Жангада. Кораблекрушение «Джонатана». - Верн Жюль Габриэль (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
Пока плот шел без остановок, Бенито, конечно, не мог охотиться на берегу, но тогда охоту вполне успешно заменяла рыбная ловля.
В реке водилось множество превосходной рыбы: «пако», «суруби», «гамитана», очень нежные на вкус; большие скаты «дуридари», с розовым брюхом и черной спиной, покрытой ядовитыми шипами; ловили тут и уйму мелких «кандиру», из породы сомовых, — они бывают микроскопически малы и густо облепляют ноги неосторожного купальщика, заплывшего в их стаю.
Воды Амазонки богаты и многими водяными животными, которые порой часами следовали за плотом. Среди них встречались гигантские пираруку длиной в десять — двенадцать футов, покрытые панцирем из широких чешуек с алой каймой, мясо которых ценят только туземцы. Поэтому путешественники их не ловили, так же как и грациозных речных дельфинов, сотни которых резвились вокруг жангады и порой даже били хвостом по бревнам; выскакивая то спереди, то позади нее, взметая фонтаны воды, они оживляли водную гладь, переливаясь на солнце, а солнечные лучи, преломляясь в брызгах, сверкали всеми цветами радуги.
16 июня жангада, приближаясь то к одному, то к другому берегу, благополучно миновала ряд мелей и прошла мимо большого острова Сан-Пабло, а вечером следующего дня остановилась у деревни Мороморос, на левом берегу Амазонки.
Сутки спустя она проплыла мимо устьев Атакоари и Коча, затем мимо «фуро», то есть канала, соединяющего реку с озером Кабелло-Коча на правом берегу, и вошла в гавань у миссии Коча.
Во главе миссии Коча стоял в ту пору францисканский монах, который посетил отца Пассанью. Жоам Гарраль очень радушно встретил гостя и пригласил его отобедать на жангаде.
В этот день как раз был обед, делавший честь индианке-поварихе.
Традиционный бульон, приправленный душистыми травами; лепешки, которые в Бразилии часто заменяют хлеб и делаются из маниоковой муки, пропитанной мясным соком и протертыми томатами; дичь с рисом под острым соусом из уксуса и «малагета»; овощное блюдо с перцем; холодный пирог, посыпанный корицей, — вот обед, который мог соблазнить бедного монаха, вынужденного сидеть на скудной монастырской пище. Все уговаривали его остаться. Якита вместе с дочерью прилагала все усилия, чтобы его удержать. Но францисканец должен был вечером навестить больного индейца в Коча. Он поблагодарил гостеприимных хозяев и ушел, унося с собой подарки, которые должны были прийтись по вкусу новообращенным членам миссии.
Два дня у лоцмана Араужо было очень много хлопот. Русло реки мало-помалу расширялось, но островов появлялось все больше, и течение, стесненное этими препятствиями, становилось все быстрее. Пришлось принимать большие предосторожности, чтобы пройти между островами Кабелло-Коча, Тарапот, Какао, и делать много остановок, высвобождая жангаду, которая не раз чуть не садилась на мель. В таких случаях вся команда дружно бралась за дело. После довольно беспокойного плавания, к вечеру 20 июня, вдали показалась Нуэстра Синьора-де-Лорето.
Лорето был последним перуанским городом на левом берегу реки, перед бразильской границей. В настоящее время это просто небольшая деревня с двумя десятками домов, расположенных на холмистом берегу, глинистые склоны которого как будто окрашены охрой.
В Лорето живет несколько перуанских солдат и два-три португальских купца, торгующих хлопчатобумажными тканями, соленой рыбой и сальсапарелью.
Бенито высадился на берег, чтобы купить несколько тюков сальсапарели, имеющей всегда большой спрос на рынках Амазонки.
Жоам Гарраль, по-прежнему поглощенный работой, занимавшей все его время, не сошел с жангады. Якита и Минья тоже остались на борту, в обществе Маноэля. Дело в том, что Лорето славится москитами, которые отпугивают всех приезжих, не желающих пожертвовать толику своей крови для насыщения этих двукрылых кровососов.
Маноэль только что рассказал собравшимся кое-что об этих насекомых, и никому не захотелось подвергаться их укусам.
