Факультет кругосветного путешествия - Колбасьев Сергей Адамович (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
— Мы не американос, — сказал Волков, но Каркинец уже стоял у одного из ящиков и стремительно говорил. Его слова трещали и хлопали над головами закипевшей толпы. Судя по их действию, они были убедительны,
36
Дорога шла высохшим руслом реки. Кусты постепенно стали высокими деревьями, и деревья переплелись над головой. В темно-зеленом коридоре с песчаным дном было душно, как в парнике. Свирепо кусались золотые мухи и дико, не по-птичьему кричали пестрые попугаи. Одно из деревьев медленно развернуло длинную бурую ветвь, оказавшуюся змеей. Но ни люди, ни мулы не обратили на нее внимания. Это было в порядке вещей.
Миша хотел остановиться и взглянуть, но один из смуглых всадников вытянул его мула бичом. Мул резко прыгнул вперед, и Миша молча схватился за луку.
Так повторялось каждый раз,- останавливаться не давали. Было противно.
Вечером приехали в полуразрушенное имение. Большой дом помещика стоял без крыши. В его стенах было несколько дыр от снарядов. В окнах горел яркий свет.
Каркинец бросил поводья на шею мула и медленно слез:
— Прошу пожаловать.
В большом зале потолка почти не было. Люстра висела на веревках, укрепленных в стеках, Электрические лампочки мерцали, как свечи, видимо динамо, напрягала свои последние силы.
Осыпавшаяся штукатурка была сметена в четыре кучи по углам и по обгоревшему полу ходили чинные, разодетые пары. Единственной мебелью был громадный дубовый стол, на котором сидел оркестр: четыре человека с гитарами.
— Праздник, — сказал Каркинец, — мы сперва выпьем и потанцуем, а потом закусим и ляжем спать. От вина танцы, — от пищи сон.
— Нельзя ли наоборот, сеньор Луис? — спросил Волков. — Он был очень голоден.
Каркинец захохотал.
— Эти американос великолепны: они сперва ложатся спать, потом закусывают, начинают танцевать на кровати и напоследок пьют.
От слева «американос» толпа замерла. Один очень длинный и очень пьяный метис вынул револьвер, но Каркинец ударил его ногой и он упал.
Наступив на револьвер, Каркинец произнес длинную и выразительную речь. По окончании ее, толпа закричала:
— Вива Сандино.
— Я сказал, что вы американцы, которых надо повесить в Акойапе, и что здесь вас трогать нельзя. Вы не беспокойтесь, — объяснил Каркинец.
— Но, мы не американцы, — Джон сказал Волков.
— Это несущественно, — вы мои гости, — любезно ответил тот. — Вы, кажется голодны, пойдем, нам дадут лепешек и еще что-нибудь. — И он провел своих гостей в соседнюю комнату с сохранившимся потолком и письменным столом, уставленным кружками, горами лепешек и бутылками.
— Здесь жил один из ваших, американцев, его звали Фретт,- мечтательно говорил Каркинец, прихлебывая вино,- один из тех, которые вызвали в нашу страну свои корабли с большими пушками и своих солдат с вонючими газами. У него были медные рудники вблизи Окоталя и каучуковая плантация здесь. Мы спустили его головой вниз в его собственную шахту.
— И хорошо сделали, — согласился Волков.
— Ты может быть, действительно не американец, — заявил Каркинец, — ты мне нравишься. Выпьем!
И они выпили.
В соседней комнате дико и грустно звенели гитары и мерно топталась толпа. Лепешки из маисовой муки были жестки, дым от цигарок, свернутых в кукурузном листе, был удушлив и кругосветные путешественники были утомлены до последней степени.
37
На смену сассапарели и каучуковому дереву пришли дуб и ясень. Мулы карабкались все выше по узким крутым тропинкам. Потом появились сосны и на соснах были не обезьяны, а белки.
— Хорошо, Мишка, — сказал Волков, — совсем, как у нас.
— Похоже, — дружественно ответил Миша. Он примирился с необходимостью рассматривать природу со спины двигающегося мула. Кроме того, воздух стал свежее и легче.
