Похищение - Пиколт Джоди Линн (прочитать книгу .TXT) 📗
Я слишком поздно понял, что никогда прежде не видел Делию такой огорченной, – и неспроста: впервые в жизни кто-то из нас троих хотел ограничить совместное времяпрепровождение. Терзаясь укорами совести, я отыскал ее в спортзале. Я хотел сказать, что это была неправда, что слова, за которыми нет смысла, похожи на сдутые воздушные шарики и никуда не полетят, – но вместо этого тайком смотрел, как она танцует с Эриком. Он обнимал ее так легко и непринужденно, как я никогда бы не смог. Он касался ее настолько властно, будто части ее тела принадлежали ему, – и, возможно, за долгие годы они действительно перешли в его собственность.
На лице Эрика была написана моя собственная ошибка. Глаза у него горели до того ярко, а внимание было настолько поглощено Делией, что мне захотелось крикнуть «Пожар!» и проверить, среагирует ли он. Я видел, что он ощущает то же, что ощущал в ее присутствии я: словно в груди всходит солнце, словно нет больше мочи хранить эту тайну. Разница заключалась в том, как она смотрела на него. В отличие от нас, во время «свиданий» споривших, кто будет ведущим питчером в новом сезоне и сможет ли Спайдермен побороть Бэтмена в армрестлинге, эта пара сохраняла молчание. Делии нечего было сказать, когда она смотрела на Эрика. Он лишил ее слов, а мне никогда не удавалось этого достичь.
Когда мы уже подросли, я иной раз хотел признаться ей в своих чувствах. Я убедил себя, что даже если в результате придется потерять Эрика, Делия сможет компенсировать утрату. Но потом я вспоминал, как они с Эриком кружили посреди спортзала, цепляя подошвами серпантин, под слащавые баллады, и понимал: сколько бы лет ни прошло, Делия и Эрик все равно будут смотреть друг на друга так, словно весь мир, включая меня, исчез. Я мог потерять одного из них, но едва ли перенес бы утрату обоих.
Однажды я таки допустил промашку: я поцеловал ее, когда мы валяли дурака на берегу реки Коннектикут. Но я обратил поцелуй в шутку, как поступал всегда, когда близость между нами становилась неловкой. Если бы я сказал то, что хотел сказать, когда она плавала среди камышей, крепко держась за мои плечи и покачивая бутоном своих губ прямо у моего подбородка, она, возможно, утратила бы дар речи. Но вдруг не потому, что онемела от счастья, а потому, что не могла ответить мне тем же?
Когда любишь женщину, хочешь, чтобы у нее было все, чего она ни пожелает.
Делил же всегда хотела одного: чтобы Эрик был рядом.
Исправительное учреждение округа Грэфтон лежит у окончания десятой трассы, как сгорбившийся во сне медведь. У шеи этого медведя примостилось родственное здание суда. Когда мы паркуемся, я замечаю, что взгляд Делии прикован к колючей проволоке, тянущейся над забором.
Я выхожу из машины и открываю дверцу Делии. Она, ссутулившись, стремительно шагает к входу в приземистую пристройку, больше похожую на замок гоблина из сказки. Дежурный офицер отрывает глаза от журнала «Максим».
– Мы пришли на свидание к одному заключенному… – говорю я.
– Вы его адвокат?
– Нет, но…
– Тогда приходите во вторник вечером, в приемные часы. – Он снова опускает взгляд на журнальный разворот.
– Вы, наверное, не поняли…
– Ага, не понял. И никогда не понимаю! – рявкает офицер.
– Моего отца поместили сюда два дня назад…
– Вы не можете его увидеть – и точка. Должно пройти несколько недель, прежде чем ему разрешат принимать посетителей.
– Мой отец столько здесь не пробудет, – говорит Делия. – Его отошлют в Аризону.
Это наконец привлекает его внимание. В тюрьме округа не так много людей, ожидающих срочного перевода в другой штат.
– Хопкинс? – уточняет офицер. – Вы не смогли бы встретиться с ним, даже если бы я вам позволил. Сегодня утром он улетел в Феникс.
– Что? – Делия ошарашена. – Отца здесь нет? А его адвокат об этом знает?
Офицер оборачивается на звук хлопнувшей двери, за которым следует отборная брань.
– Теперь знает, – отвечает он.
Эрик замечает нас у КПП и недоверчиво хмурится.
– Что вы тут делаете?
