Соленое озеро - Бенуа Пьер (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Была теплая ночь, небо было бледно-голубое. Справа и слева между ивами бежали ручейки, журчание которых становилось явственнее при каждом подъеме или спуске дороги. А временами слышался звучный смех Аннабель.
Так подошли они к утопавшему в темноте жилищу Ригдона Пратта.
— Посмотрите-ка! — сказала Аннабель. — Вас ждут.
Гуинетт так поражен был этим известием, что забыл фразу, которую обдумывал в течение получаса и которою желал, по особым соображениям, проститься с миссис Ли.
Входная дверь была заперта только на щеколду. Он беспрепятственно вошел в комнату. Во время своего рассказа он несколько раз опоражнивал стакан, который Аннабель каждый раз доливала. Подымаясь по темной лестнице, он почувствовал это.
На площадке лестницы он распознал свою комнату, которая выделялась желтой полоской внизу двери. С бьющимся сердцем толкнул он дверь.
— Вы, — пробормотал он, — вы!
У маленького столика сидела Сара Пратт; гладкий лоб ее освещался лампою. Она читала. Она подняла голову.
— Извините меня, — сказал Гуинетт. — Если бы я знал...
— Вам не в чем извиняться, — ответила она. — Вы не могли знать, что я буду ждать вас.
Он все стоял на пороге, изумленный, с круглой шляпою в руке.
— Заприте дверь, — сказала она. — Снимите пальто и сядьте. Вы, конечно, понимаете, что если я жду вас до такого позднего часа, значит, я имею сообщить вам нечто очень важное.
Он повиновался. Когда он подошел к ней, она быстро шепнула ему одну фразу.
Он задрожал. Лицо его помертвело.
— Уже! — простонал он.
— Да.
— Но ведь это не предвиделось, не предвиделось так скоро!
— Это так, — сказала она, — через два дня.
— Как узнали вы это?
Она пожала плечами.
— Разве вы забыли, что Ригдон Пратт секретарь комиссии по расквартированию войск. Отец сейчас только вернулся от Брайама Юнга, который узнал новость от губернатора Камминга. Решение это держат пока в тайне и будут так держать до завтрашнего вечера. Сегодня в семь часов это решение приняли генерал Джонстон и губернатор Камминг.
У Гуинетта вырвалось короткое рыдание.
— Покинуть вас, Сара!
И он закрыл рукою глаза.
Выражение радости мелькнуло на ее лице. Снова пожала она плечами.
— Вы меня не покинете, если сами не захотите этого, Джемини, — сказала она.
В ее бледных и упрямых устах в имени этом не было ничего смешного.
— Хочу ли я это! — воскликнул он.
— Сядьте! — приказала она. — Время дорого. Поговорим немного, но поговорим толком.
И она тихим голосом начала беседу.
Целый час они рассуждали. Лампа все гасла.
— Это не несчастье, — сказала она.
— Сара, Сара, а думаете ли вы, что это удастся нам?
— Я уверена, если только вы точно исполните все, что мы решили.
— Я понял, Сара; но, сказать вам правду, я боюсь, боюсь немного...
— Чего? — нетерпеливо спросила она.
— Легкости, с которой вы решили и согласны видеть меня в такой роли. Если бы вы любили меня так, как я вас люблю, Сара!
— Я верю вам, — просто сказала она.
Лампа быстро гасла. Они стояли в темной комнате лицом к лицу.
— Сара! — сказал он.
Свет затрепетал и погас; они наскоро обнялись. Через секунду Гуинетт услышал замиравшие в коридоре шаги молодой девушки.
— Что с вами, господин Гуинетт? — спросил отец д’Экзиль.
— Вы очень бледны, — сказала Аннабель.
— Не беспокоит ли вас дым сигары? — спросил Рэтледж.
— Нет, — ответил пастор. — Ничего. Это пройдет.
— Правда, какая-то тяжелая атмосфера и невыносимая жара, — заметила молодая женщина. — Кофе подан под верандой. Там будет лучше. Пойдем туда.
И она встала.
Мужчины последовали ее примеру.
— Боже! — вскричала Аннабель.
Гуинетт упал с запрокинутой головой и искривленными губами.
— Что такое? Что с вами? — вопрошал лейтенант.
Пастор раскрыл глаза.
— Ничего, ничего, — сказал он, пытаясь улыбнуться.
Он сделал усилие, чтобы приподняться, и упал вторично.
