Сурикэ - Эмар Густав (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Большинство их было в самом жалком положении, у них не было решительно ничего, некоторые даже не имели сколько-нибудь приличного платья.
Барон де Водрейль обратился к Шарлю отдельно и сказал, что желает иметь его своим секретарем на время переезда через океан, что для молодого человека было большой милостью, потому что этим он освобождался от тяжелых работ на борту корабля и мог почти совершенно свободно располагать своим временем.
Положение Шарля на борту «Слона» сделалось, таким образом, очень приятным; у него была маленькая отдельная каютка, он не бывал в карауле и, благодаря письму трактирщика, получал от повара за умеренную плату в 120 ливров за весь переезд офицерский стол, а не ту пищу, которой кормили матросов и «Lettres de cachet». В то время переезд из Ла-Рошели в Канаду вообще продолжался около двух с половиной месяцев, а «Слону» пришлось быть в пути почти четыре месяца по причине дурной погоды, противных ветров и — главное — очень медленного хода всего транспорта, в котором почти все корабли были плохие ходоки.
Длинный переезд, бесивший и экипаж, и пассажиров транспорта, доставил Шарлю большое удовольствие. Он прилежно изучал всю премудрость морской службы и мог бы теперь быть отличным матросом, а по нужде так даже и весьма сносным офицером. Все удивлялись, как скоро досталась Шарлю эта мудрость, а сам Шарль дивился больше всех; он считал морское дело таким трудным…
5 мая 1748 года Шарль Лебо причалил в первый раз к берегам Новой Франции и высадился в Квебеке.
Немедленно после высадки «Lettres de cachet» были выведены отрядом солдат на показ генерал-губернатору. Шарль был избавлен от этой унизительной меры, он отправился представляться вместе с командиром и офицерами корабля.
Губернатор ждал их, имея при себе епископа Квебекского и главнейших офицеров колонии.
Когда он увидел этих несчастных людей, худых, тощих, еле держащихся на ногах, то почувствовал к ним сильную жалость и не мог удержаться, чтобы не сказать одному из своих адъютантов, г-ну Доскэ:
— Родители этих несчастных совершенно потеряли здравый смысл, ну как можно было посылать их в таком виде в такую страну!
Потом губернатор обратился к «Lettres de cachet» и спросил у одного из них, чем он думает заняться; спрошенным оказался шевалье де Курбюиссон; он ответил губернатору за всех и ответил очень остроумно. Он даже в шутку стал оправдывать родителей, говоря, что они были очень добры, отправивши их к такому любезному начальнику; губернатора и всех, кто тут был, это очень насмешило.
Тогда всех «Lettres de cachet» распустили на все четыре стороны; двое из них записались в армию, другие предпочли рассеяться по городам и селам в качестве народных учителей, что им было позволено; что касается Шарля Лебо, то его взял к себе в секретари г-н Дорель, кригс-комиссар в Канаде, с жалованьем в 200 ливров наградных.
Шарль тут же нанял себе приличное помещение в нескольких шагах от канцелярии г-на Дореля; он велел перенести на новую квартиру свой багаж и устроился очень комфортабельно, как говорят нынче.
Первым делом его было открыть чемоданы; их было четыре: два он сам купил в Ла-Рошели, они содержали в себе всевозможную одежду, приспособленную к климатическим и иным условиям страны, в которой ему предстояло жить. Он очень этому обрадовался, тем более что в одном из чемоданов, присланных из Парижа, было очень хорошее платье, но совершенно негодное для Канады, где зимой страшно свирепствует холод.
Он мысленно поблагодарил ла-рошельского трактирщика за добросовестный выбор платья. В чемодане было более 450 луидоров, несколько книг и много белья, чему Шарль очень обрадовался. Тогда он перешел к четвертому чемодану: он особенно возбуждал его любопытство, потому что был очень тяжел. Шарль никак не мог придумать, что бы такое в нем было. Он открыл крышку и был ужасно удивлен, увидавши на зеленом люстрине, которым было прикрыто содержимое чемодана, открытый лист бумаги, исписанный весь почерком отца.
Вот что прочел он с радостью и удивлением, которые даже и не пробовал побороть:
«Милый мой сын, прощаю тебя за дурное поведение и надеюсь, что суровое наказание, которому я тебя подверг, тебя образумит и исправит; в стране, где ты будешь жить, человек значит что-нибудь только сам по себе; говорят, что там законом служит сила; сила у тебя есть, ты храбр, смел, предприимчив, ловок и искусен во всем; это — качества, необходимые для тебя в том положении, в которое ты поставлен, с ними ты можешь достичь всего, и я от души тебе этого желаю.
В Канаде, как мне говорили люди бывалые, хорошее оружие очень дорого, и его почти невозможно достать. Так как тебе необходимо — ты впоследствии узнаешь почему, — иметь на всякий случай хорошее оружие, то я сам выбрал тебе его в Париже у лучших фабрикантов и сам попробовал; посылаю его тебе, ручаюсь за превосходное качество; я не сомневаюсь, что ты, при своем искусстве, употребишь его с пользой. Только советую употреблять его лишь при серьезных обстоятельствах и в случае законной обороны.
Остаюсь любящий тебя отец, и любящий больше, чем ты предполагаешь: скоро ты получишь доказательствоэтому.
Арман-ЛуиЛебо, капитан швейцарской сотни Е. К. В.».
Молодой человек два раза перечитал это странное письмо, почтительно поцеловал его и спрятал на груди, вытирая глаза, омоченные слезами.
Он был сильно заинтригован подчеркнутыми в две черты местами письма, но это было для него загадкой, которую могло разрешить только время.
— Подождем, — сказал он, слегка хмуря брови.
И он приступил к осмотру чемодана — быть может, для перемены занятия.
Он приподнял люстриновую покрышку и увидел настоящий арсенал; от удивления он забыл про все.
Тут было, прежде всего, длинное ружье, потом швейцарский карабин; за ним следовали две пары пистолетов,
одна карманная, другая седельная; потом две шпаги, превосходные, с широким лезвием, потом два охотничьих ножа, две отточенные рапиры и, наконец, два пистолета для стрельбы в цель, положенные в эбеновый ящик, после того были еще коробки для пуль, штык для карабина, нагрудник, две каски, перчатки, сандалии, наконец, все инструменты и приборы для чистки и чинки оружия и сафьяновые для него же чехлы.
Шарль был в восторге: подарок отца имел для него огромную ценность.
Мы не очень удивим читателя, если скажем, что молодой человек со свойственным молодому возрасту ребячеством сейчас сделал из всего своего оружия великолепный трофей.
Потом он пересчитал свои деньги; их было для него очень много, если взять в расчет положение, в котором он находился накануне отъезда из Парижа.
Прежде всего — 450 луидоров, спрятанных в чемодан после визита г-на Лефериля, потом — 100 луидоров, которые заставил взять его господин де Водрейль за то, что Шарль был у него секретарем во время плавания, и, наконец, 140 луидоров, бывших в его в кармане, — остаток от пятидесяти, взятых прежде из подаренных ему отцом 500, и от денег, вырученных за лошадь.
Все вместе составляло 690 луидоров, то есть 16 560 ливров, не считая места при г-не Дореле. Это было бы очень хорошо в какой угодно стране, а в Канаде, стране новой и бедной, где материальная жизнь почти ничего не стоила, это было почти богатством, тем более что содержание обходилось Шарлю самое большое 900 ливров в год.
