Золотой Лис - Смит Уилбур (читать книги онлайн без .TXT) 📗
Она далеко высунулась из воды, обратив к небу свой грозный носовой отросток, и встряхнула головой, словно спаниель, пытающийся вытряхнуть воду, попавшую ему в уши во время купания. Тяжелая стальная постромка со свистом рассекала воздух вокруг нее, удилище сотрясалось и ходило ходуном. Его закрепленный конец, казалось, вот-вот вырвется из паза, а на другом конце бешено плясала леска, выписывая в воздухе замысловатые геометрические фигуры.
Проходили секунды, а рыба все еще стояла вертикально в воде, широко разинув страшную треугольную пасть, и трясла головой из стороны в сторону; это была последняя демонстрация ее мощи, перед которой Шаса был бессилен. Он ничего не мог предпринять. Удилище вырывалось у него из рук; стальная постромка извивалась и щелкала у него перед носом, как кнут в руке пастуха.
Он в отчаянии смотрел, как длинный стержень крюка шатается и дергается в приоткрытой пасти рыбы. Вращательные движения ее головы постепенно ослабляли его, вырывая из трещины в кости, в которой он засел.
– Перестань! – хрипло крикнул он рыбе и попытался опрокинуть ее на бок. Тут же он почувствовал, что крюк отцепился и заскользил по кости, потом опять где-то застрял. Рыба широко разинула пасть, и он увидел, что крюк непрочно зацепился за самый краешек черной твердокаменной пасти. Еще одно резкое движение головы, и он пулей вылетит наружу.
Собравшись с последними силами, Шаса поднялся на ноги. Ему удалось все-таки опрокинуть меч-рыбу на спину; потеряв равновесие, она шлепнулась обратно в море, подняв фонтан ослепительно-белой пены.
– Постромка, – прохрипел он матросу. – Возьми постромку.
Нужно было потянуть непосредственно за стальную проволоку, привязанную к крюку, и рыба уже не сможет сопротивляться.
В течение всего четырехчасового сражения никто, кроме рыбака, не имел права прикасаться к удилищу или леске, чтобы помочь ему. Таковы были жесткие правила спортивной этики, установленные Международной Ассоциацией Рыболовного Спорта.
Теперь же, когда борьба окончилась и побежденная рыба лежала на поверхности, команде разрешалось взяться за тридцатифутовый стальной трос, так называемую «постромку», к которому была привязана леска, и подтянуть рыбу к борту, после чего ей будет нанесен смертельный удар острогой.
– Постромку! – умолял Шаса матроса, который, перегнувшись через транец, руками в грубых кожаных перчатках пытался дотянуться до торчащего конца постромки. Он был у самых кончиков его пальцев.
Меч-рыба мирно покачивалась на волнах; они подбрасывали ее и болтали из стороны в сторону, как обыкновенное бревно.
– Ну, еще разок. – Шаса вновь привстал и поудобнее взялся за удилище. Он осторожно потянул, стараясь не делать рывков. Крюк держался на честном слове, самым кончиком, его острие почти целиком вышло наружу – малейшее сотрясение, и он совсем отцепится.
Второй матрос стоял наготове с острогой, массивным крюком из нержавеющей стали, прикрепленным к отсоединяющемуся древку. Как только этот крюк вонзится в бок меч-рыбы, охоту можно будет считать оконченной.
Верхний конец постромки был уже всего в шести дюймах от руки в кожаной перчатке, и тогда меч-рыба слабо взмахнула хвостом; это было ее последнее, но решающее усилие. Удилище слегка согнулось, как бы отвешивая поклон своему доблестному противнику, и крюк отцепился.
Удилище резко выпрямилось, крюк описал в воздухе дугу и со звоном ударился о планшир «Ле Бонэр». Шаса с грохотом рухнул в свое кресло. Всего в сорока футах от него меч-рыба по-прежнему неподвижно лежала в воде, высунув наружу хребет с высоким спинным плавником. Она была свободна, но у нее уже не оставалось сил уплыть; ее хвост судорожно подергивался, но сдвинуться с места она не могла.
Вся команда, разинув рты, смотрела на нее, пока шкипер Мартин, наконец, не сообразил, что к чему. «Ле Бонэр» дала задний ход и подошла вплотную к поверженному чудовищу.
– On l'aura! Мы возьмем ее! – крикнул он матросу с острогой; туша меч-рыбы глухо ударилась о корму. Тот вспрыгнул на транец и поднял сверкающий крюк высоко над головой, намереваясь всадить его прямо в незащищенную спину рыбы.
