Мир без милосердия - Голубев Анатолий Дмитриевич (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
По дороге в колледж, где ночевали команды, Роже почувствовал себя так, будто родился заново. Он жадно всматривался в мелькавшие за окном дома, веселые лужайки, суету больших черных птиц над вершинами деревьев. За спиной он слышал прерывистое, взволнованное дыхание Мадлен.
— Старик Вашон звонил раз пять. Очень беспокоился... — В словах Платнера Роже уловил плохо скрытую иронию.
— Боялся, аннулируют страховку? Катастрофа случилась потому, что на финише собралось гораздо больше ротозеев, чем положено, — сказал Крокодил, убежденный, что правильно понял Платнера.
— Когда работает тотализатор, никто не знает, сколько положено зрителей. Принцип: чем больше, тем лучше! — ушел от прямого ответа Платнер.
— Голландец хоть и сволочь, но что с ним? — спросил Роже.
— Хуже, чем с тобой, — ответила Мадлен. — У него перелом ключицы и сотрясение мозга.
— Господи, Мадлен, можно и без таких подробностей! — взорвался Оскар и, чтобы прекратить ненужный разговор, спросил: — А ты хорошо взвесил все, собираясь продолжать гонку? Этап хоть и один, но длинный...
— Локоть немножко болит... Царапины заживут — не первые и не последние. К сожалению...
— Боюсь другого, — перебил Оскар. — Не сказалось бы сотрясение на подъемах. Горки хоть и небольшие, да салажата ведь ошалело полезут в гору: стряхнуть Крокодила каждому лестно!
Роже пожал плечами.
— Всего не предусмотришь. Кто думал, что со мной случится такое, да еще на самой финишной черте? Пять секунд раньше — и не было бы никакой проблемы!
Странно, но даже предстоящая неминуемая встреча с Жаки его сейчас не волновала. Будто вчерашняя катастрофа списала все: и неприязнь к Жаки, и измену Мадлен, и действительно так затянувшийся роман с Цинцы. Нет, не списала, скорее сделала все это мелкой, несущественной суетой. Роже отчетливо представил себе, почему он так боялся смерти, боялся пойти за Томом, — несущественная суета была ему слишком дорога. Это вся его жизнь.
— Мы должны показаться главному врачу гонки. Без его разрешения не допустят на старт.
Оскар рассуждал деловито, для себя уже решив, что Крокодил пройдет этап, выиграет гонку и он, Оскар Платнер, тем самым выполнит свою святую менеджерскую миссию. А Роже думал о другом.
Если признаться честно, то сейчас Роже больше волновало, как встретят его гонщики. Нет, не свои, французские, а весь «поезд». В такую минуту непременно скажется настоящее отношение к нему не как к лидеру, а как к человеку. Столь странного желания еще не было в его долгой гоночной судьбе. Что это — проявление слабости или, наконец, некое философское прозрение? Роже не мог ответить себе на этот вопрос.
Командный «додж» уже влетел на широкий брусчатый двор колледжа, и сразу же десятки восторженных лиц окружили Роже. Он пожимал кому-то руки, кого-то благодарил, путая английские, французские, итальянские выражения. Его трогали, словно пытаясь убедиться, что он и впрямь живой, неуклюже, осторожно обнимали. И он счастливо щурился на солнце. Волна ласкового внимания подхватила на гребень и закачала, и он поплыл, забыв о том, что до старта осталось не больше часа.
Белое пятно медицинского халата заставило Крокодила вздрогнуть: главный врач смотрел на Роже, улыбаясь во весь рот.
— Ну-ка, ну-ка! Да ты совсем молодец! Если судить по блеску в глазах, то хоть сейчас запускай в «Тур де Франс»!
— Может, сторгуемся на допуске к последнему этапу нынешней гонки? — ответил Роже, глядя на Ричарда, не скрывавшего радости видеть Крокодила живым.
— Не исключено, что и сторгуемся... А ты твердо намерен идти последний этап?
— Конечно...
— Тогда следует срочно подать заявление комиссару и пройти медосмотр. Давай не будем терять время... Ладно, ладно! — Последние слова Ричард обратил уже к окружавшим гонщикам. — Вам еще представится возможность поболтать с Крокодилом на этапе. Если, конечно, мы его допустим.
Заключительная шуточка главного врача не очень понравилась Роже и несколько омрачила впечатление, произведенное искренней и горячей встречей.
Вместе с Ричардом Крокодил отправился в амбулаторную машину, разделся и лег на уже знакомый прохладный диван.