– Почему ты не сказал, что папа уезжает сегодня?
– Потому что мне об этом не сообщили. – Эрик грозно косится на сопровождающего его надзирателя. – Очевидно, ни прокурор из Аризоны, ни окружная тюрьма Грэфтона не сочли нужным уведомить меня об экстрадиции моего клиента. – Он раздраженно роется в кошельке. – У тебя деньги есть? Я еду в аэропорт.
Я даю ему сорок долларов, Делия – еще полтинник.
– Ты хотя бы знаешь, куда идти по прилету?
– У меня будет семь часов в воздухе на то, чтобы сообразить. – Эрик небрежно чмокает Делию в лоб. – Слушай, я все улажу. А ты тем временем найди человека, который сможет приглядеть за домом, и купи себе и Софи билеты в Аризону. Возьми несколько моих костюмов и коробку с пометкой «Эндрю» у меня на столе в офисе. Я позвоню тебе на мобильный, как только что-то выясню.
Мы втроем выходим на улицу, где еще достаточно холодно, чтобы наши обещания кристаллизовались в воздухе. Эрик усаживает Делию на переднее, сиденье моей машины и, наклонившись, тихо говорит ей что-то. Но это за пределами слышимости. Мне кажется, он говорит, что любит ее и что будет по ней скучать, Что когда од сядет на самолет, и закроет глаза, первым, что он увидит, будет ее лицо. Я сам сказал бы то же самое на его месте. Захлопнув дверцу, он обходит автомобиль и приближается ко мне.
– Я не справлюсь, – говорит он.
– Но ты же сказал…
– А что еще я мог ей сказать, черт побери?! Фиц, мне конец. Я вообще не понимаю, что творю, – сознается Эрик. – На руке уже пальцев не хватит, чтобы пересчитать, сколько раз я нарушил закон. Я должен был заставить ее найти ему другого адвоката. Настоящего адвоката.
– Ты настоящий адвокат, – уверяю его я. – Она попросила тебя сделать это, потому что знает, что ты поможешь Эндрю выпутаться.
Он задумчиво проводит рукой по лицу.
– А что я буду делать, когда его признают виновным и Делил не сможет мне этого простить?
– Значит, сделай так, чтобы этого не случилось.
– Мне конец, – повторяет Эрик, качая головой. – Пора идти. Позаботься о ней, хорошо?
Он передает мне Делию, как будто она драгоценность, предназначенная для контрабанды. Как молитву, которую тайком шепчут еретики. Как залог. Эрик уже доходит до другого конца парковки, когда я наконец отвечаю:
– Я всегда забочусь о ней.
II
Как мало осталось от того, кем я некогда был! Пожалуй, только лишь память и осталась. Но вспоминать – значит страдать, пускай и в новой форме.
Лелия
В детстве я представляла, как мама вернется ко мне. К примеру, я заказываю молочный коктейль в кафе, когда женщина на соседнем табурете вдруг смотрит мне в глаза – и наши взгляды скрещиваются подобно молниям. Или так: я открываю дверь – а на пороге вместо почтальона стоит моя мать. А может, на первом занятии водительских курсов я сяду в машину – и увижу ее на заднем сиденье с блокнотом, и она будет удивлена не меньше моего. В своих мечтах я отказывалась воспринимать смерть как абсолютный конец и мы всегда находили друг друга случайно. В моих мечтах мать и дочь узнавали друг друга без единого слова.
Странно теперь думать, что за эти двадцать восемь лет я могла видеть ее в очереди к кассе супермаркета. Она могла пройти мимо меня на автобусной остановке или на оживленной улице. Мы даже могли обменяться любезностями по телефону: «Нет, к сожалению, вы ошиблись номером». Странно думать, что наши пути могли пересечься – а мы и не знали, что теряем.
Если возникнет необходимость, всю жизнь можно уложить в одном-единственном чемодане. Спросите у себя, что вам действительно нужно, и ответ удивит вас самих. Вы запросто отбросите неоконченные проекты, неоплаченные счета и ежедневники, чтобы хватило места для фланелевой пижамы, которую вам нравится надевать дождливыми вечерами, камушка в виде сердца, подаренного вашим ребенком, и потрепанной книжонки, которую вы перечитываете в апреле каждого года, потому как влюбились, когда читали ее впервые. Оказывается, важно не то, что вы накопили за долгие годы, а то немногое, что вы можете унести с собой.