Наводнение - Хелемендик Сергей (библиотека электронных книг .txt) 📗

Cергей Хелемендик

Наводнение

ЧАСТЬ I

Огромная кукарача – красно-коричневый таракан, структурой своего панциря сильно смахивающий на черепаху, – с шумом и хлюпаньем допивала остатки пива из опрокинутой консервной банки. Когда пиво кончилось, кукарача медленно побрела в угол, приседая куда-то вбок, путаясь и заплетаясь в своих многочисленных конечностях.

Эта пьяная сцена – первое, что увидел Луис Хорхе Каррера, открыв глаза и обнаружив себя отнюдь не там, где он привык просыпаться по утрам. Единственным знакомым предметом в окружавшем его мире была консервная банка из-под пива. Все остальное было чужим и пугало. В доме, где обычно просыпался Луис, тоже были тараканы, но более скромных, почти приличных размеров и непьющие.

Мир проснувшегося Луиса на этот раз был замкнут в четыре стены, покрашенные или, скорее, обмазанные чем-то. Посреди комнаты на маленьком грязном столике валялись бутылки и остатки еды, облепленные муравьями. В темном углу, там, куда неторопливо и умиротворенно направлялась отдыхать кукарача, в довольно пикантной позе стоял резиновый манекен – женская фигура с облупленным носом и розовым чулком на правой ноге. Торчавший изо рта резиновой женщины окурок придавал ей зловещий и бандитский вид. Сам Луис лежал на широкой кровати среди измятых простыней голубого цвета под сенью массивного распятия, выточенного из черного дерева. Такие распятия висят над изголовьями кроватей во всех домах крестьян Эль-Параисо.

Луис встал, подошел к окну и увидел, что во дворе среди всяческой живности: поросят, взрослых свиней, кур и индюков, неизвестно почему собравшихся вместе, – лежала его собственная машина, перевернутая набок, и маленький черный поросенок весело пританцовывал вокруг.

Это было наваждение… Попытка Луиса обнаружить в комнате что-либо из своей одежды была крайне неудачной. Он нашел только носки, шнурок – и ничего больше. Особенно раздражало отсутствие часов. Не зная времени, пытаться вспомнить, что происходило вчера вечером и как он мог оказаться в этой хижине, казалось бесполезной и глупой затеей. Больше того – вспоминать было больно. Больно было двигать рукой, ногой, головой, больно думать…

Никогда в жизни Луис не испытывал ничего похожего. Казалось, что в желудок кто-то зашил чугунное ядро и оно перекатывается при малейшей попытке пошевелить какой-нибудь частью тела. Состояние было отдаленно похоже на похмелье, но все грустные симптомы похмелья были не только представлены в нестерпимо остром, болезненном виде, но помножены еще на что-то, незнакомое и страшное. Луису вдруг показалось, что он не в состоянии пошевелить даже кончиком мизинца. Но это было не так.

В следующее мгновение он летел от окна в самый темный и грязный угол комнаты, ухитрившись в полете положить ладони себе на затылок. Приземлившись, Луис затих, прижавшись к стене, и до него постепенно стало доходить, что причиной его маневра был оглушительно громкий звук, то ли выстрел, то ли взрыв, разорвавший воздух прямо перед открытым окном.

Прислушиваясь к звукам, доносящимся из окна, и не различая ничего, кроме миролюбивого похрюкивания и кудахтанья, Луис начал потирать ушибленное колено, а потом, движимый любопытством, на корточках пополз к окну. Именно в таком виде, в трусах, на корточках подползая к окну, Луис Хорхе Каррера предстал перед глазами девушки, тихо открывшей дверь и стоявшей на пороге.

Это была девчонка лет шестнадцати, среднего роста, хрупкая, большеглазая и серьезная. Она молча наблюдала за передвижениями Луиса и слегка щурилась.

Луис добрался до окна, осторожно высунул голову и, не увидев решительно ничего нового, невнятно выругался.

– Это Панчо опять застрелил поросенка! Не бойся, патронов у него больше нет. И потом, из его ружья можно попасть только в упор! – Девушка говорила хрипловатым голосом и, когда Луис повернулся к ней, улыбнулась, показав мелкие белые зубы. – Ты же не разрешишь Панчо приставлять ствол к своему уху. Даже взрослые свиньи не позволяют этого. Только поросята… – Девушка умолкла и продолжала рассматривать Луиса так, как изучают афиши на улице.

