Пещера чудовищ(изд.1943) - Ренар Морис (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
В десять ночей десять платанов были лишены своих нижних листьев, но каждый раз разрушение поднималось все выше, и одиннадцатое дерево наконец было съедено все.
Заинтересованный этим явлением, Гамбертен решился наконец перейти выгоревшую лужайку и осмотреть деревья.
По его предположению, саранча прилетела из Африки вместе с сирокко.
— Странно, — говорил он, — сперва она оставляла верхние пучки листьев, теперь и их объедает… И потом все это делается ночью… Надо посмотреть, в чем тут дело, Дюпон. Сегодня ночью мы займемся наблюдениями.
Я не посмел отказаться. Но должен сказать, что в «Вязах», на мой взгляд, творилось слишком много странного. Я с удовольствием уехал бы отсюда, но не решался заговорить об этом.
— Бедные листочки, — сказал Гамбертен, — бедные листочки, которые не умеют защищаться!
В это время к нам подошел встревоженный Тома.
— М-сье, бассейн на дворе пуст. Я хотел зачерпнуть там воды, потому что в кране ее тоже нет. Но бассейн пуст, в нем нет ни капли. Ума не приложу, с чего бы это?
— От жары.
— Но на прошлой неделе он был полон до краев. Никакое солнце не может в одну неделю высушить столько воды. К тому же бассейн с полудня в тени.
— Может быть, это саранча, — попробовал я пошутить.
Гамбертен пожал плечами.
— Я же вам говорю, что это от жары. — И он ушел домой.
Я пошел за ним, но, услышав ржание нашего коня, зашел в конюшню.
Мне хотелось приласкать старую лошадь, но с удивлением я увидел, что она вся в поту. Я откровенно высказал Тома свое сомнение в том, что лошадь была чищена, но он с таинственным видом сообщил мне, что вот уже с неделю, как он застает ее по утрам в таком виде.
— С неделю! — воскликнул я. — Опять с неделю! Да что же здесь происходило, наконец, в эту злополучную неделю?
Суеверный страх наполнял мою душу. За это время в «Вязах» произошло несколько событий, не имевших, по-видимому, между собой никакой связи. Общее у них было только то, что все они были необъяснимы. Я вспомнил о предложении Гамбертена и решил непременно принять участие в ночном дозоре.
Обед прошел в молчании. Гамбертену так и не удалось вывести меня из состояния озабоченности. Я ждал ночи, надеясь, что она принесет разрешение загадки.
Когда мы кончили обед, отдаленный шум заставил меня напрячь слух. Гамбертен взглянул на меня.
Шум возобновился. Это было похоже на пронзительный скрип колес вагона, заторможенного на рельсах.
— Что это за шум? Откуда он? Разве сюда доносится шум поезда?
— Успокойтесь, мой милый! Может быть, действительно, ветер дует со станции… Свисток…
— Нет, это не свисток.
— Ну, еще что-нибудь. Равнина полна звуков.
— Нет, этот звук доносится со стороны гор. Я бы допустил, что это эхо поезда, но…
— Но вы — трус. Выпейте вина и помолчите.
Я так и сделал.
Через три часа наступила ясная летняя ночь. Мы сидели, притаившись за кустами, недалеко от платанов, еще не тронутых саранчой.
Было жарко, как в печке. Мы не сводили глаз с неба, чтобы не пропустить появления саранчи. Звезды сияли.
Мы разговаривали шепотом. Гамбертен рассказал мне о новых бедствиях, причиненных жарой. Куда-то пропало еще несколько свиней. В лесу их не нашли. Крестьянам грозили неурожай и голод.
Несмотря на эти невеселые темы, мы поддались очарованию ночи и звездного неба.
Вдруг треск ветвей позади заставил нас вскочить на ноги, но наши глаза, ослепленные сиянием звезд, не различали под деревьями ничего, кроме густой тьмы. Треск удалялся и наконец затих.
— Черт возьми, Дюпон, ведите же себя прилично! Я слышу, как стучат ваши зубы. Виновник этого шума, вероятно, один из сбежавших поросят.
— Вы думаете?
— Ну конечно. А что же еще?
— Да, что? Проклятый вопрос.
Мы замолчали и продолжали сторожить.
