В мире фантастики и приключений. Белый камень Эрдени - Брандис Евгений Павлович (читать книги полные .txt) 📗
— Вставайте! — Настойчивый голос не давал снова отдаться грезе.
Над Мишей склонилось лицо Павла Сергеевича. Добрые серые глаза, утонувшие в лохмах беспорядочных седых бровей, волосы с едва заметной проседью, глубоко запавшие складки вдоль одутловатых щек. Как-то она заметила вскользь:
— Он ведь добрый, только зануда ужасный! И меня не донимает.
Мпша старательно не заметил услужливо протянутой руки и оперся о стену. Снова окутало тепло — нет, не бездушное тепло нагревательных приборов и не ровное тепло солнечных лучей, скопившееся на поверхности за несколько часов ясного утра. Будто Миша провел ладонью по теплой коже живого существа. Ровные биотоки или пульсация живой крови. Он наконец поднялся на ноги. Ноздреватые тротуарные плиты недавно, кажется, были засыпаны снегом. А небо затягивали тяжелые сизые тучи — они словно растаяли без следа. Совершенно светло, небо синее, как в то утро, когда он бродил по степи.
В то утро… В какое? Ах да, после аварии. Неужели только сегодня? Он бродил по степи и вдруг услышал грохот и увидел в стороне биостанции на-фоне густого черного дыма крохотную черную молнию, рванувшуюся к небу. Он успел хорошо разглядеть необычный ее рисунок, она была такая белая на черном фоне дыма: ветвистое деревцо без листьев, изогнувшееся как бы под сильным ветром.
Миша кинулся к биостанции. На месте каменного здания лаборатории он увидел большую черную яму в земле.
По краям факелами догорали коттеджи служащих. И ни души… От лаборанта Сережи, который тоже примчался из степи, Миша узнал, что она уехала в поселок за почтой. Машина ушла с биостанции за полчаса до катастрофы. Попутки уже не ходили, все пять километров Миша с Сережей пробирались пешком. На подходе к поселку их остановил патруль. Начальник патруля объяснил, что утром на почту приехала сотрудница биостанции спустя минуту после взрыва. Предупредила, что последствия могут быть опасны и население поселка надо срочно эвакуировать, что и было сделано. Самой этой сотрудницы среди уехавших не было, в поселке ее не видели после того, как она с почты звонила в Ленинград. Миша совал начальнику свои документы и тщетно пытался объяснить, что он главный помощник той самой сотрудницы и должен ей разыскать во что бы то ни стало.
— Насчет помощника не говорили, — твердил начальник. — Сказали — никого в поселок не допускать. Сейчас машина поедет, отправим вас в город, туда всех эвакуируют.
Миша пытался пробраться другой дорогой — и неожиданно встретил Павла Сергеевича, который прилетел из Ленинграда после ее звонка. Вдвоем им чудом удалось проскочить в поселок по обходным тропкам, Они долго шли по улице. Потом повалил снег…
— Павел Сергеевич! Когда же погода переменилась?
— Ах погода? — Павел Сергеевич устало махнул рукой. — Да так, сразу как-то. Как началось, так и кончилось..
— Я потерял сознание? — спросил Миша.
— Похоже. Вдруг стенку начал ощупывать и сел прямо на снег. Я за плечо тронул — какое там, ничего не слышишь. Пока с тобой возился — гляжу, небо разом прояснилось, снег стаял.
«На «ты» перешел», — неприязненно подумал Миша. Подавил в себе раздражение — ведь он, как говорится, счастливый соперник, мог бы проявить великодушие. Утренняя ссора не в счет. И тут его словно огнем обожгло. Ведь он с ней выяснял отношения. А Павел Сергеевич? Неужели слышал? Что-то она говорила о ребенке…
— Я что-нибудь говорил? — тихо спросил он.
— Кажется, — нехотя ответил Павел Сергеевич. — Весьма бессвязно. Я так и не понял, о чем. Ну, пойдем дальше.
Миша напряженно шагал за ним следом, стыд обжигал щеки, — неужели слышал? Ведь Павел Сергеевич до сих пор ее любит, сразу из Ленинграда примчался. «Если она уцелела, как они встретятся, о чем будут говорить втроем? — подумал Миша. — Наверно, неважно, лишь бы она осталась жива. Только бы найти ее!»
Может быть, разговор в странном бреду — ее истинные чувства и мысли, которые он уловил? Может быть, это все, что от нее осталось? Ничто не исчезает бесследно — истина, усвоенная еще в школе. Когда Миша узнал, что она была в поселке, он был почти уверен, что она жива, только ее надо найти. Теперь он сомневался. Может, он увидел ее последние мысли?
