Охота на тигра - Далекий Николай Александрович (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Верк не стал спорить, хотя все эти предосторожности казались ему чрезмерными, а следовательно, и не нужными. Ведь, кроме часовых, имелись еще и мастера, которые должны были следить за прикрепленными к ним рабочими. Но все, что касалось конвоирования и наблюдения за пленными, полностью было в компетенции коменданта лагеря, и Верку оставалось лишь молча, терпеливо кивать головой.
Однако такая послушность «инженеришки» только подзадоривала Брюгеля. Он вошел во вкус и продолжал перечислять свои требования.
— Мастеров следует уведомить под расписку, что они должны каждый час, нет, каждые полчаса выстраивать своих рабочих и по всей форме производить перекличку. После этого они докладывают дежурному, что все рабочие налицо.
Верк начал испытывать раздражение. То, что в приказном порядке излагал ему эсэсовец, было явной бессмысленностью. Кому нужны столь частые переклички и, тем более, доклады дежурным, да и сами дежурные, если рабочие все время перед глазами мастера, а часовые на вышках следят за передвижением каждого на базе.
— Оберштурмфюрер, — не без издевки вставил Верк, — вы, возможно, забыли, что эти люди нужны мне не для строевых упражнений, а для довольно сложной, кропотливой работы?
Брюгель бросил уничтожающий взгляд на начальника рембазы.
— До тех пор, пока за пленных отвечаю я, вам, гауптман, придется считаться с моими указаниями, даже если они покажутся вам нелепыми. Переклички, доклады каждые полчаса — обязательно!
Тут внимание эсэсовца привлек пленный, шагавший к кладовой с заляпанным черной краской ведром.
— Вот они! — с явно наигранным возмущением воскликнул Брюгель. — Разгуливают у вас совершенно свободно, без надзора. Праздношатающиеся!
— Этот пленный выполняет мой приказ, — спокойно возразил Верк. — Он пишет на стене второй урок. Для пользы дела необходимо, чтобы они выучили хотя бы сотню немецких слов. Всего три урока.
— Уроки... — сварливо пробормотал оберштурмфюрер, провожая пленного недобрым взглядом. — Поможет, как мертвому горчичники. Им нужен более впечатляющий урок. И он будет. Сегодня же...
Ключевский шел в кладовую, у него кончилась краска, а нужно было написать еще почти половину слов второго урока. Юрий заметил, что комендант обратил на него внимание, и, хотя не расслышал ни одного слова, понял, что эсэсовец говорил о нем. Само по себе это не сулило Юрию ничего хорошего, однако он все же не обеспокоился — рядом с Брюгелем стоял технический гауптман, которому работа Юрия понравилась.
Оказалось, девушка-кладовщица ждала его прихода. Глянув в окно, она торопливо произнесла:
— На верстаке в бумажке бутерброд. Съешьте. Сейчас же! И никому ни слова.
Юрий оцепенел — девушка отдавала ему свой завтрак, а может быть, не только завтрак, но и обед, ужин, все, что предназначалось ей на весь день. Как бы защищаясь, он поднял руку с кистью. Это был непроизвольный жест, невольно выразивший охватившие его противоречивые чувства.
— Не надо...
— Берите ешьте! — От тревоги и нетерпения девушка притопнула ногой. — Сразу, здесь...
Она беспокойно взглянула в окно. Знала, чем рискует, и волнение ее нарастало.
А чудаковатый пленный с жетоном № 13 на груди медлил, кусал губы.
— Ешьте, — почти умоляюще крикнула Люба. — Скорее!
— Нет, нет... — затряс головой юноша. — Я один не могу. Товарищи...
Он не может есть один, он должен поделиться с товарищами. Люба была в отчаянии. Все складывалось гораздо сложнее и опаснее, нежели она предполагала, когда решила отдать свой завтрак пленному. По ее предположению, он должен был тут же, в кладовой, проглотить маленький бутерброд, облизать губы и этим уничтожить все следы. Но он оказался не из тех, кто думает только о себе. Как благородно с его стороны — бутербродик с крохотными ломтиками сала делится на три-четыре равных части. Очень трогательно! Но и степень риска, на который отважилась она, сразу увеличивается пропорционально числу его друзей.