Я не мог оторвать глаз от звезд. Нервное напряжение достигло предела. Когда рассвело, я был весь в поту, как наша лошадь.
Мы произвели исследование. Слегка помятые кусты не выдали нам своей тайны.
На следующую ночь мы поместились в коридоре у окна, через которое был виден сад. К несчастью, луна поднималась из-за леса как раз против нас и мешала нам видеть стволы платанов, которые казались черными силуэтами на фоне неба. Таинственное существо выбрало именно это время, чтобы явиться, но не обнаружить себя вполне. Сначала мы заметили, как закачалась верхушка одного из деревьев, и решили, что кто-то трясет его ствол. Затем на верхних ветках, освещенных луной, мы увидели что-то вроде большой птицы. Но это дерево так незначительно возвышалось над другими, что мы не смогли разглядеть таинственное существо целиком. Ясно было только одно: саранча тут не при чем.
Гамбертен размышлял, нахмурив лоб.
— А все-таки, — сказал я ему, — вчерашний шум поезда, помните?
— Ну и что же?
— А что, если это был крик?
— Крик? Нет. Я слышал на своем веку много всяких криков. Впрочем… Идемте-ка спать, — внезапно оборвал он. — Я просто валюсь с ног.
Но Гамбертен не ложился. Я долго слышал его шаги, лежа и размышляя обо всем пережитом.
С рассветом я поспешил к платанам и тщательно их осмотрел.
Я нашел следующее: листва платана была объедена на этот раз начисто; кора ствола на половине его высоты была исцарапана.
Какой вывод сделать из этого? Я уселся на опушке леса, под платаном, чтобы спокойно обсудить положение вещей. Один из нижних листьев платана привлек мое внимание, и я поспешно сорвал его. Он был липкий, смоченный чем-то вроде слюны, на нем отпечатался след, имевший вид римской пятерки с волнистыми линиями.
Этот отпечаток показался мне смутно знакомым. Но где я мог его видеть? Ага, помню! Гамбертен рисовал его на стене. Это был… Нет, невозможно…
Я отправился в оранжерею и сличил отпечаток с наброском Гамбертена. Сходство было полное. Несомненно, что кончик клюва, похожего на клюв игуанодона, отпечатался на этом листе.
Когда Гамбертен вошел в оранжерею, я, запинаясь, сообщил ему о своем открытии.
— Это безумие! — воскликнул он. — Живой игуанодон! Нет, это не допустимо.
Тем не менее по искрам, пробегавшим в его глазах, я видел, что этот маньяк пламенно желал того, что он отрицал.
— Но каким же образом могло это животное дожить до наших дней?
Я молчал.
— И почему верхние листья раньше не были тронуты, а теперь и они съедены? — продолжал он. — И на коре видны следы когтей. И эта слюна слюна жвачного. Дюпон, мне кажется, что я схожу с ума! Под этим проклятым солнцем все возможно. Необходимо поговорить с разумным человеком и спросить его, не помешались ли мы.
5. Воскресшее чудовище
«С разумным человеком», сказал Гамбертен, но на четыре мили кругом не было других образованных людей, кроме сельских учителей и священников. В деревушке вблизи имения школы не было, но имелась церковка. Священник был молодой, только что из семинарии. С ним мы и решили завести знакомство. В первый же раз, что аббат Ридель завтракал у нас в «Вязах», между ним и Гамбертеном разгорелся яростный спор: аббат не проявлял, правда, религиозного фанатизма, но решительно отвергал учение о самозарождении жизни. Несмотря на столь принципиальные разногласия, хозяин и гость расстались друзьями.
А на другой день произошли совсем необычные события. Началось с того, что к вечеру пошел дождь, который прекратился только к утру. Оживилось все кругом: и природа, и звери, и люди. Но больше всех благословляли дождь мы с Гамбертеном, потому что он помог нам сделать важные открытия.
Стараясь не возбудить подозрений Тома и его жены, мы с самым беспечным видом подошли к роще платанов. Наше внимание привлекло одно из деревьев. Его ветви были лишены листьев, а на коре ствола обозначались характерные отпечатки гигантских лап. Я с ужасом думал о птице Рок из сказки о Синдбаде-Мореходе и предложил пройти дальше по этим следам.
Местами след терялся, как будто вслед за животным кто-то протащил по земле тяжелый мешок.
