Похождения Бамбоша - Буссенар Луи Анри (бесплатные версии книг .txt) 📗
Она упала не сразу. Зажав рукой рану, из которой струилась кровь, она еще держалась на ногах:
— У меня не осталось ничего, что я могла бы тебе отдать, — закричала она. — Так возьми мою жизнь за твою свободу!..
И Фанни упала замертво.
ГЛАВА 25
Явившись на смену часовому к казематам, где содержались приговоренные к смерти, капрал морской пехоты со вполне понятным изумлением обнаружил, что конвойного нет на месте. Не теряя ни минуты, он послал одного из солдат на пост, приказав тому поднять тревогу, а сам с остальными пружинистым шагом направился к окружной дороге. Весь наличный состав был поднят на ноги — во всех направлениях были разосланы патрули.
В мгновение ока поднялась суета, полностью преобразившая остров Руайаль. Солдаты и патрульные с фонарями, догадываясь, что совершен побег, искали с всевозможной тщательностью.
Директор тюрьмы, а также комиссар-референт и судебный писарь приехали из Кайенны для участия в казни накануне вечером и разместились в доме коменданта островов Спасения, но еще за два часа до рассвета опрометью выскочили из постелей. Им доложили о чрезвычайном происшествии, и комендант, стреляный воробей, забеспокоился, на месте ли приговоренные.
В этот самый момент начальник охраны доложил начальству:
— Господин комендант, Мартен и Филипп находятся в камерах, а Бамбош!..
— Тысяча чертей, неужели сбежал?!
— Да, господин комендант. И у него еще хватило наглости поместить на свое место в каземате труп охранника!..
— Из этого следует, что у него были сообщники!..
— Вне всякого сомнения.
В это время капрал со своей командой, выйдя на окружную дорогу, заметил вдалеке движущиеся тени и услышал металлический звон выхваченной из ножен сабли.
— Стой, кто идет! — закричал капрал.
Тут-то он и выстрелил, смертельно ранив Фанни.
В это самое время Бамбош покидал бухту в гробу, вполне сносно исполнявшем обязанности шлюпки. Благодаря изрядным размерам ящик обладал даже некоторой остойчивостью. Сильно работая веслом, Король Каторги плыл в открытое море, где его вскоре подхватило попутное течение.
Солдаты же между тем палили наобум, даже не подозревая о том, что в десяти шагах от них затаился под кустом обливавшийся потом от испуга злополучный Риле.
Лжесержанта доставили в госпиталь.
— Женщина! — вне себя от изумления возопил фельдшер, расстегивая на убитой офицерскую куртку. Затем, сняв белый шлем, он добавил: — Да это же мадемуазель Журдэн, модистка!..
Озабоченное и растерянное тюремное начальство осмотрело тело женщины, на все лады обсуждая это из ряда вон выходящее событие и не находя для него никаких логических объяснений. Следствие, а также более активные поиски беглеца были отложены на более позднее время — начинало светать и, ввиду полученного от вышестоящих чинов категорического приказа, пора было приступать к казни.
Сыграли зорю. Рота вооруженных морских пехотинцев выстроилась во дворе казармы. Взвод жандармов для сопровождения судейских чиновников и представителей администрации разместился там же. Конвойные, тоже вооруженные, до зубов, выбегали из казарм, построенных вблизи от лагерей ссыльных, и мчались по дорожкам, вдоль которых стояли здания. Палач и тот обретался вблизи от казематов. Первые лучи пурпурного, внезапно выступившего из морской воды солнца окрасили в ослепительный ярко-красный цвет гильотину.
Инструмент убийства воздвигли в рекордно короткие сроки. Строительством ведали главный палач каторги и его приспешники, которые возвели это мрачное сооружение с такой ловкостью и умением, что впору было бы позавидовать самому главному парижскому палачу.
Официального палача в Гвиане не было, как не было и такой должности. Выполнял эту сомнительную услугу обыкновенный каторжник, рекомендованный администрацией.
