Детство в Соломбале - Коковин Евгений Степанович (читать книги без регистрации TXT) 📗
– Я тоже кое-чего знаю, – сказал я, – и тебе уж ни за что не скажу.
Однако хитрость не удалась. Костя молчал. Потом он начал болтать всякую чепуху, конечно, для того, чтобы я отстал от него. Но мне тоже не просто заговорить зубы Тогда Костя пообещал обо всем рассказать завтра.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
Изо всех сил старался я скрыть свое любопытство. Утром, направляясь на работу, я внимательно рассматривал тумбы у деревянных тротуаров, словно в тумбах скрывалась какая-то загадка. Дважды даже заходил в ворота чужих домов, вслух считал свои шаги. Я делал вид, что занят чем-то особенно важным и интересным. Пусть Костя думает, что мне ровным счетом наплевать на его тайны.
А на самом деле мне хотелось лишь привлечь внимание приятеля. Если он спросит, чем я занят, я тотчас потребую рассказать все без утайки.
Словом, мысль о матросе не выходила из моей головы.
А Костя шагал рядом и как ни в чем не бывало напевал песенку о кочегаре, который не в силах был вахту стоять.
В конце концов мы рассорились. Собственно, это была не настоящая ссора, какая обычно бывает у ребят. Мы не показывали друг другу кулаков, не устрашали угрозами. Я лишь сказал, что не буду у Кости помощником и сам придумаю кое-что более интересное, чем побег. Но Костя упорно молчал.
В этот день нас разъединили. Меня послали на паровую шаланду. Костя остался на «Святом Михаиле».
Шаланда имела странный вид. Единственная мачта находилась на самом носу, а труба высотой с мачту – на корме. На середине у шаланды палубы не было, и подвесной горбатый мостик был перекинут с бака на корму. Все здесь было какое-то смешное и несуразное. Даже капитана на шаланде называли багермейстером.
На паровой шаланде перевозили землю и песок, вычерпанные на углубляемых местах реки.
Я не был в восторге, очутившись на этом грязевозе. И как это хочется команде плавать на таком судне! Меня встретил старик-механик, очень добрый на вид, с большими седыми усами. На шаланде все его называли Николаем Ивановичем. Механик вытер паклей руки и протянул их мне.
– Уже трудишься, – сказал он. – Ладно. А чей будешь?
– Красов.
– Андрея Максимовича внук, стало быть. Давно не видел старика… Все рыбачит?
– Рыбачит.
– А батько где? Что-то не помню его. Он в верхней или в нижней?
Старый механик разговаривал со мной, как со взрослым, и это мне нравилось. Он спрашивал, в какой команде отец – в верхней или в нижней, то есть матрос или кочегар.
– В верхней был.
– Значит, рогаль! – засмеялся механик. – Один дух стоит рогалей двух, а под осень – восемь. Слыхал?
С давних пор матросов называют рогалями, а кочегаров и угольщиков – духами. Летом, когда на море штиль, матросы на палубе отдыхают. Зато внизу, у котлов, мучаются кочегары. Нет ветра – нет тяги, плохо держится пар. Но осенью, когда на море шторм и волна за волной катятся через палубу, тяжело и опасно работать матросам. И в это время блаженствуют, как они сами говорят, кочегары. В кочегарке нет сумасшедшей жары, и пар держится хорошо.
Обо всем этом я знал. Шутка механика не обидела меня.
– На каком же плавает отец? – спросил он.
– На «Ольге» плавал и погиб.
– Вот оно как… Знаю это дело, знаю…
Механик замолчал. Он вытащил большие часы-луковицу, посмотрел на небо, словно сверяя время по солнцу, и сказал:
– Время идет, работать нужно.
– Почему вы плаваете на шаланде? – спросил я.
– А где же еще плавать?
– Ну, на большом пароходе, в море.
– Хватит, наплавался.
Конечно, я не мог удержаться, чтобы не поговорить со старым моряком о том, как интересно плавать в море.
– Мы с твоим дедом поплавали, – перебил механик, – повидали, поработали, и никто нам спасибо не сказал. Обоих нас с моря прогнали. Максимыча – за то, что он калека. Меня – за другое…
– За что?
Механик усмехнулся:
– Будешь много знать – скоро состаришься.
Пока мы стояли на палубе, Николай Иванович рассказал о работе землечерпалок.
