Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая - Вишневский Евгений Венедиктович
Пришли два паренька из поселка, достали из близлежащих кустов весла и, надев их на уключины, собрались плыть через озеро к той самой избушке.
— Рыбы тут нет, — рассказывает бойкий конопатый мальчишка, отвечая на мой вопрос, — так, мелочь одна... За рыбой мы сюда не ходим, разве тут рыба?..
— А зачем же тогда здесь лодка, — спрашиваю я, — и вон на той стороне избушка?
— А это для охоты, — пожимает он плечами, удивляясь нашей недогадливости. — Тут осенью, в сентябре — октябре, столько уток, что воды не видать.
— А сейчас? — спрашивает Саня.
— Сейчас уток нет. Рано им сейчас, уткам-то. Сейчас гагары. — Он махнул рукой в сторону стаи, плававшей возле солнечного отражения, потом сел на весла, поплевал на ладони и уплыл вместе со своим товарищем.
Мы заварили чаю, выпили его, я еще раз выкупался, лег на солнышке и задремал. Разбудила меня ружейная канонада. Прямо напротив нас, на той стороне озера, кто-то поднял ружейную пальбу. (Юра, конечно, больше некому.)
— Вот принесет он этих гагар, — ворчит Саня, — я его самого щипать их и есть заставлю.
И мы опять задремали.
А через час пришли наши охотники, и торжествующий Колька бросил к нашим ногам пять жирных уток-крякв.
— Принимайте добычу, — сказал он. — И еще трех не достали.
— За утками Бася плавала? — смущенно спросил Саня.
— Бася? — засмеялся Юра. — Заставишь Басю за утками в воду лезть, держи карман шире! Колька плавал.
Тем временем наша попутчица, которая сидела в сторонке, приковыляла к костру и, всплеснув руками, затараторила:
— Ой, утки! Настоящие дикие утки! Вот, не поверите, сколько лет на Колыме прожила, а диких уток ни разу не пробовала, — и, чтобы показать, что уток она собирается есть не даром (ни у кого, разумеется, и в мыслях не было, что уток мы станем есть одни), принялась энергично щипать их.
За дело она взялась с таким рвением, что птицы вскорости были уже совсем голыми и гладкими. Я тем временем сбегал за солью и рисом, а Гена разжег хороший костер. Юра же быстро выпотрошил птиц и промыл тушки. Вскоре мы ели прекрасный утиный суп, жирный и наваристый, а сразу подобревшая попутчица, которая прежде сидела надувшись как мышь на крупу, принялась рассказывать:
— В последние годы работала я бухгалтером в Сусуманском отделении треста «Колымзолото». В старательском отделе. Старательских артелей теперь осталось мало, все больше драгами золото берут. Но кое-где есть. Нарезают им такие участки, где или драге не развернуться, или золото уже выбрано все; так, одни закраинки да нифеля остались или место какое-нибудь совсем уже гиблое. А весь район у нас разбит на квадраты. На каждый район своя карта, свое размещение драг и старательских участков, свой план, свои сроки, своя бухгалтерия. И вот вышел у нас в прошлом году такой случай: одна богатая и удобная жила помещалась почти что вся целиком в одном квадрате, а малюсенький хвостик ее залез в другой квадрат — для документации очень неудобно! И решило тогда начальство, чтобы плановикам да бухгалтерам не мучиться, раскладку по этой жиле на разные квадраты не делать и один квадрат к другому не привязывать, хвостик этот самый отдать старательской артели. А артель-то, которой хвостик отдали, как на грех семейная была: отец, мать и пять братьев — у нас это, кстати, не такая уж и редкость. И такое у них золото пошло, что взяли они за промывочный сезон его на пятьсот пятьдесят тыщ — новыми! И, главное, одним куском. Неделю с лишком вертолет от них золото возил! Приходят они зимой всей артелью в кассу — платите! А там платить отказываются — шутка ли в деле — такие деньжищи — больше полмиллиона наличными. Сроду у нас по стольку денег никто не зарабатывал. Тогда отец на самолет — и в Магадан, в обком партии: мы, дескать, на своем участке работали, в свои сроки, вон сколько золота взяли — и не себе, стране — почему же нам за это платить не хотят?!