Так как претендентов на данную работу было хоть отбавляй, от кандидата требовались более чем относительные моральные устои, умение себя вести, определенная осанка и примерное поведение. Его подручными были старшие мастера, прорабы со строек, то есть ставшие профессионалами выдвиженцы из ссыльных, лодочники, надсмотрщики на лесоразработках. В манере держаться их ничто не отличало от сотоварищей-каторжан.
Господин главный палач Кайенны был одет в свое каторжное облачение — штаны и рубаху из коричневато-серого грубого полотна, блузу из той же ткани, помеченную на спине буквами А. и П., нарисованными чернилами, на голове — соломенная шляпа, на ногах, в зависимости от обстоятельств, — ботинки или туфли на деревянной подошве.
Немного рисуясь перед зрителями, он стоял перед машиной истребления. Инструмент работал лучше некуда. Все на месте: плетеная корзина, куда соскользнут трупы, корыто, наполовину заполненное древесными опилками, расположенное под ножом, — туда упадут головы.
На острове царило небывалое оживление.
Комендант и директор тюрьмы вошли в камеры, где содержались приговоренные к смертной казни.
При виде незнакомых мужчин, сопровождаемых жандармами, Мартен побелел как полотно и затрясся всем телом. Перед лицом смерти великан геркулесовского сложения оказался человеком слабым и безвольным.
— Мартен, — обратился к нему комендант, — Внутренний совет отклонил вашу апелляционную жалобу о помиловании. Вынесенный вам смертный приговор не подлежит обжалованию и должен быть приведен в исполнение. Приготовьтесь к смерти.
Обессиленного, рыдающего, еле-еле держащегося на подкашивающихся ногах приговоренного, освободив предварительно от кандалов, едва смогли связать палач и его подручные.
Те же лица вошли в камеру Филиппа, произнесли ту же предсмертную речь. Но юный негодяй, от лица которого настолько отхлынула кровь, что вид его внушал ужас, решил не сдаваться без сопротивления. Из его синюшных, бескровных губ полились потоки отборной брани в адрес представителей судебной власти и администрации. Палач выволок его из камеры — несчастному полагалось еще прослушать мессу и получить христианское отпущение грехов.
— Да плевать я хотел на ваше отпущение!
— Дитя мое, вы согрешили перед Господом и перед обществом нашим…
— Ладно уж чесать языками о так называемом обществе!.. Этой мерзкой клоаке… Хотел бы я знать, где оно было, когда я рос сиротой без отца-матери?.. Что оно, поделилось со мной куском хлеба? Или одеждой? Или, может быть, оно меня уму-разуму научило? А сегодня заплечных дел мастер снесет мне башку, даже не объяснив предварительно, что хорошо, а что плохо… А вы, важные господа, понаехали поглазеть, как мне голову срежут… Поглядел бы я на вас, если бы все детство вам служил подушкой межевой столб, а воды глотнуть вы бы только и могли, что из канавы…
Приговоренный к смерти на секунду прервал свой нервный и возбужденный поток слов, которыми живописал положение несчастных и обездоленных, и пожал плечами.
— Послушай, — обратился он к палачу, — ты кажешься приличным парнем. Дай мне сигарету, поставь стаканчик тростниковой водки, и я охотно послушаю твою болтовню. Если мне от нее не будет большой радости, то и вреда она мне тоже не причинит.
Палача и осужденного оставили наедине, но ненадолго.
Солдаты уже построились в две шеренги около гильотины. Они стояли молча, неподвижно, с подсумками, набитыми патронами. Офицеры, переговариваясь и покуривая, не спускали рук с палашей.
Охранники выводили заключенных по бригадам из камер. Они шли тяжело, умышленно печатая шаг, бросая вызов и как бы говоря: «Вы хотите, чтобы мы все присутствовали при казни — для примера… А нам начхать на ваши примеры!»
И действительно, согласно инструкции, публичные казни полагалось проводить в присутствии всех заключенных, приписанных к данному воспитательному учреждению. Начальство надеялось при помощи этой ужасной церемонии образумить узников, хотя на самом деле только усиливало их ненависть.
Заключенных построили в восемь — десять рядов между оцеплениями морской пехоты, тоже лицом к эшафоту. Солнце всходило быстро, расточая свой пыл для освещения этих молчаливых приготовлений.
