Нада - Хаггард Генри Райдер (прочитать книгу TXT) 📗
Женщина обернулась с безумным яростным криком и бросилась на Наду с намерением задушить ее руками. Умслопогас, стиснув зубы, вырвал копье из раны и ударил им безумную. Женщина подняла большой камень и с силой швырнула его в мальчика.
Удар был так силен, что камень, ударившись о другой, разлетелся вдребезги. Он снова ударил женщину, и на этот раз так ловко, что копье пронзило ее насквозь, и она мертвая упала на землю. Нада перевязала глубокую рану на плече Умслопогаса, после чего с большим трудом дети добрались до крааля, где рассказали мне эту историю.
Однако, дело тем не кончилось. Некоторые из наших единоплеменников стали роптать и требовать смерти мальчика за то, что он убил женщину, одержимую духом. Но я сказал, что никто не тронет его. Он убил безумную, защищая свою жизнь и жизнь сестры, а всякий имеет право защищаться. Нельзя убить только того, кто исполняет приказание царя. «Во всяком случае, – говорил я, если женщина и была одержима духом, то дух этот был злой дух, потому что добрый дух не станет требовать жизни детей, а лишь животных, тем более, что у нас не в обычае приносить Аматонге человеческие жертвы, даже во время войны – это делают только собаки племени Базуто.»
Однако, ропот все увеличивался. Колдуны в особенности настаивали на смерти мальчика, они предсказывали всевозможные несчастия и наказание за смерть безумной, одержимой духом, если убийца ее останется в живых, и, наконец, дело дошло до самого царя.
Чека призвал меня и Умслопогаса, а также колдунов. Сначала колдуны изложили свою жалобу, испрашивая смерти мальчика. Чека спросил, что случится, если мальчик не будет убит. Они ответили, что дух убитой женщины внушит ему чинить зло царскому дому.
Чека спросил, внушит ли дух причинить зло лично ему – царю. Колдуны, в свою очередь, спросили духов и ответили, что опасность грозит не ему лично, а одному из членов царской семьи после него. На это Чека сказал, что ему нет дела до тех, кто будет после него, и до их счастья или несчастья. После этого он обратился к Умслопогасу, отважно смотревшему ему прямо в глаза, как равный смотрит на равного.
– Мальчик, что ты имеешь сказать на то, чтобы не быть убитым, как того требуют эти люди?
– А то, великий царь, – ответил он, – что я убил безумную, защищая свою собственную жизнь!
– Это еще не важно, – сказал Чека, – если бы я, царь, пожелал убить тебя, осмелился бы ты убить меня или моего посланного? Итонго, поселившийся в этой женщине, был, несомненно, царственный дух, который приказал убить тебя, и ты должен был подчиниться его воле. Что ты можешь еще сказать в свою защиту?
– А вот что. Слон, – ответил Умслопогас, – если бы я не убил женщину, то она убила бы мою сестру, которую я люблю больше своей жизни!
– Это еще ничего не значит, – сказал Чека, – если бы я приказал убить тебя за что-нибудь, то разве не приказал бы убить и всех твоих? Не мог ли поступить так же и царственный дух? Если ты не имеешь ничего более сказать, то ты должен умереть!
Признаюсь, мне становилось страшно. Я боялся, что Чека, в угоду колдунам, убьет того, кого называли моим сыном.
Но мальчик Умслопогас поднял голову и храбро ответил, не как человек, просящий о сохранении своей жизни, а как человек, защищающий свое право.
– А вот что, победитель врагов, если и этого не достаточно, то не будем больше говорить – вели меня умертвить. Ты, царь, не раз приказывал убить эту женщину. Те, кому ты поручал исполнить твое приказание, щадили ее, считая женщину одержимой духом. Я же в точности исполнил приказание царя, я убил ее – будь она одержима или нет, так как царь повелел умертвить ее, а потому я заслужил не смерти, а награды!
– Хорошо сказано, Умслопогас! – ответил Чека. – Пусть дадут десять голов скота этому мальчику с сердцем взрослого человека, его отец будет стеречь их за него. Ты теперь доволен, Умслопогас?
– Я беру должное и благодарю царя, потому что он платить не обязан, а дает по своей доброй воле! – ответил мальчик.
