Похороны викинга - Рен Персиваль (книги полностью бесплатно TXT) 📗
Мы были страшно заинтригованы этим посещением, но Майкл ничего не говорил по поводу того, что слышал. Он только сказал, что таинственный черный человек действительно приезжал и что ему в броне приходилось сдерживать дыхание и напрягать все силы, чтобы не шелохнуться и не выдать своего присутствия.
Среди всеобщего восторга его героизмом мой собственный незначительный подвиг, состоявший в том, что я предпочел смерть обнаружению и позору, прошел незамеченным.
Я должен, однако, отдать справедливость Майклу: как только исчезла тетя Патрисия, он соскочил со своего пьедестала и открыл крышку сундука, а потом, освободившись от своих лат, сам отнес меня на руках в мою комнату. Дигби, который после долгой и мучительной для всех нас практики был нашим горнистом, снял со стены свой старый рожок и протрубил на нем то, что, по его мнению, называлось: «Торжественным приветствием герольдов» в честь героической твердости, проявленной Майклом и мной.
Несмотря на молчание Майкла по поводу посещения «черного человека», мы, прочие, много о нем говорили. Мы не пришли ни к какому заключению и должны были довольствоваться идиотской теорией, каким-то образом ставившей это посещение в зависимость от происшедшего в нашем доме незадолго перед этим случая с одним индусским мальчиком. Это был старший сын и наследник какого-то из просвещенных правителей Индии. Его отец магараджа сперва воспитывал его в колледже для индийских принцев – кажется, это был Раджкумар-колледж в Аджмире, – а потом послал в Итон. Он был превосходным спортсменом и атлетом и прямо боготворил Майкла.
По просьбе Майкла тетя Патрисия пригласила его в Брендон-Аббас, и когда он увидел «Голубую Воду», он форменным образом упал в обморок.
Я не думаю, чтобы сапфир был причиной этого обморока, скорее всего это было случайностью, однако факт остается фактом. Это было странно и жутко, тем более, что он так и не дал никакого объяснения своему обмороку и ни слова не сказал по поводу знаменитого камня.
Так мы жили нашей счастливой молодой жизнью в Брендон-Аббасе в те дни, когда приезжали туда из приготовительной школы, из Итона, и позднее из Оксфорда.
Исчезновение «Голубой Воды»
И вот однажды осенним вечером вся наша жизнь перевернулась внезапно и непоправимо.
Я не ученый и не философ, но я хотел бы, чтобы какой-нибудь убежденный сторонник учения о свободной воле, строящей жизнь, доказал мне, что мы не являемся беспомощными жертвами поступков других людей.
В этот прекрасный осенний вечер, такой памятный и такой обычный, мы все сидели после обеда в большой гостиной Брендон-Аббаса. Это был последний раз, когда мы все были вместе. В гостиной сидели тетя Патрисия, капеллан, Клодия, Изабель, Майкл, Дигби, Огастес Брендон и я.
Тетя Патрисия попросила Клодию спеть, но эта юная леди отказалась, сославшись на нездоровье и несоответствие настроения. Она действительно выглядела бледной и озабоченной. Я уже несколько вечеров видел ее такой и не знал, чему это приписать: ее долгам в бридж или счетам ее портних.
Со свойственным ей желанием помочь, Изабель села за пианино, и мы молча слушали ее милый и приятный голос. Тетя занималась вязанием, капеллан перебирал пальцами, Огастес вертел в руках портсигар (закурить он не смел), Дигби перелистывал иллюстрированный журнал, Клодия, нахмурившись, боролась с какой-то неприятной проблемой, а Майкл внимательно следил за ее лицом.
Изабель встала и закрыла пианино.
– Как насчет партии на бильярде? – спросил Огастес, но раньше, чем кто-нибудь успел ему ответить, Клодия сказала:
– Тетя, милая, покажите нам «Голубую Воду». Я не видела ее сотни лет.
– Правильно, – согласился Майкл, – давайте наслаждаться зрительными ощущениями!
Капеллан поддержал его и сказал, что он охотно сходит за сапфиром, если тетя Патрисия позволит.
