В плену у конфедератов. Случай времен американского восстания - Рид Томас Майн (читать книги без .txt) 📗
– Да благословит вас Бог, капитан Гарнер! Вы вернулись вовремя. Четверо янки, и еще их лошади и оружие! И один из них настоящий джентльмен, – со смехом добавила она, указывая на бедного Тоттена, который по какому-то недоразумению сидел верхом на маленькой лошади; его длинные ноги едва не касались земли, и это делало его смешным.
– Да, бабушка, – ответил капитан. – У меня сегодня разыгрался аппетит, и я голоден, как техасец. Чем покормишь нас?
– Ничего особенного, масса: молоко и кукурузные лепешки.
– Для таких голодных животов, как наши, сойдет, – сказал капитан. – Парни, – обратился он к своим людям, – мне кажется, вон в той пристройке найдете продовольствие. Разрешаю вам забрать все. Я заплачу бабушке деньгами Конфедерации; она отдаст их хозяину, когда тот вернется.
Для партизан конфедератов нет ничего лучше разрешения на грабеж; через три минуты полдюжины солдат накинули веревку на корову, из которой приготовят обед; еще столько же гонялись за курами и утками, принадлежащими маленькой плантации.
Четверых пленников усадили на бревно вблизи входа в хижину; капитан конфедератов и его лейтенант уселись на пороге. Они негромко разговаривали; но у меня очень острый слух, особенно в такой момент, и, слушая их внимательно, я понял, что с нами скоро останется только шестеро, и командовать ими будет лейтенант. Я раньше не обращал на него особого внимания, заметил только, что это совсем молодой человек с мрачным и зловещим лицом; когда он смотрел на нас, в глазах его были ненависть и презрение. Теперь, услышав эти слова, я повернулся на бревне и посмотрел на лейтенанта внимательней.
Внешне он совсем еще мальчик; высокий, худой, с маленькими глазками, как у хорька. Совершенно очевидно, он не похож на своего красивого и откровенного командира. Я сразу понял, что передо мной безжалостный враг; такой прикажет расстрелять нас так же легко, как выстрелит в белку, если мы дадим ему малейший повод. Тем не менее я обрадовался, услышав, что вскоре мы будем предоставлены его заботам: я надеялся на его молодость и самоуверенность. Я знал, что застать его врасплох в десять раз легче, чем такого беззаботного внешне капитана.
Тем временем лошадей расседлали, и несколько солдат принялись ухаживать за ними. Лошадей напоили из расположенного поблизости колодца, принесли из хижины мешок кукурузы и высыпали в длинное корыто, проходившее вдоль всего строения.
Старуха негритянка продолжала делать в наш адрес насмешливые замечания. Время от времени она показывалась в дверях, хлопала в ладоши, ударяла себя по коленям и восклицала:
– Слава Богу! Четверо янки за раз!
Немного погодя она вынесла ведро с водой и старую оловянную чашку. Поставив ведро рядом с нами, она наклонилась, делая вид, что убирает что-то из воды. И тут я услышал, как она негромко, словно сама с собой, говорит:
– Добрые люди, солдаты Линкольна! Не обращайте внимания на слова старухи! Она просто болтает. Берегитесь этого масса Баркера: он убьет вас, если сможет.
Поймав наконец то, что ловила, она выбросила это воображаемое нечто на землю; потом наполнила чашку и с улыбкой протянула мне.
Итак, у нас есть один тайный друг. Я сразу понял, что «масса Баркер» – это лейтенант; старуха считает его опасным человеком; я знал, что к ее предостережению нельзя относиться легкомысленно. И решил действовать осторожно и зря не рисковать. Однако дал себе слово, что при малейшей возможности нужно попытаться сбежать, как бы рискованно это ни было.
Я поймал взгляд Тоттена и понял, что он думает о том же. Смотрел он бесстрашно. У меня есть товарищ, на которого можно рассчитывать.
Примерно в час дня мы снова двинулись – начали пологий спуск в долину Шенандоа. Но не доезжая реки капитан с большей часть солдат свернул в сторону; они поехали по тропе вдоль ручья; с нами остались лейтенант и шестеро рядовых.
Лошади осторожно спускались, и я умудрился отъехать подальше от цепочки мятежников. У нас с Тоттеном появилась возможность обменяться несколькими словами, которые не услышат ни наши товарищи, ни конфедераты.
