Приключения капитана Кузнецова - Кулик Сергей (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
Лежа на спине, протягиваю руку и ощупываю свою "постель". Рука тонет в мягкой и прохладной щетке густого мха, а ниже - толстый слой полусгнившей мокрой подстилки из прутьев, листьев и хвои.
Выдергиваю и сжимаю в кулаке мягкие и нежные побеги мха, на грудь капает прохладная влага. Не задумываясь над пригодностью этой жижицы для питья, смачиваю ею язык и губы. Влага сильно пахнет грибами и плесенью, связывает и горчит во рту, но переносить жажду стало легче, шум в голове уменьшился и дышать стало совсем легко. От напряжения немеют пальцы, разжимается кулак, и горсть отжатых растений валится на подбородок. По белесым узким листочкам узнаю знакомый по коллекциям еще со средней школы, по охотничьим скитаниям сфагновый или, как его еще называют, торфяной мох.
Он замечателен тем, что растет совсем без корней и может расти даже в таких местах, где воды в почве нет или она другим растениям недоступна. Белесые листочки сфагнового мха с большой жадностью впитывают влагу из воздуха, и удерживают ее в крупных клетках-цистернах. Мох так экономно расходует свои запасы, что у него всегда есть необходимая для жизни и роста влага. Сфагнум не погибает при старении: отмирает только нижняя часть побега, и под покровом густой щетки верхних живых побегов мертвая часть превращается в беззольный торф.
Как-то мне приходилось слышать от старого партизана, что в тайге их всегда выручал этот мох. Из влажного сфагнума накладывались жаропонижающие компрессы, а высушенный мох заменял бинты и вату.
Кругом стояла спокойная таежная тьма. Только там за кронами, в небесной вышине, по-домашнему деловито светили звезды, где-то у горизонта с северо-запада медленно плыла на восток бледная заря летнего севера. Я поднялся на локтях, потом сел на подстилку: в глазах запрыгали золотые иголки, поплыли желтые круги, в ногу кольнуло чем-то раскаленным и острым.
Когда боль стихла, я попробовал снять сапог, но тут же понял, что сделать это не удастся, так как нога сильно распухла и голенище плотно обтянуло икру.
- Надо разрезать! - подумал я и машинально сунул руку в правый карман штанины. Ножа в кармане не было.
Превозмогая боль, обшарил мох вблизи, проверил в карманах, ощупал гимнастерку и куртку, но ножа так и не нашел. Эта потеря настолько огорчила, что притупилась боль в ноге, забыл о жажде.
"Нож солдата" - так он назывался по торговому прейскуранту - я купил года два тому назад в Новосибирске и с тех пор с ним не расставался. В красной оправе из пластмассы было два лезвия, отвертка, штопор, шило и консервный нож. Короче говоря, это был очень прочный и удобный нож.
Я опять начал шарить по карманам со смутной надеждой найти его, но в руку попала самодельная расческа из дюралюминия - подарок фронтового друга Кости Реброва. После удачно выполненного боевого задания Костя несколько часов просидел над кропотливой работой, приводя, как он говорил, в божеский вид кусок дюралюминия от сбитого им под Яссами "мессершмитта". Свою поделку он держал в секрете. И только в день освобождения Бухареста преподнес мне подарок - завернутую в бумажку расческу с надписью и датами. Подарок утром и вечером напоминал мне о днях войны, о где-то летающем теперь Косте, о фронтовых удачах и злоключениях асов.
Хотя расческа и не могла заменить нож, но я обрадовался ей, и она сослужила мне большую службу.
Острыми, как у пилы, зубчиками, за которые я не раз поругивал Костю, без труда разрезал голенище. Сняв сапог, я начал ощупывать ногу. Пальцы и ступня были целы, голень тоже в порядке, только на самой "чашечке" прощупывалась большая ссадина, и сильно распухшее колено при вспышке спички казалось иссиня-черным.
Закончив осмотр, я вырыл в подстилке неглубокую канавку, обложил ее отжатым мхом и поместил туда больную ногу. Сверху опять наложил толстый слой мха, поудобнее улегся и - будь что будет - так решил провести ночь. Через полчаса боль прекратилась, и я крепко уснул.