— Говорят, — добавил Маноэль, — все десять пород москитов, которые отравляют берега Амазонки, устраивают слеты в Лорето. И я готов этому поверить, не проверяя на своей шкуре. Здесь, милая Минья, у вас будет богатейший выбор: москит серый, мохнатый, белоногий, карликовый, трубач, флейтист, жгучий нос, арлекин, большой негр, рыжий лесовик. Впрочем, выбирать будете не вы: они сами изберут вас своей жертвой, и вы вернетесь сюда неузнаваемой! Поистине эти злобные двукрылые охраняют бразильскую границу лучше, чем бедняги солдаты — несчастные заморыши, которых мы видим на берегу.
— Но если в природе все имеет назначение, — спросила девушка, — то для чего нужны москиты?
— Для счастья энтомологов, — ответил Маноэль. — Ей-богу, мне очень трудно найти лучшее объяснение!
Маноэль сказал о москитах истинную правду. И когда Бенито, окончив закупки, вернулся на жангаду, лицо и руки у него были покрыты тысячью красных волдырей, не говоря уж о том, что клещи, несмотря на кожаные сапоги, впились ему в ноги.
— Прочь, прочь отсюда, не медля ни минуты! — закричал Бенито. — Иначе полчища этих проклятых москитов налетят на жангаду, и жить в ней станет невозможно!
— И мы привезем их в провинцию Пара, — добавил Маноэль, — а там и своих предостаточно!
Итак, не задерживаясь на ночь у этих берегов, жангада отчалила и снова поплыла по течению.
От Лорето Амазонка слегка поворачивает на юго-восток и течет между островами Арава, Куяри, Урукутео. Жангада поплыла по темным водам Кажару, сливающимся со светлыми струями Амазонки. Вечером 23 июня, пройдя этот левый приток реки, она уже спокойно скользила вдоль большого острова Жахума.
Ясный закат на безоблачном небосводе предвещал дивную тропическую ночь, каких не знают в умеренном климате. Легкий ветерок освежал воздух. На небо скоро должна была взойти луна и заменить своим светом сумерки, — их не бывает на этих широтах. А пока, в темноте, звезды сияли необычайно ярко. Огромная равнина бассейна реки, казалось, уходит в безбрежную даль, словно море, и над ней, на высоте двести тысяч миллиардов лье, сверкал на севере единственный алмаз Полярной звезды, а на юге — четыре бриллианта Южного Креста.
На левом берегу острова Жахума выступали черные силуэты полуосвещенных деревьев. Их можно было узнать лишь по общим очертаниям. Вот стройные, как колонны, стволы копаюсов, с раскинувшимися, словно зонтики, вершинами; вот купы сандисов, из которых добывают густой и сладкий молочный сок, пьянящий, как вино; вот несколько винных деревьев высотой в восемнадцать футов, с трепещущей от малейшего ветерка листвой. Воистину можно сказать: «Какая прекрасная поэма эти амазонские леса!» И добавить: «Какой величественный гимн эти тропические ночи!»
Слышались последние вечерние песни лесных птиц: бентивисов, которые подвешивают свои гнезда на прибрежном камыше; местных куропаток «ниамбу», песенку которых, состоящую из четырех нот, повторяют многие пернатые подражатели; жалобный напев «камичи»; крик зимородка, словно по сигналу отвечающего на последние выкрики собратьев; звонкие, как труба, голоса «каниндэ» и красных попугаев ара, прикорнувших в ветвях жакетибы, сложив крылья, яркие краски которых погасила спустившаяся ночь.
Команда жангады оставалась на своих местах, но отдыхала. Только лоцман стоял на носу, и его высокая фигура едва выделялась в сгустившейся темноте. Вахтенные, застывшие на борту с длинными баграми на плече, напоминали стан татарских всадников. Бразильский флаг на носу жангады неподвижно повис на древке, и у ветра не хватало силы его развернуть.
В восемь часов с колокольни маленькой часовни раздались первые три удара колокола, возвещавшие начало вечерней молитвы. Затем прозвучало еще два раза по три удара, и вскоре вечерня закончилась частым перезвоном.
Между тем семья Гарраля вышла на веранду подышать свежим воздухом после жаркого июльского дня. Так бывало всякий вечер. Жоам Гарраль обычно молчал, прислушиваясь к разговорам, а молодежь весело болтала, пока не наступало время ложиться спать.
