Там, за рекой - Пальман Вячеслав Иванович (читаемые книги читать txt) 📗
Саша сидел неподвижно и упорно. Архыз тоже ждал. Любопытство разбирало медведя, который прятался немного поодаль от Хобика. Опередив оленя, он стал подходить к Саше. Тот кинул кусок сахара. Лобик захрустел и зажмурился от удовольствия. Экая сладость! Как мёд. Осмелев, Лобик подошёл совсем близко, когтистой лапой стал выгребать из Сашиной ладони кусочки.
Хобик делал какие-то сложные ходы, но все-таки приближался. А почему бы и нет? Запах хлеба, знакомый с детства, очаровал его. Ещё несколько минут — и Хобик дал погладить себя. Саша приподнялся, положил руку на тонкую шею оленя. Лобик ревниво заглядывал ему в глаза.
Выкатилось белое большое солнце. Заблестела на травах роса. Засверкали мокрые камни.
Котенко спрятался в камнях и щёлкал затвором аппарата. Вот так и снимал эти редкостные сцены среди буйства красок и зелени: Сашу — с рукой на холке оленя, Лобика — непрестанно вынюхивающего сладости в карманах его куртки, и Архыза, спокойного Архыза, — чуть в стороне. Телеобъектив приблизил необычную компанию. Зоолог менял экспозицию, щёлкал затвором, спешил, чтобы сделать побольше кадров.
На горке позади него просыпался приют. Ходили девчонки, звенели кастрюли, развевались платочки. Дым подымался к небу. Котенко помахал издали рукой: все, плёнка кончилась! Саша позвал его. Хобик нетерпеливо затряс головой: «Извините, здесь чужие». Он помчался прочь, увлекая за собой Лобика. Архыз запрыгал на месте, посмотрел на хозяина.
— Иди, иди, — разрешил тот.
Сергеич встретил зоолога и лесника на полпути. Шёл к ним.
— Пымали кого? — спросил он.
— Всю компанию. Здесь она. — Котенко похлопал по футляру.
— А я завтрак соорудил. Поспешайте, пока оладьи горячие.
Таня к ним не зашла. Завтракала со своими девчатами, Саша видел её в окно. Кажется, туристы собирались в поход. «Хоть бы скорее», — тоскливо думал он.
Когда вышел, зоолог и Сергеич посмотрели друг на друга и вздохнули.
— Вот ведь как оно, — сказал Сергеич. — А мы, само собой, надеялись. Елена Кузьминична только и говорила о ней: Таня, Танечка… Нету Танечки, в город ударится на этих днях. Насовсем, само собой.
— Сказала?
— Ещё вчерась.
— Любовь, значит. — Котенко вздохнул.
— Оно конечно, — согласился Сергеич. — Чего ей лес да горы? Тянет на людей, на веселье. А наш Александр все в лесу да в лесу. Подумала, скушно с ним, ну и… Любовь, как ты говоришь…
Вошёл грустный Саша. Они замолчали.
— Когда тронемся? — спросил он у зоолога.
— Вот проводим туристов и пойдём. Архыза оставим, Сергеич?
— Можно. Возьму пока на привязь. Он где же?
— Пришёл, — сказал Саша. — За балаганом обсыхает на солнце. Вместе с Леди.
— Вас когда обратно ждать? — спросил Сергеич.
Котенко сказал, что недели через две. Он ещё напомнил Ивану Лысенко о его обязанностях, пока не будет Молчанова, и на этом покончили. Стояли в полной готовности, коней оседлали, смотрели, как галдят, собираясь в поход на гору, Танины девчонки.
Котенко взял повод Сашиной лошади.
— Ну, идём?
Саша в последний раз посмотрел на домик, где Таня. Неужели не подойдёт? Ведь они уходят. Уходят!
Сергеич вскинул ладонь к глазам:
— Никак, ещё гости.
От Кушта к приюту спускался караван. Не туристы, раз вьючные кони.
— Подождём. — Лысенко отпустил подпруги у лошадей.
Незнакомые, городского обличья люди. И с ними учитель Борис Васильевич из Поляны.
— Вот так встреча на верхах, — сказал учитель и тронул свои позолоченные очки. — Это все к тебе, Александр Сергеевич, прошу любить и жаловать. Археологи, историк и два спелеолога, иначе говоря специалисты по мрачным подземельям. Хорошо, что застали вас, заповедные хозяева. Вы, как вижу, собрались уходить? Повремените, пожалуйста, у наших учёных серьёзное дело, им надо помочь.
— Сними вьюки, Иван, — распорядился Котенко. — Отложим на час-другой.
