Пожиратели огня - Жаколио Луи (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
Часть четвертая. ТАИНСТВЕННАЯ МАСКА
I
Прежде чем пригласить читателя последовать за нами на новое поле битвы, той отчаянной битвы, которая вот уже более двух лет велась между графом д'Антрэгом и Невидимыми, следует сообщить последние события, вследствие которых Оливье и его друзья покинули Австралию.
Виллиго и Коанук умерли от своих ран в ту самую ночь, которая последовала за объявлением войны нготаками и наглым вызовом «человека в маске». Никакие заклинания знахарей не помогли.
Предупрежденный Ниррубой о близости смерти вождя, канадец поспешил к нему, чтобы закрыть глаза дорогому другу, который в течение 15 лет был неразлучным товарищем его бродячей жизни, разделяя все его горести и радости.
Небо было покрыто тучами; порою сверкали огненные молнии; воздух был насыщен электричеством… То была настоящая похоронная ночь, и суеверный канадец невольно содрогался…
Когда Дик вошел в крааль своего друга, бывшего теперь в полном сознании, как будто он не хотел умереть, не сознавая великого акта смерти, Виллиго встретил канадца ласковой улыбкой, полной кротости и радости. Он был счастлив тем, что мог унести в большие луга охот своих предков взор своего приемного брата, которого он так любил. Согласно поэтическому поверью нагарнуков, умирающий сохраняет в своем взгляде, как в зеркале, отражение тех образов, какие он видит в последние минуты своей жизни. Затем вся вереница этих милых образов и предметов постоянно сопровождает его в стране загробной жизни, так что умерший воин постоянно видит вокруг себя все, что он всего больше любил при жизни.
Взяв за обе руки пришедшего, Черный Орел с усилием произнес:
— Брат Тидана, старый воин прежде, чем умереть, очень хотел бы видеть подле себя и молодого Мэннаха!
Так называл он Оливье.
— Он тоже хотел прийти, но не посмел помешать нашему последнему свиданию! — проговорил Дик, и тяжелая слеза упала на исхудавшие руки умирающего.
— Не плачь, — проговорил Виллиго, — разве мы не отомстили за Цвет Мелии? Моту-Уи (Великий Дух) решил, что Черный Орел достаточно жил, и направил пулю белого человека, которая должна была отправить старого воина в страну предков.
Взор умирающего устремился куда-то в пространство, как будто какое-то чарующее зрелище непреодолимо приковывало его.
— Вот они, — сказал он, — я их вижу, — все храбрые воины нашего племени, ушедшие раньше меня в страну предков; они пришли за мной — проводить меня в обширные охотничьи угодья, где кенгуру больше, чем листьев на деревьях, где опоссумы кричат днем и ночью на берегах озер, усеянных цаплями и лебедями… Подождите меня! Я сейчас иду за вами!
Минута спокойствия и ясности рассудка позволила Виллиго узнать своего верного друга, когда тот вошел к нему, но затем бред, предсмертный бред раненого, снова овладел им, и хотя железная натура Черного Орла еще некоторое время боролась со смертью, но он уже не приходил в себя. Бред сменился полной потерей сознания, и, наконец, великий воин угас.
Хотя в последние дни канадец потерял всякую надежду на выздоровление своего друга и ждал его смерти, но, когда она наступила, это было все-таки страшным ударом для него. Ему казалось, что в жизни его произошел какой-то ужасный перелом, что отныне он, как сбившийся с пути путник, будет бродить без цели в жизни. Пятнадцать лет совместной жизни и тесной дружбы сроднили его душу с душой Черного Орла; борьба и удача, радость и горе тесно связали их, и эти узы, спаянные долголетней привязанностью и привычкой, стали неразрывными. А теперь, когда смерть порвала их, ничто на свете не могло заменить их. Конечно, дружба молодого графа со временем должна была утешить его скорбь, но она не могла заставить его забыть верного друга и товарища лучшей поры его жизни!
