Голубой пакет - Брянцев Георгий Михайлович (книги бесплатно читать без TXT) 📗
Как Гарри рассчитывал, так и произошло. Петренко наткнулся на него с ходу и потерял почву под ногами. Но одного не мог предвидеть Гарри. Налетев на него, Петренко угодил со страшной силой носком торбаза в глаз Гарри. Тот, готовый уже вскочить, повалился на бок и потерял сознание.
С лейтенантом же ничего особенного не произошло. Зацепившись ногой, он перекувырнулся через голову, отлетев на добрый десяток метров, и тут же, вскочив на ноги, увидел неподвижно лежащего Гарри.
Достав из кармана фонарик и держа наготове пистолет, Петренко приблизился к лежащему.
"Куда же я его стукнул? – спросил он себя, посвечивая фонариком. – Не иначе, как в голову. А в общем, сейчас не время в этом разбираться".
Петренко достал наручники, и через секунду щелкнули браслеты.
*
Стоял яркий, солнечный воскресный день. Такие дни частыми гостями в этих краях бывают лишь с приближением весны. Снег отдавал такой ослепительной белизной, так ярко мерцал под косыми лучами солнца, что надо было или прищуривать глаза, смотря на него, или же надевать очки с предохранительными стеклами.
"Газик-вездеход" мчался по накатанной и расчищенной автомагистрали, побрякивая цепями на задних скатах, и сейчас легко, на второй скорости преодолевал крутизну хребта Холодникан.
Сдав пойманного диверсанта на руки специальному конвою, майор Шелестов и лейтенант Петренко возвращались в Якутск.
В "газике", обитом фанерой и обтянутом брезентом, было, конечно, теплее, чем снаружи.
За рулем сидел Шелестов.
– Вот как оно бывает в жизни, дорогой товарищ Грицько, – проговорил он, уже в который раз вспоминая все детали ночи с пятницы на субботу. – А ведь я, слава богу, не новичок, не первый год работаю и не первый раз встречаюсь с глазу на глаз с врагами. Правильно, оказывается, говорит пословица: "Век живи, век учись".
– Да… – протянул Петренко. – А я вот сейчас думаю, как бы поступил я на вашем месте. Я бы…
– Тут нечего и думать, – прервал его Шелестов. – Надо было, убедившись, что это Гарри (а я был убежден в этом), наставить ему в лоб пистолет прямо в коридоре, и делу конец. Без всяких церемоний.
– Пожалуй, верно, – согласился Петренко и добавил: – И идти нам надо было вдвоем. Тут бы он ничего не придумал и даже не попытался бы.
– Тоже правильно, – заметил Шелестов.
– Ваше счастье, – заговорил опять Петренко, – что он ограничился только этими двумя ударами. Хорошо, что он не воспользовался ножом. Ведь могло быть хуже.
– Хуже некуда, – крутнул головой Шелестов. – Я еще никогда за свою жизнь не попадал в такой просак. Подумать только, как можно опростоволоситься. Буду докладывать полковнику, так он еще, чего доброго, не поверит.
Петренко усмехнулся.
– А к чему такая щепетильная честность?
– Что, что? – спросил майор и покосил глазами на лейтенанта.
Тот продолжил свою мысль:
– По-моему, не обязательно докладывать полковнику все детали. Важно что? Важно то, что приказ его выполнен, и Гарри пойман. Я бы на вашем месте… – и Петренко умолк, почувствовав на себе твердый взгляд суровых глаз майора.
– Вы что это, серьезно? – холодно спросил Шелестов и даже сбавил ход машины, которая уже достигла перевала.
Петренко смутился и не сразу ответил. Он не видел ничего порочного в том, что сказал. Ему очень не хотелось, чтобы майор Шелестов, которого он полюбил, с которого брал пример, у которого учился, как стать настоящим разведчиком, получил из-за своей откровенности какую-нибудь неприятность. Но врать было противно натуре лейтенанта, а потому он ответил:
– Конечно, серьезно, Роман Лукич. Что вы находите в этом плохого? Дело-то от этого уже не пострадает!