Оказалось, что местное географическое общество и адыгейские историки решили обследовать весь лабиринт. Словом, экспедиция.
— Кого вы нам отрядите в помощь? — спросил учитель.
Котенко остановился взглядом на Лысенко.
— Придётся тебе…
— Ну и я, само собой, подсоблю, — сказал Сергеич.
Экспедиция заняла один туристский домик. Опять сделалось людно на приюте.
Учитель обнял Сашу за плечи.
— Ты выше меня поднялся, лесовик, — сказал он, любовно оглядывая своего бывшего ученика. — Вон какой богатырь!
— Свежий воздух, сами понимаете, — пошутил Саша.
— А невесёлый. Что так?
Сергеич делал знаки, но Борис Васильевич не замечал.
— А вон и Таня, — удивился учитель. — Татьяна, сюда!
Она подошла. Щеки у неё горели.
— Мы уходим, Борис Васильевич. К озеру, а оттуда домой.
— Ну, счастливо! Задерживать не буду.
— Прощай, Саша, — глухо сказала она и протянула руку. — Мы больше не увидимся.
Он пожал её вялую, холодную руку. И вдруг, резко закинув за спину карабин, отвернулся и крупно пошёл прочь, не оглядываясь и убыстряя шаг.
Все переглянулись. Учитель поправил очки и вздохнул.
— Да-а, — раздумчиво произнёс он.
Таня, как-то сгорбившись, догоняла цепочку туристов. Они уходили в противоположную сторону. От Саши.
Когда Молчанов пошёл, Архыз поднялся, сделал несколько шагов, но остановился.
Леди деловито бежала за Таней. Но она тоже вдруг остановилась, повернулась и села.
Архыз сломя голову помчался к ней.
Собаки сошлись, поиграли и уселись рядышком.
— Леди, Леди! — позвала Татьяна.
Воспитанная колли оглянулась на звук хозяйкиного голоса, но не спешила.
— Ты глянь! — в каком-то радостном изумлении закричал Сергеич. — Ты только глянь, что делается, а? Ведь она, само собой, останется, не пойдёт за хозяйкой! Вот тебе и зверь!
Но он ошибся. Леди побежала. Ещё оглянулась на Архыза. Ещё. И нехотя, словно чувствуя, что совершает непоправимую ошибку, повернула за кусты и скрылась.
Сергеич обиженно вздохнул.
Архыз вяло поплёлся к балагану. Лишь заметив, что в группе людей нет Молчанова, весь как-то подобрался и крупной рысью бросился догонять хозяина.
Зоолог и лесник пошли в дальний путь по горам. Скальные перевалы, буйное разноцветье лугов, глубокие долины, забитые густым чёрным лесом, открывались перед ними.
Тишина, очарование первобытной природы, безлюдье.
Резерват заповедника, его глубинка.
На первый ночлег Котенко и Саша остановились в лесу. Выбрали сухой склон, растянули полог, нарубили свежих веток пихты. Поужинали и долго сидели у костра, вслушиваясь в тишину засыпающего леса.
— Я пройдусь немного, — сказал Саша и поднялся.
— Карабин оставь, — тихо отозвался Котенко. — И недолго, слышишь?
Зоолог лежал у огня, опершись на локоть. Он проводил молодого лесника сочувственным, отцовским взглядом.
Минут через тридцать поднялся и пошёл за Молчановым.
Саша лежал под берёзами ничком, разбросав руки. Плечи его резко вздрагивали. Он плакал, никого не стесняясь и ничего не видя.
Котенко закусил губы. Постоял над ним и, справившись с волнением, как можно твёрже сказал:
— Довольно, Саша. Вставай, идём к костру. Слышишь? Будь мужчиной, Александр Молчанов!
Саша поднялся, вытер лицо. В последний раз посмотрел на закат, глубоко и надрывно вздохнул.
Больше они не проронили ни слова.
Утром поднялись на пороге зари.
Ещё спал лес, погруженный в туманы, ветки буков и явора были лениво опущены, на них дремала обильная роса. Глухо и сонно ворчала река, упрятанная в холодное ущелье. Стоял тот глубокий и задумчивый покой, который способен врачевать истерзанные души.
Вдруг раздалась близкая и звонкая, глубоко музыкальная трель. Потом пауза с ещё более глубокой, насторожённой тишиной. И опять чистые мелодичные щелчки, за ними удалой и протяжный свист, приливная волна счастья, призыв к веселью, действиям, бодрости, славословие жизни — все, чем богаты лесной соловей, подоблачный жаворонок, весёлый щегол, все сразу угадывалось в этой громкой, волнующей песне чёрного дрозда.
