Звери дедушки Дурова - Дуров Владимир Леонидович (читать книги без .TXT) 📗
У меня было прекрасное кольцо, с очень большим драгоценным брильянтом. И вдруг, во время одной из моих поездок в Петербург, это кольцо у меня исчезло.
Я жил тогда в меблированных комнатах. Со мною жили две собаки и моя любимица Финька.
Финька бегала уже на свободе по всей комнате, а когда хотела спать, сама уходила в свой домик-клетку со стеклянными стенами.
Раз, одеваясь утром, я открыл ящик ночного столика, где у меня лежало мое кольцо, и с изумлением увидел, что кольцо исчезло, хотя я наверное помнил, что положил его туда перед сном.
Я ничего не понимал. Номер, в котором я жил, запирался на ключ; ночью в него никто не входил. Куда могло исчезнуть драгоценное кольцо?
Пришла прислуга; явился управляющий меблированными комнатами; начались поиски кольца по всем углам. Отодвигали мебель, заглядывали за кровать, за шкаф, открывали все ящики, выворачивали все содержимое чемоданов… Прислуга клялась, плакала, говорила, что не видела в глаза кольца… Кольцо исчезло бесследно…
Тогда позвали полицию. Ждали полицейского агента и строили предположения, как найти вора.
В это время ко мне пришел один приятель. Я рассказал ему о пропаже, объяснил причину беспорядка в комнате.
Финька вскочила ко мне на колени.
Приятель спросил:
— А где она помещается?
Я указал на стеклянный домик; он встал и начал разглядывать помещение крысы.
— Что это там блестит среди соломы? — спросил вдруг гость, наклоняясь к клетке. Да вы только посмотрите, — это ваше кольцо.
В самом деле, среди соломы блестел брильянт моего кольца.
Тут я расхохотался.
— Так это ты, Финька, наделала такой переполох? Так это ты оказалась воришкою?
Моя умница Финька, умеющая танцовать на моем кулаке, поднимать маленькое игрушечное ведерко с водою, летать на аэроплане, оказалась воришкою.
Как это случилось? Очевидно, у нее была страсть к блестящим вещам, которая и заставила ее утащить драгоценность. Наткнулась она на кольцо потому, что я забыл на ночь задвинуть ящик ночного столика, а там, рядом с кольцом, хранились мешечки с ее любимым семенем. Она погрызла семя, а потом кстати и утащила кольцо…
С некоторых пор я начал замечать, что Финька худеет и вяло ест. Это был плохой признак. Я заглянул ей в рот и увидел, что у нее сильно выросли зубы. У меня больно защемило сердце…
Неужели я скоро потеряю ту, на которую было потрачено у меня столько забот, столько трудов, ту, которую я когда-то спас от казни на костре и выходил?
Я протянул ей любимый подсолнух, так славно поджаренный, самый крупный из всей горсти. Как весело она бы стала им хрустеть еще недавно! А теперь она взяла его вяло; подсолнух выскользнул у нее изо рта, и она не стала его поднимать. В ее черненьких бисеринках-глазках я не прочел ничего, что бы мне говорило о болезни Финьки. Они блестели все так же, но я знал, что дело плохо. Не помог и сахар. Финька выпустила его изо рта…
Я сидел на корточках перед Финькой и смотрел на нее с тоскою и ужасом, потом пошел за белым хлебом, намочил его в молоке и поставил возле крысы. С сегодняшнего дня это сделалось ее единственной пищей…
Финька вяло принялась за еду…
Я знал, что ее теперь ждет.
Так кончают все они, маленькие подпольные грызуны. Они не переносят, в сущности, неволи. Им необходима кипучая деятельность, борьба за жизнь, на свободе. Там, чтобы добыть кусок, чтобы проникнуть в жилище человека, наполненное припасами, приходится напрягать все свои силы, давать работу зубам; здесь же, в неволе, крыса получает готовую пищу; ей не нужно прогрызать камни, штукатурку, чтобы пробраться в кладовую, где лежат запасы пищи.
От бездеятельности у крыс быстро растут передние зубы-резцы; это и служит причиною их преждевременной смерти. Зубы у них настолько вырастают, что крысы не только не в состоянии откусывать, но даже не могут раскрывать рот. Они постепенно переходят на мягкую и жидкую пищу, едят вяло, все меньше и меньше, худеют, истощаются и околевают в конце концов от голода.