Позади, внизу тянулось огромное зеленое море леса, у горизонта прочеркнутое полосой серебряного настоящего моря. Впереди медленно расступались высокие стволы и за ними мелькали голые, бурые и серые горы.
— Мишка, — береза!
— Какая береза? — Миша недоверчив и почти презрителен.
— Открой глаза, посмотри влево и увидишь, — Волков направил мула прямо к необъятному серебряному стволу.- Так, многоуважаемый профессор, сколько же здесь годичных слоев? Кажется, ты говорил, что мой пень невозможен, а что ты сейчас видишь невооруженным глазом?
— Что ты болван и что это не береза, — быстро ответил Миша.
Серебряная кора вблизи оказалась лишаем и дерево кедром.
— Не ошибаются только дождевые черви и кабинетные естественники. Но они ничего нового не открывают. — Волков не хочет сдаваться. — Я тебе говорю, что в Любани есть пень…
— Может он на Троицком мосту, — спокойно перебивает Миша.- Может ты ошибся. Такие филологи слишком много открывают и часто ошибаются.
— Великолепно,- смеется Волков,- ты, постепенно, умнеешь. Я вижу, как мозг развивается под твоей слишком толстой черепной коробкой, это, если верить твоим теориям происходит от разнообразия пищи.
Миша отвернулся,- стоит ли отвечать такому?
В этот самый момент погонщики внезапно накинулись на Волкова и Рубца, на вьючных мулов и на мулов, шедших порожняком. С треском и ржанием мулы бросились в заросли и сразу встали: дальше было невозможно.
Караван до последнего человека стоял неподвижно. Было так тихо, что Рубец с ушибленным коленом и Волков с разодранной в кровь щекой не стали ругаться. Они удивлялись и негодовали молча.
Вскоре пришло объяснение. Оно вступило в лесные шумы и шорохи нарастающим однотонным ревом. Низко, над самым лесом пролетел желтый аэроплан с трехцветными американскими кругами. Постепенно рев затих. Аэроплан, видимо, ничего не заметил.
Ночевали в лесу без костров, вповалку, с седлом под головой, на примятой траве, с волосяным арканом, кольцом охраняющим спящего от сколопендр и другой насекомой нечисти.
Каркинеца не было. Вместо него командовал некий юноша Хезус Минеро. Хезус — это Иисус, Минеро — значит рудокоп. Волков был в восторге от этой комбинации.
Минеро знал около ста английских слов. Волков за два дня в Никарагуа успел нахватать столько же туземных. Когда слов не хватало, они объяснялись наглядной жестикуляцией.
— Сеньор Каркинец? — вопросительно сказал Волков.
Минеро показал большим, пальцем назад через плечо и сказал:
— Эстанца Велайо, имение Велайо.
— Почему? — изобразил Волков руками и бровями.
— Как знать, — ответил Минеро и, в качестве предположения, очень хорошо воспроизвел звук открываемой бутылки, пьяное покачивание и два, три па танца.
— Он вам дал письмо? — спросил Волков, изобразив конверт из листка записной книжки.
Минеро пожал плечами. Письма не было. Каркинец сказал, что вы хорошие американос, что вас надо отвезти в Акойапе и там повесить. «Повесить» было изображено указательным пальцем, проведенным вокруг шеи и от затылка, стремительно поднятым вверх.
Волков похолодел.
— Что же он сделал с этим письмом?
— Как знать,- спокойно ответил Минеро и ушел спать.
38
Последние два дня пути были очень плохие. Волков почему-то чувствовал себя ответственным за все возможные неприятности, вплоть до повешения, но Миша вел себя философски и спокойно занимался фотографией.
«Хороший Мишка человек, жаль что естественник», — в двадцатый раз думал Волков и затевал споры на ботанические темы. Миша ругал его дураком и от этого на душе становилось спокойнее.
На четвертый вечер пути прибыли в Акойапе. Ехали по единственной улице, города между низкими домами с плоскими, густо поросшими травой крышами. Перед дверями сидели старики и женщины и мирно чистили винтовки. Хозяева винтовок спали, закрывшись широкополыми шляпами.