Проснулся от резкого холода. По верхушкам деревьев заря уже рассыпала свою позолоту, но под пологом крон еще таился серовато-черный, сырой и холодный морок. Я застегнул гимнастерку и куртку и, чтобы побыстрее согреться, лежа, как на больничной койке, начал делать гимнастические упражнения руками, чередуя их с глубокими вздохами. Движения разогнали сон и быстро согрели, но тут же, словно ото сна, пробудилась жажда, и я начал думать, как добыть воду.
Тайга, конечно, не пустыня и воду здесь можно найти почти всюду, но правильно говорят сибиряки: "Не теряй ног в тайге - погибнешь". А тут еще, словно назло, из сомкнутых крон посыпались холодные, пахнущие сосновой смолью и хвоей капли. Попадая то на грудь, то на лицо и даже на глаза, ни одна из них не смочила пересохшие воспаленные губы.
Ночь медленно уходила в свои тайники, уступая место голубоватому рассвету. Точно по команде, со всех сторон застучали дятлы, свистнул клест, где-то далеко заурчала гор лица. В тайге стало просторно и гулко - могучая и мирная она просыпалась. Из-за кустика голубики с любопытством и удивлением меня рассматривали чьи-то черные и влажные, красиво посаженные на острой рыжей мордочке маленькие глазки. Потом, осмелев, зверек выполз из укрытия, поднял на коротких ножках гибкое тело и, выгнув дугой ржаво-бурую спинку, начал меня обнюхивать с почтительного расстояния. На душе стало веселее, и я не удержался, чтобы не заговорить с первым знакомцем в этой глухомани.
- Живешь и здесь, колонок? Значит и я проживу.. - сказал шепотом, чтобы не вспугнуть зверька. Но колонок и не думал убегать. Он, наверно, возвращался с удачной ночной охоты за мышами и теперь после сытного завтрака подыскивал удобное место для дневного отдыха.
Колонок скрылся в подлеске. Я тоже начал выбираться из своей берлоги и, к большому счастью, тут же у изголовья нашел нож. Срезав небольшое деревце с развилкой, сделал палку наподобие костыля и, превозмогая дурманящую боль в колене, поднялся на ноги.
За ночь опухоль немного спала, но нога не сгибалась. И хотя уже была надежная опора - по мягкой лесной подстилке я не мог сделать ни одного шага и с завистью посмотрел туда, где недавно скрылся колонок. Метрах в десяти, за кустами рододендрона, покрытого густыми лилово-розовыми цветами, в небольшой ложбинке от старого выворотня я увидел лужу.
На левом боку с помощью рук и костыля, потея и изнемогая от боли, добрался до нее и долго, без передышки, глотал коричневую, пахнущую банным веником и грибами холодную воду.
Утолив жажду, здесь же у лужи съел полплитки шоколада, приложил свежий компресс к колену и вскоре уснул.
На этот раз меня разбудил рокот мотора самолета. Не обращая внимания на боль в колене, я быстро встал на ноги и начал "выслушивать" небо. Сердце сильно колотилось, в ушах раздавался стоголосый перезвон, а рокот мотора, казалось, то усиливался, то стихал, а потом и вовсе прекратился.
Что меня уже разыскивают - я не сомневался. Но найти человека под покровом тайги без сигнализации также трудно, как и затерявшуюся в стоге сена иголку.
Так как костра я не зажигал, то единственным указателем места моего приземления мог быть разорванный парашют. Я посмотрел в ту сторону, где еще вчера он висел на сучьях сосны, и последняя моя надежда рухнула: на сосне парашюта не было. Опять ползком я возвратился на место ночлега и увидел, что обрывки купола вместе со стропами лежат на земле.
Врач нашего подразделения Фаина Александровна всякий раз, провожая пилота в очередной полет, придирчиво проверяла трехдневный неприкосновенный запас продуктов, который в брезентовом мешочке пришивался медсестрой к лямке подвесных ремней справа, сама накладывала пломбу и проверяла целость запаса при возвращении летчика. В таком же парусиновом мешочке меньшего размера слева прикреплялась аптечка первой помощи.
Инструктаж Фаины Александровны всегда был кратким и ясным: "Если придется прыгать - еду и йод бери с собою".
Теперь, когда я вскрыл мешочек, мне очень захотелось поцеловать руки нашей труженицы и попросить прощение за те подчас небезобидные шутки, что отпускали пилоты в ее адрес. В посылке было немного сухарей, граммов двадцать соли, банка сгущенного молока, банка свиной тушенки и банка паштета. Если к этому прибавить полторы плитки шоколада, что лежат в кармане куртки, то будет полный перечень моих продуктов.