Та же участь ожидала и мою бедную Финьку.
Она пережила все то, что переживали все мои воспитанницы-крысы. Она была обречена на смерть, и я не мог ничем помочь ей…
Стоит ли досказывать? Финька лежала на мягкой пуховой подушке, ослабевшая, тощая и уже не поднимала головы. А возле нее лежали лакомые кусочки любимых ее сухариков, подсолнухов, сахара, лежала белая булка, намоченная в молоке. Но есть она уже не могла… Часы ее были сочтены…
Я хочу поговорить еще о белых крысах-альбиносках, с красненькими глазками и мягкой красивой шкуркой, которых находят красивыми даже враги рыжеватых пасюков, и о маленьких серых мышках, вызывающих в людях почти такое же отвращение, как и крысы.
Прежде белые крысы были повсюду таким же обычным явлением, как теперь крысы-пасюки. Но черные крысы, более сильные, истребили белых. Пришли пасюки, привезенные случайно из-за морей на кораблях, и, как более сильные, истребили черных. Теперь черные крысы встречаются очень редко; белые живут только в неволе: если их выпустить на свободу, они тотчас же будут истреблены сильными пасюками.
Мне хотелось помирить враждующих веками родственников из одного семейства, и я принялся за это нелегкое дело.
Но прежде всего мне нужно было хорошо изучить природу мышей и крыс и их взаимоотношения.
В моем музыкальном шкафу неожиданно появилось два мышиных гнезда, — в одном были мышата уже довольно большие; в другом только что родившиеся.
Я взял крошечных красненьких зверьков, вместе с гнездом, переложил гнездо в коробку и поставил на прежнее место, на струны, и мышата, видимо, отлично успокоились на новоселье. Мать продолжала жить с ними.
Прошло некоторое время, и я услышал около музыкального шкафа трупный запах. Открыв его, я нашел уже разложившийся труп взрослой мыши; мышат на прежнем месте не было. Я осмотрел шкаф и нашел их внизу, в гнезде другой мыши, у которой были свои уже подросшие мышата.
Оказалось, что сердобольная мышь, увидев, что ее соседка, живущая в верхнем этаже музыкального ящика, околела, приняла к себе на воспитание сирот и выкормила одновременно своим молоком 4 больших мышонка и 5 маленьких.
Большая часть моих мышат, когда подросли, к сожалению, убежали.
Одного из мышат, впрочем, мне удалось посадить в гнездо белой дрессированной крысы Пеночки.
Пеночка подошла к мышонку, осмотрела его, несколько раз примерилась, как бы лучше взять, наконец, взяла в зубы и, высоко подняв голову, осторожно понесла мышонка в гнездо, устланное сеном и пухом попугаев, которое было в углу клетки. Своих больших крысят она брала очень бесцеремонно. Медленно опустив мышонка в мягкую постель, где у нее копошились несколько ее собственных крысят, она стала его кормить вместе со своими детьми.
Я посадил к Пеночке еще несколько мышат; она их всех приняла и была им прекрасной матерью. Мышата росли и, чувствуя себя как дома в чужом гнезде, располагались в нем со всеми удобствами и жались к более сильным крысятам.
В загоне моего уголка, под бревнами, я нашел целый выводок крысят-пасюков. Среди них было несколько слепых, но уже больших детенышей.
Я посадил одного из них в клетку к альбиносам. В этой клетке сидел мой дрессированный белый Снежок, а с ним его дети.
Снежок обнюхал маленького пасюка, но не тронул; я посадил к нему другого, третьего, пока в клетке альбиносов не появились все одиннадцать крысят.
Кончилось тем, что сидевшие отдельно маленькие пасюки смешались с альбиносами, забавно пряча мордочки в их белые пушистые шкурки, а Снежок и не думал их обижать…
Маленькие пасюки подросли, и у самочек их от Снежка получилось потомство…
Снежок умер от неизвестной причины; у меня осталась одна Пеночка с потомством, и я собираюсь дрессировать как ее белых детей, так и тех, которые родятся от помеси пасюка и альбиноса.
