След Заур-Бека - Дружинин Владимир Николаевич (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
«Ключ» — стояло в перечне под номером третьим. Но никакого ключа не было. Не было и неотосланной записки Сергея к товарищам по части.
После этого я ещё дня два поработал в архиве, пока не просмотрел все бумаги из комендатуры Зайделя: Казанцев больше не встречался мне. Зайдель в своих реляциях обстоятельно и напыщенно распространялся о мерах, предпринятых им против партизан, раза три упоминался кулак Петер Карху как «дружественно настроенный местный житель» и автор доносов. Вот и всё.
Впрочем, что ещё ожидал я найти? Я сам не знал. И всё-таки ощущение неудовлетворённости, досады донимало меня. Я мечтал об открытии, о неожиданном открытии, которое могло бы не только пролить свет на события прошлого, но и осветить следы врагов, действующих сегодня.
— Похвастаться нечем, — сказал я Лухманову. — Единственное, что удалось сделать, это-получить подтверждение, что один из трёх убитых моряков действительно Казанцев.
Затем я доложил насчёт ключа и записки. Может быть, Лухманову эта деталь скажет больше, чем мне.
— А ваше мнение? — спросил он.
— Предметы затеряны, вероятно. Что за ключ — неясно. Гадать трудно, товарищ полковник.
— Не так уж важно, какой ключ, — ответил он, — от двери или от шкафа.
Полковник встал, захлопнул окно. Тарахтенье грузовика во дворе отдалилось, в кабинете стало тише. Лухманов медленно прошёл к столу, повернулся ко мне, я увидел, что глаза его оживились.
— Вы имеете представление, кто такой отец Казанцева?
— Он инженер, — ответил я.
— А какой инженер? Я навёл справки, пока вы сидели в архиве. Василий Павлович Казанцев — старший научный сотрудник исследовательского учреждения. Он выполняет секретное задание, очевидно, важное. Можем мы утверждать, что вражеская разведка не интересуется инженером Казанцевым, что она не хочет познакомиться с ним, не ищет путей, чтобы втереться в доверие к нему?
Я согласился, что это весьма возможно. Лухманов продолжал:
— Конечно, ключ могли потерять. Но почему именно ключ? Это не такой же предмет, как все. Карандашей, платков таких же точно можно найти множество. Ключ — особая статья. Он ведь отпирает один определённый замок. На нём — как бы печать владельца. Предъявить ключ в доказательство вашего знакомства с Сергеем Казанцевым можно, остальное — не годится для этого. Конечно — может и потерян. Тогда и голову ломать нечего. А если нет? Если он остаётся в чужих руках? Будем делать выводы.
Ещё часа полтора длилась наша беседа.
А через несколько дней я отправился в новую командировку — к Василию Павловичу Казанцеву.
2
Тяжело говорить с матерью о погибшем сыне. Тяжело, потому, что каждое твоё слово болью отдаётся в её сердце и ничем этой боли не облегчить. Время бессильно перед ней. Я начал с того, что был в Алуксне, видел могилу. Оказалось, Анна Григорьевна сама собирается туда. Она порылась в сумочке, показала извещение.
— Теперь хоть знаем, где он, — сказала она. — Вот в это время он ушёл, в конце июня. Товарищ с ним был, Виктор, фамилии не знаю. Их на один корабль назначили. По пути на вокзал зашли.
Со стены на меня смотрел портрет Сергея. Что-то стремительное, нетерпеливое было в выражении глаз, во взлёте бровей, словно для него слишком долго тянулись секунды выдержки фотоаппарата. Не терпелось сорваться с места! Только этим выражением лица он похож на свою мать.
Невысокая, седая, очень подвижная, она доставала из туалетного столика карточки Сергея, снова и снова благодарила меня за то, что я зашёл.
Не без волнения задал я приготовленный вопрос.
— Ключ? — встрепенулась она. — Ах, конечно, как же! Серёжа взял ключ. Он сказал — не беспокойся, мама мы скоро разобьём фашистов, всё будет в порядке, вот увидишь. Я не оставляю ключ от квартиры — видишь, мама. Я беру его с собой. Да, да, он унёс ключ с собой. Ключ от нашей прежней квартиры на Некрасовской. А где он? Его нашли? Он у вас?
