Я не отступлюсь, — торжественно объявил Ленгдон. — Решено. Разбиваем здесь лагерь. Я доберусь до него, пусть придется потратить хоть целое лето. Я не променяю его и на десяток других. Девять футов, а то и больше! Голова в бушель. [17] А шерсть на плечах дюйма на четыре. И мне, пожалуй, даже не жаль, что я не убил его. Ему всыпали, и впредь он будет держать ухо востро. Теперь охота становится по-настоящему интересной.

— Безусловно, — подтвердил Брюс. — Особенно если снова повстречаться с ним в ближайшие дней семь, пока раны у него еще побаливают. Только смотри, Джимми, лучше уж не прячь тогда ружье под себя… Не стоит…

— А как ты смотришь на то, чтобы стать здесь лагерем?

— По мне, так лучше и не придумаешь: дичи сколько угодно, хорошее пастбище, чистая вода.

Помолчав, Брюс добавил:

— Рана у него нелегкая. Когда он был на вершине, кровь из него так и хлестала.

При свете костра Ленгдон взялся за чистку ружья.

— А как, по-твоему, он не удерет?.. Не может случиться, что он уйдет отсюда совсем?

Брюс даже крякнул от негодования.

— Удерет?.. Чтоб он да сбежал? Он, может, и удрал бы, будь он черным медведем. Но он — гризли. Хозяин в этих местах. Может статься, он некоторое время и будет избегать этой долины, но бьюсь об заклад, уходить отсюда и не подумает. Чем сильнее донимаешь гризли, тем больше он лезет на рожон. Ты гоняешь его, не давая ему передышки, а он лезет на рожон все отчаянней. Пока не сдохнет. И если тебе так приспичило, то мы его, конечно, заполучим.

— Да, приспичило, — повторил Ленгдон с ударением. — Его размеры побивают все рекорды, или я ничего не смыслю. И он нужен мне, Брюс. До зарезу… Как ты думаешь, удастся нам выследить его утром?

Брюс покачал головой.

— Дело не в том, чтобы выследить, — заметил он, — а в самой охоте. После того как на него нападут, гризли все время переходит с места на место. Из этой округи он не уйдет, а вот на открытых склонах больше уже не покажется. Метусин должен быть здесь с собаками дня через три-четыре. Вот когда мы пустим в дело свору эрделей, [18] тогда пойдет потеха.