Отец д’Экзиль взял его за руку. Она была холодная, как лед. Пощупав пульс и с трудом найдя его, он нахмурил брови. С помощью Кориолана он перенес пастора в свою, или, правильнее, в Рэтледжа комнату. Здесь он уложил его в постель и широко раскрыл окна.
— Дайте мне ваш флакон с солью, — сказал он Аннабель.
Она принялась лихорадочно искать и, наконец, нашла и открыла его. Один только иезуит сохранял хладнокровие. Он сам раздел пастора. Гуинетт не приходил в себя.
— Что с ним? Но что же с ним? — беспрестанно повторяли Рэтледж и Аннабель Ли.
Отец Филипп пожал плечами.
— Почем же я знаю? Лейтенант, лошадь ваша здесь?
— Да.
— Много врачей в лагере?
— Главный хирург Ирвинг и его помощники Тернер и Мак-Ви.
— Хорошо. Садитесь немедленно на коня и привезите нам главного хирурга Ирвинга. Он, должно быть, ученее, потому у него и более высокое звание.
— А пока я пошлю за доктором Кодоманом, — сказала Аннабель.
Отец Филипп сделал гримасу.
— Не люблю я доктора Кодомана. Но, действительно, нужен добрый час, чтобы съездить в лагерь и вернуться оттуда. А доктор Кодоман может быть здесь через полчаса. Мы не имеем права терять столь драгоценное время.
Кориолан и офицер уехали. Аннабель и иезуит остались у пастора, с ними еще и Роза, которая, кудахтая, читала молитвы и перебирала амарантовые фиолетовые четки.
Доктор Дарий Кодоман, экс-профессор судебной медицины на медицинском факультете в Париже, был единственным врачом в городе Соленого озера. Он много раз пытался попасть в дом к Аннабель, но безуспешно. Очевидно, он не сердился на нее за это, потому что через несколько минут был уже там.
— Сударыня! Отец мой! — сказал он, изысканно расшаркиваясь перед ними.
Отец д’Экзиль подвел его к кровати, на которой лежал больной. В кратких словах объяснил в чем дело. Каждую подробность доктор подчеркивал одобрительным кивком головы.
— Так и есть. Да, это так!
Он задумался.
— Тут не может быть двух диагнозов. Боль в горле, боли в надбрюшной области, оцепенение, мурашки по телу, болезненные судороги, повторные обмороки... Прострация полнейшая, угасший голос, сухая кожа... Лихорадки нет, но большая слабость и сонливость. Ошибиться, повторяю вам, невозможно.
Он наклонился к иезуиту и к молодой женщине.
— Он погиб!
Аннабель всплеснула руками.
— Какой диагноз вы ставите? — спросил между тем монах.
— Болезнь, к счастью, чрезвычайно редкая. Но если уж она случается, то не выпускает своей жертвы. У этого несчастного — тяжелая форма желтухи, называемая злостной, или коварной желтухой, — острая желтая атрофия печени, или внезапное общее ожирение. Это та самая болезнь, о которой Рокитанский и Виндерлих...
— Нельзя ли чем-нибудь помочь? — спросила Аннабель.
— Ничем, — сказал Кодоман. — Это одна из тех болезней, перед которыми наука абсолютно бессильна. Ничего. Скоро обнаружится рожистыми пятнами желтуха. Потом будет бред с судорожным сжатием челюстей, судороги, потом — коматозное состояние, потом смерть.
— Несчастный, несчастный! — повторяла, ломая руки, Аннабель. — А нет ли у вас, доктор, средств, чтобы сделать менее ужасными его последние минуты?
— Постараемся, — сказал доктор.
И он стал прописывать лекарство: водный раствор магнезии, 5 граммов; хлорно-железистый лимонад, 10 капель; отвар разведенного камедью риса; Рабелевская вода, 20 капель; лауданум, 15 капель...
Он покачал головою.
— Сколько времени потребуется господину Крикету, чтобы доставить нам все это! Господин Крикет зарабатывает больше продажей слизней и наживки для рыбной ловли, чем продажей трав. Не найдется ли у вас кое-что из этих лекарств, сударыня?
— Не знаю... Думаю, что да, — сказала терявшая голову Аннабель. — Ящик, чемодан, где моя аптечка... Отец, Роза, откройте ее, скорей, скорей!
— Ах! — прошептал отец д’Экзиль, — последний чемодан. Единственный, который еще не тронули!