Шелестов выдержал паузу, о чем-то раздумывая, и сказал:
– Так вот что, товарищ лейтенант. Запомните: если мне будут предлагать вас в подчиненные, я откажусь. И знаете почему?
Петренко вспыхнул.
– Знаю, товарищ майор. Простите меня. Я ведь от чистого сердца. Я по-дружески предложил. Я никогда в жизни никого не обманывал. Верите?
– Хочется верить, – ответил Шелестов. – И не желал бы в вас разочаровываться. В любом деле, а в нашем особенно, ложь недопустима. Как мне ни неприятно, но я честно расскажу и полковнику Грохотову и всем товарищам о своей ошибке. Моя ошибка послужит уроком для остальных. А кто таит и прячет от коллектива свои ошибки, тот рано или поздно не удержится и от прямого обмана. Поняли?
– Прекрасно понял.
– И еще запомните: прежде всего долг, а потом уже все… и дружба.
– Согласен, товарищ майор.
– На словах согласны, а в душе?
– Тоже, Роман Лукич.
– Хорошо, – одобрил майор, и глаза его потеплели. – Теперь я не откажусь от вас, товарищ Грицько. И мы вместе еще не одного врага выловим…
Преодолев перевал, "газик" на тормозах стал спускаться вниз по врезающейся в таежный массив автомагистрали.
Голубой пакет
1
Стеклянная дверь и оба окна в парикмахерской были распахнуты настежь, и все-таки в небольшом квадратном зале стояла духота, воздух был насыщен густым сладковатым запахом мыла, пудры и одеколона.
Кроме пяти клиентов и пяти потных мастеров, усердно их обрабатывавших, здесь томилось еще несколько человек, ожидавших своей очереди. В большинстве это были местные жители. Ждали они давно: оккупанты — офицеры и солдаты гитлеровской армии — обслуживались вне очереди. Об этом предупреждало объявление при входе.
По стенам были расклеены и другие засиженные мухами объявления на немецком и русском языках. В каждом из них выделялось набранное крупным шрифтом слово «Ферботен!» («Запрещено!»). Это были многочисленные приказы коменданта, полиции и городской управы.
Среди мастеров обращал на себя внимание проворством рук, этакой особой лихостью и чистотой работы сравнительно молодой человек, припадавший на левую ногу, с копной рыжих волос на голове и серыми плутоватыми глазами. Все старались попасть к нему. Он брил и стриг вдвое быстрее и значительно лучше, нежели его собратья.
Это был известный в Горелове парикмахер Степан Заболотный. Жизнь Заболотного началась и проходила в этом небольшом старинном городе. Ранняя смерть отца и болезнь матери привели к тому, что еще пятнадцатилетним мальчишкой он поступил учеником в парикмахерскую.
Правда, раньше Степан мечтал быть геологом. Его влекли широкие просторы, тайга, горы, нехоженые тропы. Ему хотелось пожить под открытым небом. Он бредил экспедициями, открытиями. Степан всей душой любил природу, рвался к ней, но мечты пришлось отложить до лучших дней.
А пока — добросовестный и старательный — он стал искусным мастером своего дела, и это быстро оценили в городе. Его одолевали артисты местного драматического театра, его пытался переманить к себе директор областного дома отдыха для руководящих работников.
Возможно, что Степан и сменил бы свою профессию на студенческую аудиторию, но война с белофиннами помешала этому: комсомолец Заболотный вернулся из госпиталя домой с изуродованной и укороченной левой ногой.
А вскоре по шоссейным дорогам и пыльным большакам родной земли поползли на восток гитлеровские полчища. Тихий Горелов был оглушен грохотом артиллерийской канонады, гулом бомбовых ударов, окружен зловещими огненными сполохами горящих деревень. Гитлеровцы оккупировали городок.
И вот сейчас Степан добросовестно трудился над скудной шевелюрой гитлеровского интенданта, своего постоянного клиента.
Ожидающие со скучными лицами сидели за круглыми столиками, вяло перебирая немецкие газеты и ярко расцвеченные иллюстрированные журналы.
Степан, незаметно взглянув на часы, принялся массировать солидную плешину интенданта. Он бережно расчесал его жидкие, бесцветные пряди, уложил их слева направо и, отойдя в сторону, полюбовался содеянным.
