Пещера Лейхтвейса. Том первый - Редер В. (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
В такую-то эпоху и при таком общепринятом взгляде на искусство Лейхтвейс со своими друзьями предпринял путешествие из Висбадена в Берлин под видом бродячих актеров.
В наше время артисты, как и все люди, ездят по железной дороге и пользуются всеми удобствами наравне с другими пассажирами, так что нелегко узнать профессию их, так как по наружности они не отличаются от окружающих.
В то время актеры путешествовали иначе. Они ездили в огромной колымаге, чтобы иметь возможность останавливаться возможно чаще, давать представления и этим зарабатывать на дальнейший путь. Кроме того, актеры ездили не в обыкновенной одежде, а в тех костюмах, в которых они появляются во время спектакля. Делалось это для того, чтобы привлечь внимание поселян, — это был единственный доступный актерам способ рекламы.
Лейхтвейс и друзья его тоже решили нарядиться в костюмы, тем более что таким образом им легче всего было обмануть бдительность полиции.
Похищенная у владельца гостиницы колымага была довольно вместительная: внутри были устроены мягкие постели и даже кресла для сидения, а по бокам откидные столы. Далее в колымаге была устроена маленькая железная печка, труба которой выходила наружу; эта печь должна была не только согревать актеров, но и служить для приготовления горячей пищи. По бокам колымаги были привязаны два больших ящика с провиантом, оружием и костюмами, эти ящики были заперты на замок.
На козлах сидел Рорбек, наряженный средневековым ландскнехтом. На нем были надеты кожаный колет, черные бархатные шаровары, высокие желтые сапоги, огромный меч висел на широкой портупее. Рядом с ним сидел Лейхтвейс, одетый во все ярко-красное, так как он изображал черта. Он нарочно выбрал этот наряд. Лицо его было слишком известно — его знал каждый ребенок, и потому необходимо было иметь возможность закрывать лицо в любой момент. Для этого Лейхтвейс пользовался отвратительной маской дьявола с большими рогами. Когда ему казалось, что к колымаге приближается опасный человек, он моментально надевал маску, становясь таким образом неузнаваемым.
Лора и Елизавета были одеты очень изящно и должны были привлекать всеобщее внимание и вызывать восторг. Лора была в наряде средневековой немецкой мещанки. Ее пышные белокурые волосы широкой волной спадали на плечи, и в своем голубом платье она производила впечатление молоденькой девушки. Елизавета была наряжена тиролькой, и это чрезвычайно шло к ней, так что Зигрист стал на нее еще больше заглядываться и все чаще обнимать и целовать.
Сам Зигрист был в костюме средневекового рыцаря. На нем были латы, и он был вооружен мечом, копьем и щитом; в случае надобности он мог спускать забрало своего шлема, чтобы не быть узнанным. Бруно и Отто были одеты французскими крестьянами.
Что касается маленькой Гильды, то разбойники не взяли ее с собою. Лейхтвейс и Лора устроили так, что могли быть совершенно спокойны относительно ее участи. Роза Финкель, которая, как известно, вела хозяйство у своего брата Натана, священника в Доцгейме, изъявила готовность взять ребенка на воспитание, и Лора охотно доверила ей младенца.
Конечно, в Доцгейме никто не должен был знать, что Гильда — дочь разбойника. Роза придумала выход и рассказала, кому следует, что в одну из последних ночей брат ее, священник, был экстренно вызван к какой-то умирающей женщине, которая поручила своего ребенка его попечению. Он сжалился и взял ребенка к себе.
Жители Доцгейма поверили этой сказке, не подозревая, что накануне отъезда Лора тайком принесла Гильду в дом священника. Хотя Лора была твердо уверена в том, что Гильда не ее дочь и что в ту ночь, когда она родила мальчика, ребенок был подменен, она все же проливала жгучие слезы, расставаясь с Гильдой. Она прижимала ее к своему сердцу, обещая никогда не забывать ее, где бы она ни находилась. Потом она обняла и поцеловала Розу, поблагодарила ее за заботы, которые она посвятит ребенку, и высказала глубокую признательность Натану за огромную услугу, оказываемую им своим согласием принять ребенка.