Какое сейчас имеет значение — о чем говорить с ней, как себя держать? Важно только одно — лишь бы она осталась жива.
Миша догнал Павла Сергеевича и увидел, что тот все еще сжимает неловкими пальцами съежившуюся потемневшую веточку миндаля. Миша вспомнил о ребенке.
Очень хотелось спросить, правда ли, но он не решался. Все-таки — слышал ли Павел Сергеевич?
Жара все расплывалась над непривычно пустыми улицами. Павел Сергеевич остановился, бережно положил веточку на землю, снял тяжелый черный пиджак. («Такие везде в черных пиджаках, даже на пляже», — с неприязнью подумал Миша.) Павел Сергевич аккуратно сложил пиджак и сунул в огромный командировочный портфель.
Не забыл и поднять веточку.
Все на свете можно было бы запихать в этот портфель, который она когда-то окрестила «сундуком». Она шутила, что в сундук-портфель можно упрятать целого слона. («Если он, конечно, как следует подожмет хобот», — добавляла она и первая начинала хохотать.) С сундуком он ездил в командировки. Он привык сам собирать портфель в дорогу и раньше, когда они еще были вместе.
— Завтра я лечу в Магнитогорск, — сообщал он, придя с работы.
— Да? Вот как? — Она рассеянно не поднимала глаз от конспекта, или от книги, или от пробирки с таинственной жидкостью. — Именно завтра? А у меня завтра как раз ответственный семинар (или доклад, или комиссия, пли эксперимент — но всегда ответственный). Магнитогорск — это где? О, как далеко!
И он сам искал в шкафу мыльницу и чистую рубашку.
Иногда чистой не оказывалось, приходилось идти в ванную и рыться в грязном белье, которое вечно не успевали сдавать в прачечную. Он наскоро простирывал рубашку потемнее и вешал на змеевик, чтобы к утру высохла. Потом доставал из того же сундука купленные по дороге с работы пряники, заваривал свежий чай и громко звал:
— Чай готов — не пора ли сделать перерыв?
Иногда она шла сразу, иногда кричала через стенку:
— Сейчас никак, самый ответственный момент!
Он подходил к двери в ее комнату и робко застывал на пороге:
— Ладно, не торопись. Я тебя подожду.
Она небрежно отвечала, не поднимая головы:
— Да пей без меня. Ты же устал после работы.
Но ему не хотелось садиться за стол без нее. Он читал на кухне газеты, то и дело подогревая чайник. Она освобождалась и выходила на кухню, устало прищуриваясь.
Он вскакивал, смахивал ворох газет на холодильник и наливал чай покрепче в ее любимую чашку с розочками.
— Ой, как хорошо! — радовалась она. — Какой горячий и крепкий! Спасибо! — И нежно целовала его в лоб.
Гости в доме бывали редко, все больше жили вдвоем. Ему и не нужно было никого. Изредка, если случалось отмечать очередной успех в науке, собирали шумную компанию в ресторане. Павел Сергеевич не любил этих сборищ, Он стеснялся профессоров и доцентов и каждый раз вздыхал с облегчением, когда они вдвоем возвращались из нарядного ресторана в свою тесную обжитую квартирку.
— А синяя птица, оказывается, все время была здесь! — с торжеством заявлял он, захлопывая за собой входную дверь.
Низкая обитая железом дверь в какой-то подвал неожиданно напомнила ему дверь их квартиры. Павел Сергеевич резко остановился. Кажется, за дверью слабо плещет вода. На ржавом железе двери белел странный рисунок, похожий на детский. Тяжелый висячий замок на круглых дужках не заперт. Что там плещется?
Из-за его плеча Миша уставился на странно знакомый рисунок, белевший на ржавой двери. Где он недавно видел точно такой узор? Искривленное ветром деревцо без листьев… Ах да, молния. Во время взрыва была точно такая молния. Удивительно — будто отпечаталась на этой двери. Миша только хотел сказать об этом Павлу Сергеевичу, как тот сорвал замок с петель и вбежал внутрь.
Он спустился по крутой лестнице в длинный темный коридор и пробирался по нему, точно в кошмарном сне, пока не оказался в ванной комнате. Она как раз принимала ванну. Воду, как крышка, прикрывал плотный слой белой шипящей пены, торчало только ее лицо, такое до боли знакомое лицо. Она ничуть не удивилась.