Грязные шаланды, землечерпалки и рефулеры наводили чистоту в гавани портового города. Напористая моряна и весенние разливы наносят по песчинке, по камешку целые острова. Постепенно гавань мелеет, дно поднимается. И давно большие морские транспорты перестали бы входить в порт, если бы не работали землечерпалки.
– Мы, как дворники, чистим и подметаем фарватер, – сказал механик с усмешкой.
Машинное отделение на шаланде было такое же, как и на морских пароходах. Кочегарка тоже отделялась железной стенкой – водонепроницаемой переборкой. Металлические поручни, надраенные шкуркой – наждачной бумагой, сверкали отражением света.
В котле я работал старательно: мне хотелось заслужить похвалу старого механика. Вдруг они встретятся с дедушкой. «Дельный, – скажет Николай Иванович, – у тебя внук, старина».
Но механик даже не зашел в кочегарку, не полез в котел. Он позвал меня задолго до окончания работы:
– Беги домой, на сегодня хватит. Кланяйся Максимычу, скажи, что зайду как-нибудь, навещу старика.
Обрадованный, я убежал с шаланды. Котлы надоели. Когда я работал, согнувшись между дымогарными трубками, я страшно уставал и всегда думал о нашей тихой улице. Там дул свежий ветерок и было так хорошо играть!
Первым делом нужно забежать на «Михаила», к Косте. Хотя мы и поссорились утром, но обиды у меня уже не было. В самом деле, на Костю невозможно долго сердиться. Без него скучно. Я привык к нему.
Взбежав по трапу на палубу «Михаила», я заглянул в вентиляторную трубу и громко позвал:
– Костя!
Теплая струя воздуха из кочегарки щекотала лицо. Мой голос оглушительно прогудел в листах железа. Но никто из кочегарки не ответил.
– Костя, я пошел домой!
Труба снова гулким ревом повторила окончания моих слов.
Внезапно тяжелая рука схватила меня сзади за плечо:
– Чего надо?
Я обернулся и увидел над собой худое лицо кочегара, серое от угольной пыли и потное.
– Костю, котлочиста, зову.
– Нету здесь Кости, – нахмурившись, ответил кочегар. – Он что, братишка тебе будет?
– Нет, мы с одной улицы. Товарищ мой.
Кочегар опять нахмурился и отвернулся:
– С ним тут нехорошая штука вышла. Ну вот, так дома твой Костя.
– Дома? Какая штука вышла?
– Ошпарился он, домой его увезли. Не выжить, наверно, парню.
Сломя голову помчался я к Косте. Неужели он уже умер? Не может быть этого! Мигом добежал я до домика, где жили Чижовы. Мне встретился Гриша Осокин. Он куда-то бегал, запыхался и не мог говорить.
– Костя… Костя… весь… весь… ошпарился.
Значит, правда.
Я тихонько пошел к Чижовым.
Костя лежал на кровати бледный, с закрытыми глазами. У кровати сидела мать и плакала.
У Кости были ошпарены руки и ноги.
На «Святом Михаиле» два котла. Один котел чистил Костя, другой был под парами. Кочегар велел котлочисту заползти под площадку и перекрыть клапан. Костя отвернул штурвальчик вентиля, и в этот момент сорвало резьбу. Со страшной силой и шумом вырвался пар и опрокинул котлочиста.
Я ушел от Чижовых с тревогой за своего друга.
Вечером на следующий день, когда я пришел с работы, к нам прибежала мать Кости:
– Димушка, тебя Костя зовет. Ему сегодня легче.
Когда мы вошли в комнату Чижовых, Костя лежал с открытыми глазами. Он слабо улыбнулся мне. Обе руки у него были забинтованы.
– Димка, – прошептал Костя, когда мать вышла из комнаты, – дай честное слово, что не скажешь…
Я не понял, о чем говорит Костя.
– Нужно одно дело сделать. Я тебе скажу. Дай честное слово, что никому… ни одному человеку…
– Честное слово, Костя! Никому!
Костя приподнял голову с подушки и стал говорить еще тише:
– В Соломбале есть один человек, дядя Антон. Он большевик. Только об этом никто не знает. И ты молчи. Понимаешь?
Я кивнул головой.
– У меня письмо от него есть. Нужно в город снести. Снесешь? – И Костя рассказал мне, куда нужно отнести письмо.