– Тоттен, – сказал я, – вам, наверно, не хочется отправляться в тюрьму Либби (Тюрьма конфедератов для офицеров-северян в г.Ричмонде; представляла собой переоборудованный склад табачных изделий фирмы «Либби энд Сон», без отопления и вентиляции. – Прим. перев.)?
– Будь я проклят! – ответил он; такова была его обычная форма согласия. – Я скорее соглашусь на пулю. Готов рискнуть, лишь бы не отправляться туда.
– Боюсь, этот молодой мятежник не даст нам возможности уйти.
– Не думаю. Он, наверно, такого о нас плохого мнения, что считает, будто мы ни на что не решимся. Будь я проклят! Если бы мне удалось ударить его по башке, он увидел бы звезды! Заметили, как он на нас смотрит, как разговаривает с нами? Словно мы собаки.
– Сержант, вы можете растянуть лодыжку во время следующего привала? Скоро они будут менять лошадей. Я слышал, как один из них сказал об этом. Если мне придется ждать вас и перевязывать вам ногу…
Но закончить мне не удалось. Подъехал лейтенант и с тех пор держался рядом с нами.
Спустившись с холма, мы выехали на поляну. На ней стояла ферма. Большое бревенчатое здание с двумя крыльями; двор между ними был под крышей; одно из крыльев имело жилой вид; второе без окон, только один вход со двора.
Во дворе нам приказали спешиться. После того как мы привязали лошадей к длинной жерди, нас повели на задний двор; он находился на несколько футов ниже поверхности. Мы с Тоттеном шли рядом; и как раз когда добрались до ступенек, ведущих на этот задний двор, сержант запнулся, попытался остановить падение, но безуспешно, и тяжело упал. Двое мятежников, шедшие перед нами с ружьями в руках, услышав шум, повернулись. Увидев лежащего в пыли сержанта, они рассмеялись; казалось, зрелище доставляет им много веселья.
Тоттен упал с такой силой и так естественно, что я подумал, не ранен ли он на самом деле. И уверился в этом, когда он попытался встать, но со стоном опустился и воскликнул:
– Капитан, я сильно растянул лодыжку!
Теперь подошел лейтенант и грубо спросил, в чем причина шума. Получив ответ, он приказал отвести нас в маленькую конюшню в углу двора. Я попросил разрешения оставить Тоттена во дворе и мне самому остаться с ним, чтобы поливать его ногу холодной водой и проверить, сможет ли он ходить, прежде чем мы двинемся дальше.
– Можешь лечить его и в конюшне! – с улыбкой ответил этот волчонок.
– Но, лейтенант, здесь удобней, – самым мирным тоном сказал я. – Тут вода под рукой.
– Уберите этих двоих! – приказал он, показывая на рядовых: Хилла и Гэри. –Лошадей отведите на старое поле; четверо получат свежих лошадей и должны быть готовы ехать со мной.
Хилла и Гэри увели в конюшню и закрыли там; у входа поставили двоих часовых.
Я с большим трудом дотащил Тоттена до веранды дома и устроил под большим деревом; он прислонился спиной к стволу и смог сидеть. Затем, используя ладони как ковши, я принялся поливать ногу сержанта холодной водой.
Один из часовых оставался у дверей конюшни, в которой находились Хилл и Гэри, второй подошел к нам. Это был худой, но сильный солдат с настороженным выражением маленьких зеленых глаз.
Я с радостью заметил, что конфедераты сняли с лошадей седла, провели животных по узкой тропе и отпустили на большое огороженное поле.
Вернувшись, четверо конфедератов зашли во вторую конюшню, больше по размерам. Немного погодя они снова вышли; каждый вел по лошади. Этих лошадей они привязали перед домом.
Все эти лошади были оседланы и взнузданы; через открытую дверь конюшни я видел, что она пуста. Эти четыре лошади – единственные запасные у конфедератов.
В каждое из крыльев дома можно было заходить через расположенную в середине дверь. Дверь из тяжелого дуба открывается внутрь, ее можно закрыть снаружи на крепкий засов; вдобавок у каждой двери был прочный металлический брус.
Вскоре после того как я подвел Тоттена к веранде, я заметил, что дверь оставлена полуоткрытой; лейтенант тоже вошел внутрь и сел.