Юрий овладел собой. Голод, начавший терзать его при виде хлеба, отступил, как зверь, отогнанный огнем от его жертвы.
— Не надо. — мягко сказал Юрий. — Лучше скажите, где линия фронта. Знаете?
— Наши вышли к Днепру, — встрепенулась Люба. И, почувствовав прилив смелости, снова показала на бутерброд.
— Берите! Ну берите же...
Юрий решился, сделал шаг к верстаку.
— Только газету оставьте. И, пожалуйста, осторожно. Если узнают, мне... — В голосе девушки звучали слезы.
Юрий посмотрел на нее и как-то особенно, одними глазами грустно улыбнулся.
— Не узнают. Помните: вы мне ничего не давали, и я ничего не брал. Спасибо!
Пленный быстро и осторожно завернул бутерброд в тряпицу и сунул в карман:
Через несколько секунд Ключевский покинул кладовую. Люба увидела в окно, как идет он, поддерживая руку с ведром на весу, стараясь не расплескать краску. Кто же он такой, этот тринадцатый номер? Неумелый удар молотком по зубилу и на диво быстрая сообразительность, слова о внутренней схожести, родстве душ и радующий, тревожащий душу букет из пламенеющих резных листьев, верность товарищам даже в малом и звучащая, как клятва, короткая оборванная фраза: «Не узнают...» — не вязалось все это с тем главным, что определяло поведение человека: как-никак оказался он среди тех, кто будет ремонтировать оружие врага. Что же побудило его?
У Любы не было времени размышлять. Работы накопилось много, требовалось рассортировать и разложить по стеллажам привезенные мастерами инструменты, переписать в двух экземплярах инвентарный список, прибрать хорошенько кладовую. К тому же как только девушка разложила бумаги на верстаке, в кладовую вошел Верк в сопровождении какого-то незнакомого офицера-эсэсовца, державшегося очень надменно.
— Утаивание инструмента, вынос его с территории базы исключены, — видимо, продолжал свои объяснения гауптман. — Каждый ремонтный рабочий из числа пленных получил два жетона — большой и маленький, имеющие один и тот же номер. Большой прикрепляется с левой стороны на груди и служит личным опознавательным знаком, маленький жетон пленный оставляет кладовщице в залог, когда берет необходимый инструмент.
— Очень ненадежно! — неодобрительно скривил губы эсэсовец. — Они же слесари. Сделают тайком еще несколько жетонов с любыми номерами.
Верк снисходительно улыбнулся.
— Конечно, могут сделать. Сколько угодно! Но это им ничего не даст. Во-первых, кладовщице известны не только номера, но и фамилии рабочих. В случае какого-либо подозрения она может проверить. Во-вторых, если на доске будет висеть хотя бы один жетон, — партию пленных не выпустят с территории базы.
Брюгель слушал Верка, а сам не спускал глаз с кладовщицы.
Вдруг он насторожился, быстро шагнул к стеллажам, взял с полки букетик. Он рассматривал листочки так, точно они были начинены взрывчаткой.
— Ну, это как всегда у девушек, — счел нужным усмехнуться Верк, — Цветочки-листочки, букетики, бабочки, фотографии кинозвезд...
Эсэсовец неопределенно хмыкнул, положил букетик на прежнее место, окинул взглядом кладовую.
— Гауптман, я хотел бы посмотреть ваш кабинет.
Оказалось, что это было только предлогом. Брюгель не захотел вести разговор в присутствии кладовщицы.
Как только Верк, пропустив гостя вперед, закрыл за собой дверь своей обставленной по-деловому комнаты, оберштурмфюрер спросил:
— Девчонка знает немецкий?
— Говорит плохо, понимает почти все.
— Так и предполагал. Где вы ее выкопали? Зачем она вам?
— Взял с биржи труда. У нее есть рекомендация. А что случилось? Чем она вам не понравилась?
В глазах Верка появилась откровенная насмешливость. Он, видимо, не собирался скрывать, что понимает смысл придирок эсэсовца и эти придирки только забавляют его.
— Только тем, что она женщина. Тем более молодая, мечтающая о романтике и, конечно, любви. Неужели нельзя было найти мужчину?
— Вы рекомендуете поставить на ее место кого-либо из пленных?
— Ни в коем случае! Но у вас есть немцы.