В обкоме, конечно, переполох. Думали, думали и решили так: что столько золота взяли, молодцы, представим к награде, деньги выплатят вам все, до последней копейки, но... — тут наша попутчица сделала эффектную паузу, — но, поскольку деньги большие, положат их вам в банк, открыв для этой цели собственный расчетный счет. Теперь что же у них получается: денег полмиллиона, да все безналичные. А что у нас на безналичные деньги купишь, когда лимитов на разные товары не только что какой-то там семье, детскому саду не выбить.
— А начальству, планирующим органам за это не нагорело? — спросил Саня.
— Какое там! — замахала руками разговорчивая бухгалтерша. — Всем досталось: кого с работы сняли, кому строгий выговор, кому денежный начет...
С большим недоверием отношусь я к этому рассказу: я немного разбираюсь и в планировании, и в бухгалтерском деле, и мне все здесь кажется очень похожим на вранье, но, во-первых, это же Колыма, дикий и диковинный край; во-вторых же, как я уже неоднократно писал на этих страницах, я пишу лишь то, что слышу, и устанавливать истину при этом вовсе не намереваюсь.
Во время этого рассказа добрый Юра под шумок пытался отдавать Басе отменные куски утятины, но я отнял их у нее все и съел сам, совершенно справедливо рассудив, что Басе вполне хватит и костей, за что был снова осыпан градом насмешек.
Но вот трапеза и отдых закончены, мы уселись в нашу колымагу (предварительно затушив костер, разумеется, и убрав мусор) и приготовились продолжать путешествие, а Колька и сын попутчицы все еще плещутся в озере. Мы кричали им, показывали кулаки, шофер беспрерывно сигналил — все бесполезно! — они продолжали купаться. Пришлось прибегнуть к крайнему средству: шофер тронул машину, и мы медленно поехали. Только тогда, подхватив одежду, мокрые ребята кинулись догонять вещевку. Мы слегка припугнули их, прибавив газу, но потом, конечно, остановились. Грязные, как трубочисты, ослушники (пыль, смешавшись с водой, покрыла их тела ровным слоем грязи), тяжело дыша, ввалились в машину, и мы вновь полетели по трассе.
Следующую остановку мы сделали на прииске Каскелен (нынче здесь — вольный прииск, а в прошлом же был каторжный лагерь).
— Стоп, ребята, — сказал нам шофер, притормозив машину возле поселковой столовой, — тут обязательная остановка.
— Почему это? — подозрительно спросил Колька.
— Первый поселок с магаданским пивом по трассе, — развел руками водитель. — А первое пиво обязательно попробовать надо. Закон трассы.
— Но ведь вы же за рулем, — удивился Гена.
— Так я же пиво пить буду, а не водку, — обиделся шофер.
Однако столовая оказалась закрытой на обед (странно это звучит: столовую надо открывать на обед, а не закрывать) и до открытия было еще минут пятнадцать. Мы выстроились возле дверей заведения, образовав небольшую живописную очередь. От нечего делать обозреваем окрестности. С удивлением замечаем, что в окрестных дворах, огороженных проволочной сеткой, полным-полно белых петухов с огромными красными гребнями, а курицы почему-то нет ни одной. (Петушиные бои они, что ли, устраивают здесь?) Спросил об этом у какого-то грязного пьяницы, дремавшего на высоком деревянном крыльце столовой. Тот почему-то рассердился моему вопросу:
— А тебе какое дело? — с вызовом спросил он. — Хочу петухов разводить — и развожу. Это раньше тут все запрещали, а теперь, что хочу, то и делаю, и ты мне не указ!
Я хотел объяснить ему, что запрещать ничего не собираюсь, да и кто я такой, чтобы что-то запрещать, но тут пришла насупленная баба в неопрятном белом халате и отперла столовую.
Мы вошли в довольно большую прихожую, светлую и чистую, но, правда, битком набитую пивными бочками, и как-то так вышло, что мы у прилавка оказались самыми первыми, а за нами, словно из-под земли, выросла вдруг громадная очередь. Я стою самым первым. И подходит ко мне какой-то неопрятный старик с огромной седой вьющейся шевелюрой, стоящей дыбом, и очень тонкими чертами лица; подходит и тихо спрашивает:
— Могу ли я попросить вас об одном ничтожном одолжении, милостивый государь?