Старый траппер опустился на колени подле ложа, на котором отошел в вечность его друг, и в продолжение долгих часов предавался сладким воспоминаниям прошлого. Временами тяжелые слезы капали на грудь покойного, и подавленные рыдания вырывались из уст живого. На рассвете он очнулся от крика и воя туземцев, приступавших к похоронной церемонии. Все племя, воины, женщины, старцы и дети, узнав о смерти великого вождя, пришли к его краалю, чтобы отдать ему дань печали, причем крики мщения преобладали над всем остальным.
— Кто убил Виллиго, нашего великого вождя, кто убил Коанука? — воскликнула толпа. — Мщение! Мщение убийце!
Когда канадец появился на пороге крааля, в толпе поднялись громкие крики:
— Тидана! Тидана, кто убийца твоего брата Виллиго, кто лишил нас нашего возлюбленного вождя?
Во все время своей болезни и Виллиго, и Коанук, точно по взаимному соглашению, упорно молчали относительно своих ран и той ночной схватки, которая произошла между ними и белолицым пришельцем, а потому, кроме европейцев, никто не знал, кто был виновником смерти вождя и его неразлучного спутника. Несмотря на свое горе, Дик был достаточно справедлив, чтобы не вменить в преступление Джонатану Спайерсу смерть своего друга и молодого Сына Ночи. Те напали на него, он защищался; это было его право, и потому он не считал справедливым выдать его туземцам. Но не таков был взгляд нагарнуков: по их понятиям, кровь вопияла о крови, о мщении. Были ли Черный Орел и Коанук первыми зачинщиками или нет, в их глазах это не имело никакого значения; смерть двух доблестных воинов должна быть отомщена.
Крики толпы становились все более и более угрожающими. Дик не знал, что ответить на их вопрос; все знали, что раны были нанесены европейским оружием. Не желая выдать истинного виновника смерти Виллиго, он думал сначала приписать этот поступок человеку, который был непричастен к этому делу, хотя целым рядом преступлений вполне заслуживал всякого мщения; он мысленно представлял себе «человека в маске», но все-таки не мог решиться свалить вину капитана на него, когда голос Ниррубы вывел его из затруднения.
— Нашего брата Тиданы не было с Виллиго и Коануком в ту ночь, когда они вернулись, истекая кровью; иначе он, наверное, заставил бы заговорить свое ружье! И, быть может, наши воины были бы еще живы!
— Это правда, меня не было с ними, — сказал канадец, обрадованный тем, что он будет избавлен от необходимости произнести смертный приговор.
— Но я знаю, кто, скрываясь в кустах, как трусливый опоссум, нанес среди ночи смертельный удар великому вождю и Сыну Ночи! Знаю! — крикнул Нирруба.
— Говори же, Нирруба! Говори! — требовала толпа.
У Дика захватило дыхание; никогда еще положение жителей Франс-Стэшена не было столь отчаянное: если Нирруба обвинит Красного Капитана, то, согласно обычаям страны, белые должны будут выдать американца нагарнукам, а если бы они вздумали воспротивиться этому, то ненависть всего племени обрушилась бы на них самих, и это в тот момент, когда им и без того уже грозили: «человек в маске» и нготаки, раздраженные похищением их кобунга.
С замиранием сердца канадец ждал, что скажет Нирруба.
— Убийца наших братьев, — воскликнул юноша, — подло убивший их, не вонзив топор в притолоку двери их крааля, — это тот, кого все вы знаете; это враг нашего брата Тиданы и наших белых друзей и союзников. Все вы знаете его, это Отонах-Но («человек в маске»), друг подлых нготаков!
Единодушный крик бешенства и ненависти был ответом на слова юноши.
— Смерть Отонах-Но! Смерть нготакам!
Тут же собрался Совет Старейшин, и Нирруба должен был дать свои показания в присутствии всех собравшихся здесь нагарнуков. Он объявил во всеуслышание, что, ухаживая во все время болезни за молодым Коануком, он все время слышал от него о человеке, прилетевшем на воздушном судне, которого тогда еще никто не видал; только вчера это воздушное судно прилетело из-за озера и стало летать над большим краалем белых и над деревней нагарнуков; человек, управлявший этим судном, и был Отонах-Но, виновник смерти Черного Орла и Сына Ночи!