Он один, кроме тети Патрисии (и, конечно, сэра Гектора), знал секрет тайника, в котором стоял несгораемый шкаф с «Голубой Водой» и другими драгоценностями Брендонов. Я помню, сколько часов Майкл, Дигби и я провели, с ведома и разрешения тети Патрисии, в поисках этого тайника. Наши поиски оказались абсолютно безрезультатными, несмотря на то, что Майкл был как одержимый.
Тетя Патрисия сразу согласилась, и капеллан пошел. У него был ключ к потайному шкафу, в котором хранились ключи от тайника и стоявшего в нем несгораемого шкафа.
– Сколько стоит «Голубая Вода», тетя? – спросила Клодия.
– Кому, дорогая? – ответила вопросом тетя Патрисия.
– Ну, сколько дал бы за нее какой-нибудь тип из Хеттон-Гардена?
– Вероятно, половину того, что рассчитывал бы содрать со своего клиента.
– Сколько же это было бы?
– Право не знаю, Клодия. Если какой-нибудь американский миллионер решил бы ее купить, он постарался бы выведать, какова самая низкая цена.
– Какую же цену спросили бы вы? – настаивала Клодия.
– Я вовсе не собираюсь ее продавать, – сказала тетя Патрисия тоном, ясно говорившим о ее желании прекратить разговор на эту тему. Как раз в этот день она получила письмо от мужа из Индии. Он собирался возвращаться домой, и это ее нисколько не радовало.
– Кто-то говорил мне, что дяде Гектору предлагали за него тридцать тысяч фунтов, – сказал Огастес.
– В самом деле? – ответила тетя Патрисия, и в этот момент в комнату вошел капеллан. Он нес в руках сапфир, лежавший на белой бархатной подушке и покрытый стеклянным колпаком. Он поставил его на стол, прямо под огромной висячей люстрой, с ее бесчисленными электрическими лампочками и стеклянными подвесками.
В этом сверкающем раздробленном свете камень лежал огромный и невероятный, пылающий синим огнем и доводящий до головокружения.
– Какое чудо! – сказала Изабель, и я подумал о том, сколько раз эти слова были сказаны применительно к этому камню.
– Дайте мне его поцеловать! – воскликнула Клодия.
Капеллан одной рукой снял крышку, а другой подал камень тете Патрисии. Тетя рассматривала камень, будто впервые его видела. Она долго смотрела сквозь него на свет и наконец передала его Клодии. Мы все по очереди держали его в руках. Огастес подкидывал и ловил его, бормоча: «Тридцать тысяч фунтов… Тридцать тысяч за простой кусок синего стекла!..»
Майкл, когда до него дошла очередь, осматривал его, как покупатель, а не как ценитель прекрасного. Он дышал на него и тер его рукавом, взвешивал в руке и осматривал со всех сторон. Наконец капеллан положил его обратно на подушку и накрыл стеклянным колпаком.
Мы сидели и стояли вокруг, слушая рассказы капеллана об индийских раджах и их знаменитых драгоценностях.
Я стоял у самого стола и, наклонившись, смотрел на синюю глубину сапфира. Сзади Огастес шептал: «Пойдем катать шарики… шарики… шарики…«И вдруг наступила темнота. Это одно из преимуществ электрического освещения.
– Фергюсон опять пьян, – пробормотал в темноте голос Дигби. Фергюсон был главным шофером и смотрел за динамо.
– Сейчас загорится, – сказала тетя Патрисия. – Бердон принесет свечи, если они долго будут возиться с динамо… не ходите только по комнате и не опрокидывайте вещей.
Кто-то легко толкнул меня, двигаясь в темноте.
– Духи и домовые, – сказала Изабель загробным голосом. – Я чувствую ледяную руку скелета на моем горле. Дайте свет!
И вдруг свет вспыхнул. Мы стояли и моргали от непривычной яркости, сменившей мягкую темноту.
– Спасены! – сказала театральным голосом Изабель, а когда я взглянул на нее, я увидел, как она вдруг окаменела и, широко раскрыв глаза, показала на стол.
«Голубая Вода» исчезла. Белая бархатная подушка была пуста, и стеклянный колпак ничего, кроме этой подушки, не покрывал.
Мы, вероятно, выглядели очень глупо, стоя все с вытаращенными глазами и безмолвно глядя на пустую подушку. В жизни моей я не видал большей пустоты, чем та, что была под колпаком.