Луис нерешительно двинулся к ней, остановился и не сказал, а почти пропел странным расслабленным голосом:

– Где моя одежда?

– Откуда я знаю? – удивилась девушка. – Разве у тебя была одежда?

– По-моему, да… – Луис тоже пробовал удивляться, но интонация была тусклой и неверной.

Девушка наморщила лоб и вспомнила:

– Послушай, Панчо с утра носится с каким-то ботинком. Да, по-моему это был желтый ботинок. Твои ботинки желтые?

– Почему я здесь? – Лобовым вопросом Луис дал понять, что мелочи вроде цвета его ботинок не должны подменять главной темы.

– Ты любопытен! Но если ты сам не знаешь этого, откуда знать мне?.. – Девушка явно знала что-то, но держалась хозяйкой положения. – Твою машину перевернули свиньи. Ты зачем-то загнал ее на кучу отбросов, а они по утрам любят поесть. Когда сначала Мулатка, а потом Симпатяшка вместе залезли под твою машину, она перевернулась… Симпатяшка – как бульдозер. Панчо говорит, он в жизни такой свиньи не видел, а Панчо, кроме свиней, не видел ничего…

Луис задумался.

– Симпатяшка – это свинья? – осторожно спросил он и вздохнул. – Тогда понятно! Панчо застрелил свинью, она перевернула мою машину, а поросенок, который ест только желтые ботинки, проглотил мои часы…

Девушка засмеялась. К Луису постепенно возвращалось чувство юмора, а вместе с ним уверенность в себе.

– Который час? – поинтересовался он.

– Скоро полдень. Хочешь торонхинового сока? – Девчонка говорила неправильно, коверкая слова и глотая окончания так, как умеют делать только жители Эль-Параисо. «Торонха» на местном диалекте обозначает грейпфрут.

– Да! Долей рому треть стакана и добавь сахара две ложки, можно даже три… – Луис уже распоряжался.

– За полстакана рома Панчо отвинтит голову и тебе, и мне! – весело возразила девушка.

– А-а-а! Ты все-таки проснулся, дармоед ты этакий! – Хриплый шепелявый бас сотряс напоенный деревенским запахом свиней влажный воздух. – Я так и думал: стрельну разок – и он проснется! А что тут говорят насчет рома? – В окно просунулась голова Панчо. У него было коричневое, изрезанное морщинами лицо, обрамленное желтовато-серыми кудряшками. Голову украшала черная шляпа, блестевшая так, словно она была из пластмассы. Старик оставался на улице, но казалось, что его голова заполнила собой комнату. – Неужели эта сопливая потаскушка предлагает тебе мой ром? Знай, рома в этом доме всегда не хватает, поэтому ром здесь пью только я! Я! – Луис увидел смеющиеся глаза девушки. «Может быть, этот полоумный Панчо делит все человечество на потаскушек и дармоедов», – предположил Луис и раздумал обижаться. Действительно неприятно было то, что Панчо не дает рома. Луису казалось, что ром мог бы улучшить его тягостное состояние.

– Забирал бы ты свою коляску и катился отсюда! Ей-богу, мои свиньи ее скоро съедят! – Панчо просунул в комнату огромную, похожую на узловатую корягу ладонь и жестикулировал ею. – Твои дружки за ночь съели у меня двух поросят, а мои хрюшки съедят твою «сакапунту»!

Машина Луиса, крохотный «фиат» аргентинского производства, собственный вес которого едва ли превышал половину тонны, на языке Эль-Параисо называлась «сакапунта» – то есть точилка для карандашей.

Луис слегка отодвинул стоявшую в дверном проеме девушку и вышел во двор. Судя по беспощадно обжигающему солнцу и по белесой пелене, окутывавшей горы на горизонте, приближалось самое жаркое время дня, когда, несмотря на февраль, жители Эль-Параисо предпочитают не выходить на улицу.

Панчо стоял у стены дома, поблескивая шляпой, в руках у него было ружье. В комнате Луису показалось, что он должен быть гигантом, но большими у Панчо были только голова и руки.