— Меня волнует состояние твоего сердца, — сказал Ричард, разматывая многочисленные провода датчиков электрокардиограммного аппарата.
— Вроде стучит, — попытался пошутить Роже.
— На диване и у мертвеца стучать будет. А вот там, в гонке... Кстати, кость не саднит?
— Горит немножко. Но боли не чувствую.
Ричард сунул Крокодилу хромированный динамометр.
— Попробуй сжать.
Роже сделал несколько усилий. Боль от локтя пошла дальше вверх, к плечу. Но он, улыбнувшись, сказал:
— Как видишь, могу и сломать твою машинку.
Ричард промолчал. Но Роже понял, что обмануть врача не удалось и тот получил представление об истинном состоянии локтевого ушиба.
Дверь с треском распахнулась, и в амбулаторию ворвался Оскар. За ним медленно внутрь поднялся улыбающийся Ивс.
— Рад видеть тебя, Роже... — Он хотел добавить «здоровым» или «живым», но, видно, оба слова его смутили. — Обязан тебя спросить официально — серьезно решил продолжать гонку?
— Я же написал заявление...
— Оно у меня. Но комиссару надлежит спросить об этом лично. Таков порядок.
— Не вижу причины, почему должен дарить желтую майку какому-нибудь салажонку. Все-таки я не один день крутил за нее педали.
— Это так. Но страховая компания возражает против твоего дальнейшего участия в гонке: слишком велик риск. Компания требует увеличить взнос. Вашон не соглашается.
— Ну их, всех к черту! Обойдемся без страховки. Я подпишу любой акт.
— Молодец, мой мальчик! — вмешался в разговор Оскар. — Я вам говорил, — он обратился к комиссару и главному врачу, — каждое падение делает таких парней, как Роже Дюваллон, только крепче.
— Конечно, конечно, — поспешно согласился комиссар, чтобы остановить поток доводов, которые, видно, уже однажды обрушил на его голову менеджер французской команды. — Если Роже намерен твердо, я подпишу допуск. Остальное — в руках главного врача. Но хочу еще раз спросить, Роже, хорошо ли ты все взвесил? Понимаю, времени думать мало, но... Ведь это не последняя гонка. Кстати, и не такая, чтобы ты, Крокодил, рисковал собой.
— Я хочу идти последний этап, — тихо сказал Роже.
Ивс сел к столику и, подписав заявление, пододвинул его главному врачу, Ричард молча, кивнул и начал опутывать Крокодила цветными проводами. Десять минут прошли в тягостном молчании.
Роже прислушивался, как жалобно, словно у самого аппарата болело сердце, скрипел писчик, как шуршала длинная розовая лента, напоминавшая график горного участка трассы, как бормотали что-то губы главного врача, расшифровывающего запись. Потом Ричард начал простукивать молоточком грудную клетку, трижды заставлял прыгать, проверяя давление, просчитывал пульс. Оскар не выдержал:
— Доктор, до старта осталось полчаса. Его ведь еще надо встряхнуть...
— Он и так себя достаточно встряхнул, — мрачно ответил врач.
И сердце Роже заныло в дурном предчувствии.
— Ну вот что... Будем откровенны. Последний этап идти не советую. Явных рецидивов сотрясения нет — иначе запретил бы безоговорочно. Любое может случиться на любой миле. Если он, — врач кивнул на Роже, обращаясь к комиссару и Оскару, — вообще дойдет до финиша. Советую подумать. Если решите, я подпишу акт допуска.
Воцарилось молчание. Только один человек мог его прервать — Роже. И он произнес тихо:
— Подписывайте.
Прежде чем взять ручку, главный врач посмотрел на Дюваллона долгим, выжидающим взглядом, будто еще давая отсрочку. Роже лишь на мгновение тихо прикрыл глаза: дескать, подписывай смелее!
На место торжественного старта Роже прибыл, едва успев отмассироваться. Но его сейчас волновало не собственное состояние, а впечатление, которое он произведет на «поезд». Не массаж, а впечатление обычной силы и уверенности должно было в этот раз облегчить его работу на трассе. Крокодил ходил среди ребят, жестикулируя, шумно рассказывал о вчерашних событиях на финише, справился у зрителей о судьбе виновника катастрофы. А потом смачно, как никогда, натягивал желтую майку, врученную мэром города. Захлебываясь, комментатор кричал на всю площадь о мужестве, профессионализме Крокодила, а Роже думал только об одном: не повернуться бы к «поезду» поврежденной рукой.