Шаса вывалился из кресла и заковылял к нему на подгибающихся ногах. В последний момент он успел-таки схватить матроса за плечо и остановить его занесенную для удара руку.
– Нет, – прохрипел он. – Не надо. – Он вырвал у него острогу и швырнул ее на палубу. Вся команда изумленно уставилась на него, не в силах скрыть разочарования. Ведь они потратили ненамного меньше сил, чем сам Шаса, ради этой проклятой рыбы.
Однако теперь это не имело никакого значения. Потом он объяснит им, что убивать рыбу острогой, после того как она сорвалась с крюка, значит поступать бесчестно. В тот момент, когда меч-рыба освободилась, борьба была закончена. Она победила. Ее убийство было бы непростительным нарушением всех канонов честной спортивной игры.
Ноги уже решительно отказывались повиноваться Шасе. Он тяжело опустился на транец. Рыба все еще лежала на поверхности у самой кормы. Он протянул руку и прикоснулся к громадному спинному плавнику. Его край был острым, как у палаша.
«Молодчина, рыба, – прошептал Шаса, чувствуя, как его глаз защипало от заливающего его пота, а может, и не только от этого. – Это была славная охота. Твоя взяла, рыба».
Он нежно гладил жесткий плавник, словно тело прекрасной женщины. Казалось, его прикосновение вдохнуло жизнь в меч-рыбу. Движения ее хвоста стали сильнее и ритмичнее. Ее жаберные пластины заходили, как кузнечные мехи; понемногу дыхание пришло в норму, и она медленно поплыла прочь.
Они следовали за ней почти полмили, пока она плыла по поверхности и ее плавник возвышался над голубой гладью океана, подобно одинокой башне. Шаса и Эльза стояли рука об руку у перил и молча наблюдали за тем, как силы и бодрость постепенно возвращаются к огромной рыбе.
Ее хвост все мощнее вспенивал воду, она уже не раскачивалась на волнах, а разрезала их с прежней царственной непринужденностью. Мало-помалу высокий плавник ушел под воду, и длинная черная тень плавно погрузилась в бездонные океанские глубины. Что-то в последний раз блеснуло в синей полутьме, будто солнечный зайчик, отраженный волшебным зеркалом, и рыба исчезла.
Всю долгую дорогу обратно в порт Шаса и Эльза просидели рядом, тесно прижавшись друг к другу. Они смотрели на прекрасный изумрудный остров, с каждой минутой становившийся все больше и больше, и не произносили ни слова, лишь раз или два тихо улыбнулись друг другу, и этим все было сказано.
Когда «Ле Бонэр» вошла в гавань Блэк-Ривер и причалила к пирсу, все остальные местные лодки давно уже были там. С перекладины, похожей на виселицу, которая была установлена у входа в здание клуба, свешивались туши двух пойманных меч-рыб. Своими размерами обе не тянули и на половину той, что ушла от Шасы. Вокруг них собралась небольшая толпа. Она восторженно приветствовала удачливых рыбаков, гордо позировавших перед объективами со своими удилищами. На специальной доске почета мелом были выведены их имена и вес добычи. Индийский фотограф из Порт-Луиса скрючился над своим треножником, спеша запечатлеть момент их триумфа.
– Разве тебе не хотелось бы, чтобы здесь висела и твоя рыба? – негромко спросила Эльза, когда они остановились, чтобы взглянуть на эту сцену.
– Как прекрасна живая меч-рыба, – пробормотал Шаса. – И как уродлива и отвратительна мертвая. – Он покачал головой. – Нет, моя рыба заслуживает лучшей участи.
– И ты тоже, – заявила она и повела его в клубный бар. Он шел с трудом, как старый больной человек, но при этом испытывал какую-то странную мазохистскую гордость за свои раны и болячки.
Эльза заказала ему ром «Зеленый Остров» с соком лайма.
– Это хоть немного взбодрит тебя, старичок, чтобы тебя можно было довезти до дома, – любовно поддразнивала она его.
Дом, о котором шла речь, назывался «Мэзон дез Ализе», что означало «Дом пассатов». Это было большое старое поместье, построенное около ста лет назад одним из французских плантаторов; прежде здесь выращивали сахарный тростник. По указанию Шасы архитекторы отреставрировали его, воспроизведя первоначальный вид в мельчайших подробностях.