Отъезд был назначен Лейхтвейсом на полночь. В семь часов вечера разбойники еще раз собрались в большой подземной столовой, чтобы в последний раз поужинать в пещере. Настроение было подавленное; все приуныли, а в особенности был грустен сам Лейхтвейс при мысли о том, что он на долгое время оставляет свое подземное убежище, где он нашел приют и защиту от злых людей. По окончании ужина Лейхтвейс налил полный бокал вина и сказал:
— Вот этот последний бокал я посвящаю тебе, мой дорогой приют. Здесь были мы счастливы, несмотря на все угрожавшие нам опасности. Вместе с тем, друзья мои, чтобы с нами ни случилось, если нам придется временно расстаться, а это во время войны весьма возможно, будем всегда помнить, что наша пещера во всякое время готова служить нам местом сбора и встречи. Торжественно объявляю пещеру моим владением, доступ в которое разрешен вам во всякое время. Присоединитесь же, друзья мои, к моему тосту. Да здравствует пещера Лейхтвейса! Да будут счастливы те, кто жил и будет жить в этой пещере!
Разбойники дружно подхватили этот тост и выпили свои бокалы до дна.
— А теперь, друзья мои, — продолжал Лейхтвейс, — отдохнем еще немного, так как сейчас же после полуночи мы отправляемся в путь и нам придется всю ночь и весь следующий день ехать без перерыва, чтобы поскорее покинуть Нассауское герцогство.
Разбойники разошлись, и в столовой остались только Лейхтвейс и Лора. Она ласково прижалась к своему мужу и взглянула на него с выражением мольбы в глазах, но ничего не сказала. Лейхтвейс погладил рукой ее пышные белокурые волосы.
— Тебе незачем произносить просьбу, — сказал он, — я и без того знаю, что ты хочешь, и заранее изъявляю согласие. Ты хочешь повидаться с твоим стариком отцом, прежде чем покинуть страну. Ты опасаешься, что не застанешь его более в живых, когда вернешься сюда.
— Да, милый, об этом я собиралась просить тебя. Я не знаю, примет ли меня мой отец, но я попытаюсь склонить его взять назад проклятие, которое он произнес надо мною в зале суда. Видишь ли, Гейнц, мне тяжело, невыносимо тяжело жить, будучи проклятой отцом.
— Я хорошо понимаю тебя, Лора, и искренно, от всего сердца даю тебе просимое разрешение. Мало того, я даже сам провожу тебя к маленькому охотничьему замку твоего отца. Но предупреждаю тебя, Лора, не предавайся несбыточным мечтам. Твой отец вряд ли простит тебе, так как он не сможет примириться с мыслью, что ты из любви ко мне отказалась от света, что ты стала женой разбойника.
— Я буду на коленях умолять его простить меня. Ведь он когда-то любил меня больше всего на свете. Неужели он не смягчится?
— Изволь! — воскликнул Лейхтвейс. — Ты хочешь испытать на себе, что есть люди, ставящие свою гордость выше родительской любви. Пойдем. Друзья наши не должны знать, куда мы идем, а потому уйдем из пещеры незаметно для них.
Лейхтвейс взял ружье, а Лора накинула на плечи кружевной платок; они бесшумно вышли из пещеры и скрылись в лесу. Но не одни они вышли из пещеры, чтобы перед отъездом совершить путь, казавшийся им необходимым.
Вскоре после ухода Лейхтвейса и Лоры из глубины пещеры вышли еще два человека.
Кроме того, оттуда вышел и Отто Резике. Он осторожно осмотрелся по сторонам и лишь после того, как убедился, что никто за ним не следит, побежал в лес. Он взял путь по направлению к Доцгейму. Он хотел еще раз повидаться со своей Ганнеле, поговорить с ней и предложить ей отправиться вместе с ним в дальнее странствие в качестве жены его, подобно тому, как Лора и Елизавета шли со своими мужьями, любовь которых заставила забыть их все остальное. Отто Резике знал кратчайший путь в Доцгейм, но он нарочно пошел по другой дороге, по горам и ущельям, не желая встречаться с людьми. Часов в десять он увидел вдали колокольню Доцгеймской церкви. Сердце его сильно забилось. Он страшно волновался.
После ужасной разлуки с Ганнеле ему предстояло в первый раз увидеться со своей возлюбленной. За все время пребывания его среди разбойников ее образ не покидал его ни разу. В общем, он не сожалел о том, что сделался товарищем Лейхтвейса, но все-таки ему недоставало возлюбленной, оставшейся в родном селе. Он приблизился к селу и вскоре очутился вблизи маленькой хижины на окраине, где жила Ганнеле со своим выжившим из ума дедушкой.