Чека на мгновение замолчал, он начинал сердиться, но вдруг громко расхохотался.
– Да, да, этот теленок похож на того, что был занесен много лет тому назад в крааль Сенцангаконы! Каким я был, таков и этот малый. Продолжай, мальчик, идти по этой дороге и, может быть, в конце ее найдешь тех, кто будет тебя встречать царским приветствием «Баете!» Но смотри! Не попадайся на моем пути – нам вместе тесно будет! А теперь ступай!
Мы ушли, но я заметил, как колдуны продолжали ворчать про себя. Они были недовольны и предвещали всякого рода несчастья.
Дело в том, что они завидовали мне и хотели поразить в самое сердце через того, кто назывался моим сыном.
ВЕЛИКОЕ ИНГОМБОКО
Некоторое время все было тихо, и так продолжалось до конца Праздника плодов.
Немало людей погибло за эти празднества, но тогда же происходило Великое Ингомбоко, или травля колдунов. Многих заподозрили в колдовстве против царя. В то время в стране зулусов положение было таково, что все племя трепетало перед чародеями. Никто не мог спать спокойно; так как не был уверен, что на другое утро его не тронут жезлом Изангузи, как назывались сыщики колдунов, и не приговорят к смерти.
Чека молчал и был доволен, пока Изангузи выслеживали только тех, от кого он сам желал отделаться, но когда они стали соблюдать свои собственные интересы и подвергали смерти его любимцев, царь стал гневен. Обычай страны требовал немедленной смерти тех, на кого указывали колдуны. Той же участи подвергалась и вся семья этого человека. Ввиду этого, сам царь редко мог спасти даже тех, кого любил.
Однажды ночью я был призван к царю по случаю его нездоровья. В этот день происходило Ингомбоко, и пятеро храбрейших военачальников были заподозрены вместе со многими другими. Все они были умерщвлены, послали также убить их жен и детей. Чека, очень рассерженный этими убийствами, призвал меня к себе.
– Мопо, сын Македамы, у нас теперь в стране зулусов правят колдуны, а не я! – обратился он ко мне. – Чем же это кончится? Чего доброго, они, наконец, меня самого заподозрят и убьют. Эти Изангузи одолевают меня, они покрывают страну, как ночные тени. Научи меня, как отделаться от них?
– Тот, кто идет по мосту копий, о царь, падает в бездну небытия! – ответил я мрачно. – Сами колдуны не могут удержаться на этом мосту. Разве у колдунов не такое же сердце, как у других людей? Разве кровь их нельзя пролить?
Чека как-то странно взглянул на меня.
– Ты, однако, очень храбрый человек, Мопо, что осмеливаешься говорить такие слова мне, – сказал он, – разве ты не знаешь, что тронуть Изангузи кощунство?
– Я говорю то, что сам царь думает, – ответил я.
– Слушай, царь! Правда, что тронуть настоящего Изангузи кощунство, а что, если Изангузи этот – лжец? А что, если он обрекает на смерть напрасно и лишает жизни неповинных людей? Разве кощунство подвергнуть его той участи, которой он подверг многих других? Скажи-ка, царь!
– Это ты хорошо сказал, Мопо, – ответил Чека, – А теперь скажи мне, сын Македамы, как можно было бы доказать это?
Тогда я нагнулся и шепотом сказал царю несколько слов на ухо. Чека уныло склонил голову. Я сказал так, отец мой, потому что сам видел зло, причиняемое Изангузи. Я ведь знал все их тайны, а потому боялся за собственную жизнь и жизнь дорогих и близких моему сердцу людей. Все колдуны и Изангузи ненавидели меня как человека, знакомого с их колдовством, как человека с проницательным взором и тонким слухом.
Однажды утром, спустя некоторое время после вышеприведенного разговора моего с царем, в краале случилось нечто небывалое.
Сам царь выскочил утром из своего шалаша, громко созывая народ, чтобы посмотреть на зло, сделанное ему неизвестным колдуном.
Все немедленно сбежались, и вот, что представилось глазам нашим. На пороге ворот, ведущих в Интункуму, жилище царя, видны были большие кровавые пятна.
Храбрейшие из воинов почувствовали, что колени их подкосились, женщины громко плакали, как плачут над покойниками. Они плакали, потому что знали весь ужас такого предзнаменования.