Что ответить на это? До сих пор я открыл ей половину правды. Я поведал ей о списке, сохранившемся среди гестаповских бумаг. Почему не сказать всё до конца? Я знал, Казанцевы — честные советские люди. Знакомство с Анной Григорьевной, пусть короткое, только утвердило меня в этом мнении. Лухманов велел мне решать на месте. Что же, решение принято. И я сказал Анне Григорьевне, что ключ Сергея, возможно, находится в распоряжении иностранной разведки и если он не был пущен в ход до сих пор, то это может произойти теперь. Положим, явится кто-нибудь, станет выдавать себя за боевого товарища Сергея, принесёт в доказательство его вещь…
Должно быть, я от смущения изъяснялся слишком длинно, потому что она схватила меня за руки и прервала:
— Понимаю вас.
— Вот и прекрасно, — сказал я обрадованно. — Вы тогда немедленно дадите нам знать.
— Как же иначе, господи, — заволновалась она. — Вы бы сразу…
— И Василия Павловича предупредите. Но никого, кроме вашей семьи.
— Поняла, поняла. Вы ему сами скажите… Господи, да неужели мы допустим… Вася собственными руками подлеца…
— Собственными не стоит, — успокоил я. — Наши покрепче. Вы только предупредите. Я не сомневался, Анна Григорьевна, что вы поможете нам.
— И вам и себе, всем нам, — просто ответила она. — Дело общее. Нет, до сих пор не было случая, чтобы… Может, и пробирался к нам какой мерзавец, да не добрался. Мы ведь в Челябинске жили.
Оказывается, Василий Павлович до августа 1941 года работал на судоверфи, где строились торговые и военные корабли. Но затем оборудование верфи эвакуировали, а он сам с семьёй уехал в Челябинск. Там он преподавал механику в политехническом институте. Если у иностранных разведок вначале и было намерение сунуться к нему, то вскоре они должны были отказаться от этого намерения — теоретическая механика, которую читал студентам Василий Павлович, вряд ли могла их привлечь. Правда, он по вечерам продолжал свои изыскания, начатые в лаборатории судоверфи. Продолжал, потому что, как и все советские люди, верил в победу, верил в то, что его труд пригодится для будущих кораблей. Но где было фашистам догадаться! Самодовольные гитлеровцы воображали себя в то время хозяевами мира Так складывались мои мысли, пока я слушал Анну Григорьевну.
Вернулись Казанцевы из эвакуации летом 1944 года. Тогда-то и начал Василий Павлович опять работать в своей лаборатории.
Итак, часть наших предположений получает почву. Но тут я почувствовал досаду. В итоге мы всё-таки обречены на ожидание. На пассивное ожидание.
— Одна сослуживица Серёжи ходит к нам, — вдруг услышал я. — Тоня Луковская.
Понятно, я насторожился:
— Сослуживица? Давно ли она обнаружилась?
— В прошлом году, как назначили её сюда. Да вы не думайте, за неё я ручаюсь. Она санитаркой была у них там, когда они дрались на островах.
— А раньше вы знали её?
— Нет. Да за неё я ручаюсь… Вы не воображайте, пожалуйста.
«Всё-таки следует проверить, что это за санитарка», — подумал я.
Кстати, представился случай. Анна Григорьевна решительно заявила, что я буду обедать у них. Тоня тоже зайдёт. Она почти каждый день бывает здесь.
— Нет, не ради меня, старухи, — прибавила она и не договорила.
Было условлено, что я буду представлен за обедом как бывший ученик Анны Григорьевны. Она и теперь преподаёт в средней школе.
Василий Павлович Казанцев оказался богатырём почти двухметрового роста. Обыкновенная ложка в его ручище, тарелка перед ним казались игрушечными. У этого богатыря был, впрочем, тихий, певучий голос. Как глава рода восседал он за длинным столом, вокруг которого собрались домочадцы и гости. Дочь Лидия с мужем-танкистом и двумя мальчиками, младший сын Казанцевых — Анатолий. В нём ничего не было общего с Сергеем, — хмурый, с невыразительным, сонным лицом, он несколько оживился, узнав, что я художник, и спросил:
— Что это вам даёт?
— В каком смысле? — спросил я.
— В смысле вот этого, — усмехнулся он и перед самым моим носом сделал движение пальцами, означающее деньги.
